Караульный начальник подкинул монету на ладони.
— Это монета заморских чертей, — проговорил он задумчиво. — Откуда ты ее раздобыл?
— Мой отец-лодочник привез ее из Шанхая, — сообщил Линь.
— Где твой отец?
— Он умер. Его убили длинноволосые разбойники.
Яо Чжэнь сильно тряхнул его за косу. Это было рискованное дело, потому что коса могла остаться в руках у Яо. Но бывший аптекарь сделал это очень ловко. Линь вскрикнул от боли, потому что Яо незаметно ущипнул его за ухо.
— Монета останется у меня, — важно сказал начальник караула, — пока мы не выясним, каким образом в руки твоего покойного отца попала такая ценная вещь. Мы займемся расследованием завтра. А пока проходите, и поскорее, а то разбойники опять начали стрелять.
Таким образом «беглецы» под командой Дэна оказались в северной части Нанкина, в узких, грязных переулках, населенных мелкими торговцами и ремесленниками и увешанных целым лесом вертикальных вывесок, которые почти закрывали небо. «Беглецов» уверенно вел Яо. У него здесь были родственники и друзья.
Из маленькой лавчонки, где торговали амулетами и игральными картами, на стук Яо вышел на улицу рослый мужчина с фонарем.
Яо произнес какие-то малопонятные слова — они звучали, как заклинание.
Мужчина взмахнул фонарем. Откуда ни возьмись, на улице появилось несколько человек, закутанных до ушей в темные плащи. «Беглецов» подхватили под руки и потащили во двор, из него — в другой, потом — в третий. Затем они спустились по лестнице в какой-то погреб, вышли из него, поднялись по лестнице, прошли по длинному коридору и вышли во двор, который, по счету Линя, был уже четвертым двором на их пути.
В этой части города дома были построены беспорядочно. Дворы, переходы и закоулки образовывали такую запутанную сеть, что даже полиция наместника не решалась появляться там. Бывали случаи, когда стражники бесследно исчезали в этих трущобах. Члены тайных обществ, которым угрожала смертная казнь, бежали в этот квартал и скрывались здесь месяцами.
На четвертом дворе сидело на корточках человек двадцать. Яо снова обратился к ним с какими-то невразумительными словами. Ему ответили несколько голосов. Провожатые с фонарями отвели в сторону Дэна и что-то шепотом стали ему говорить. Дэн подозвал Линя и Ван Яна.
— Ступайте с этими людьми, — сказал он, — они отведут вас в подземный склад оружия. Вы останетесь там до утра. Утром наши братья придут за вами. Смотрите, чтоб никто не проник в склад ночью! Если на склад придут люди, которые не знают полного имени и титула Небесного Царя, расправляйтесь с ними смело.
— А что будет завтра? — спросил Ван Ян.
— Завтра Нанкин будет наш, — отвечал Дэн.
Ван Ян и Линь не спали всю ночь. В подземном складе было много оружия. При свете потайного фонаря поблескивали у стен наконечники копий и секир. Здесь были тяжелые, длинные фитильные ружья с подставками, чтобы легче было стрелять, набор кинжалов и мечей, ящики с порохом, пистолеты с большими, тяжелыми рукоятками, наконец короткие ружья, с виду невзрачные, с плоскими курками. Ван Ян потрогал пальцем полированные приклады этих ружей.
— Какие некрасивые ружья, — заметил Линь.
Ван Ян покачал головой.
— По-моему, это ружья заморских людей, — сказал он. — Я однажды видел такое ружье… Они заряжаются не с той стороны, откуда вылетает пуля. Они очень быстро стреляют.
— Откуда они здесь?
— Братья, наверно, купили их в Шанхае. Там торгуют ружьями и порохом.
Ван Ян помолчал и прибавил:
— Иностранцы всем торгуют. Они продают даже людей.
Всю ночь Ян и Линь не спали. Они тщательно прислушивались, но в подземелье не проникал ни один звук. Казалось, Нанкин вымер. На рассвете земля вздрогнула. Глухой гул прокатился где-то вверху, над головами караульных. Вслед за этим раздались голоса. В подвал вбежал Дэн, за ним еще человек десять.
— Берите ружья! Выносите копья и мечи наверх!
— Что там, наверху? — спросил Ян.
— Наши подорвали стену у ворот Ифынь.
Прямые, длинные улицы северной части города заполнены вооруженным народом. Повсюду раздавались крики, хлопали выстрелы.
Маньчжурские войска сражались храбро. Они знали, что город осажден и что пощады им не будет. За завалами из досок, бревен, бамбуковых щитов сидели их стрелки и вели непрерывный огонь.
Два раза народ и проникшие в город тайпинские воины атаковали стену маньчжурского квартала и оба раза откатились обратно. Зацокали копыта, и Линь услышал истошный рев маньчжурских кавалеристов.
Услышав этот рев, Ван Ян вздрогнул. Это был боевой клич, который он когда-то слышал в Долине Долгих Удовольствий в те дни, когда он бежал на юг, оставляя за собой землю предков. Он стиснул руками копье.
Засверкали сабли, и в облаке пыли появились ярко раскрашенные туловища тигров с масками, изображающими чертей с красными ртами. Такой костюм цинские воины надевали для устрашения врагов.
Ван Ян оскалил зубы и с размаху всадил копье в переднего всадника. Удар был так силен, что всадник скатился с седла, а лошадь его вздыбилась. Следующий всадник налетел на предыдущего и упал вместе с лошадью. Ван Ян убил его.
Пронесся тяжелый гул. Всю улицу рвануло и застлало пылью. Послышался тайпинской боевой клич, и мимо Ван Яна пробежал Дэн с обнаженным мечом, а за ним еще несколько воинов с копьями.
— Подорвали стену, — сказал Дэн, тяжело дыша. — Это второй подкоп. Теперь им совсем конец. Вся северная стена рухнула, наместник убит…
С юга и запада на штурм шли массы вооруженных крестьян. Клич «Тайпин!» гремел по всем предместьям. Как ревущий водопад, врывались в Нанкин десятки тысяч воинов Великого Благоденствия. Эта бурлящая река копий и флагов залила улицы и площади. Маньчжуры засели во внутреннем городе. Густые облака дыма поднимались от горящих ямыне и дворцов.
Маньчжуры защищались еще целые сутки. Только на следующий день к вечеру Нанкин был окончательно освобожден. Маньчжурский город горел. На улицах вражеские офицеры стояли на коленях, умоляя о пощаде, но пощады не было. Будущая столица Тайпин Тяньго была очищена от «чертей» целиком и стала именоваться «Небесной Столицей».
Громыхание выстрелов сменилось гулкими звуками литавр и гонгов, треском хлопушек и торжественным пением. Воины Лю Юнь-фу, человека с рассеченной щекой, вечером стояли на карауле возле знаменитой Фарфоровой башни, которая когда-то считалась чудом искусства. Башня стояла вне стен Нанкина, на другой горе. Оттуда было видно и слышно праздничное оживление в городе. То и дело цветные вспышки фейерверка озаряли изогнутую, крутую крышу бывшего дворца наместника, который теперь стал дворцом Небесного Царя.
Го смотрел на эту картину с умиленным восторгом.
— Небесный Царь все может сделать, — говорил он, — потому что его могуществу нет предела!
— А земля? — как всегда, спросил Ван Ян. Командир взвода Лю Юнь-фу достал из-за пазухи бумагу, покрытую иероглифами, и развернул ее.
— Смотрите и слушайте! — сказал он. — Здесь написано, что вся земля в государстве делится по числу едоков. У кого семья больше, тот и получит больше..
— А если неурожай? — перебил его Ван Ян.
— Тут сказано: «В случае неурожая оказывают помощь из тех мест, где был хороший урожай, чтобы все наслаждались великим счастьем небесного отца, верховного владыки. Если есть земля, ее обрабатывают совместно; если есть пища, ее едят совместно… если есть деньги, их расходуют совместно». И дальше сказано:
«Все равны перед лицом небесного отца, и не должно быть человека, который не был бы сыт и в тепле..»
Ван Ян вздохнул и прошептал:
— Скоро ли это будет?..
— Когда мы очистим Китай от цинских чертей, — отвечал Лю.
— А как женщины? — спросил Ван Ян.
Он уже давно не видал своей семьи. Его дочь находилась в женском лагере, где «старшей сестрой» была его жена Инь-лань.
— Женщины будут разводить шелковичных червей, ткать и шить платье. Мужчины будут заниматься земледелием. И хороших земледельцев будут награждать.
— И я тоже буду заниматься земледелием? — подозрительно спросил Яо. — Ведь я аптекарь и знаю свое дело не хуже, чем вы умеете выращивать рис.
— Аптека у тебя будет, пока люди болеют, — сказал Дэн. — Ты можешь не беспокоиться.
— А чем мне за это будут платить, если не будет денег? — сердито спросил Яо.
— Ты будешь есть то, что едят все, — сказал Лю. — Тут написано, что все мы — большая семья и все люди во Вселенной не будут иметь ничего лишнего. Править будут добродетельные и мудрые, и не будет ни разбойников, ни замков на дверях.
В городе снова грянули барабаны и взлетели над крышами ракеты. Фарфоровая башня озарилась разноцветными огнями. Дэн начертил древком копья на песке два иероглифа.
— Что это за знаки ты начертил на земле?
— «Шатун», — ответил Дэн, — это значит «великая общность».
Снова загремели барабаны в Нанкине. Ван Линь стоял опершись на копье и вглядывался в темноту.
— Что ты молчишь, юноша? — спросил командир взвода. — Что ты там увидел?
— Фонари, — сказал Линь.
— Фонари?
Лю Юнь-фу встал и посмотрел во мрак. Где-то очень далеко вспыхивали и гасли крошечные огоньки, похожие на светлячков.
— Ты прав, — проговорил Лю после долгого молчания, — это фонари маньчжурских солдат.
3. «Общество неба и земли»
Большой портовый город Шанхай резко делится на две части: южную и северную.
Южная часть обнесена стенами. Улицы в ней узкие, полутемные, кривые. Шум, грохот, лязг, звон, крики разносчиков, зазывания официантов в ресторанах и цирюльников на перекрестках не смолкают с утра до ночи. Здесь, в путанице переулков, тупиков и внутренних дворов, живут сотни тысяч людей, о существовании которых никто не заботится. Даже сам начальник стражи не знает, сколько людей в квартале, где они живут и чем занимаются. Этот город называется «китайским» городом. Но есть еще один Шанхай: северный, европейский, недавно выросший на берегу полноводной реки Хуанпу. Этот Шанхай называется по-английски «сеттльментом».