В этой части города дома были построены беспорядочно. Дворы, переходы и закоулки образовывали такую запутанную сеть, что даже полиция наместника не решалась появляться там. Бывали случаи, когда стражники бесследно исчезали в этих трущобах. Члены тайных обществ, которым угрожала смертная казнь, бежали в этот квартал и скрывались здесь месяцами.
На четвертом дворе сидело на корточках человек двадцать. Яо снова обратился к ним с какими-то невразумительными словами. Ему ответили несколько голосов. Провожатые с фонарями отвели в сторону Дэна и что-то шепотом стали ему говорить. Дэн подозвал Линя и Ван Яна.
— Ступайте с этими людьми, — сказал он, — они отведут вас в подземный склад оружия. Вы останетесь там до утра. Утром наши братья придут за вами. Смотрите, чтоб никто не проник в склад ночью! Если на склад придут люди, которые не знают полного имени и титула Небесного Царя, расправляйтесь с ними смело.
— А что будет завтра? — спросил Ван Ян.
— Завтра Нанкин будет наш, — отвечал Дэн.
Ван Ян и Линь не спали всю ночь. В подземном складе было много оружия. При свете потайного фонаря поблескивали у стен наконечники копий и секир. Здесь были тяжелые, длинные фитильные ружья с подставками, чтобы легче было стрелять, набор кинжалов и мечей, ящики с порохом, пистолеты с большими, тяжелыми рукоятками, наконец короткие ружья, с виду невзрачные, с плоскими курками. Ван Ян потрогал пальцем полированные приклады этих ружей.
— Какие некрасивые ружья, — заметил Линь.
Ван Ян покачал головой.
По-моему, это ружья заморских людей, — сказал он. — Я однажды видел такое ружье… Они заряжаются не с той стороны, откуда вылетает пуля. Они очень быстро стреляют.
Откуда они здесь?
Братья, наверно, купили их в Шанхае. Там торгуют ружьями и порохом.
Ван Ян помолчал и прибавил:
— Иностранцы всем торгуют. Они продают даже людей.
Всю ночь Ян и Линь не спали. Они тщательно прислушивались, но в подземелье не проникал ни один звук. Казалось, Нанкин вымер. На рассвете земля вздрогнула. Глухой гул прокатился где-то вверху, над головами караульных. Вслед за этим раздались голоса. В подвал вбежал Дэн, за ним еще человек десять.
Берите ружья! Выносите копья и мечи наверх!
Что там, наверху? — спросил Яи.
Наши подорвали стену у ворот Ифынь.
Прямые, длинные улицы северной части города заполнены вооруженным народом. Повсюду раздавались крики, хлопали выстрелы.
Маньчжурские войска сражались храбро. Они знали, что город осажден и что пощады им не будет. За завалами из досок, бревен, бамбуковых щитов сидели их стрелки и вели непрерывный огонь.
Два раза народ и проникшие в город тайпинские воины атаковали стену маньчжурского квартала и оба раза откатились обратно. Зацокали копыта, и Линь услышал истошный рев маньчжурских кавалеристов.
Услышав этот рев, Ван Ян вздрогнул. Это был боевой клич, который он когда-то слышал в Долине Долгих Удовольствий в те дни, когда он бежал на юг, оставляя за собой землю предков. Он стиснул руками копье.
Засверкали сабли, и в облаке пыли появились ярко раскрашенные туловища тигров с масками, изображающими чертей с красными ртами. Такой костюм цииские воины надевали для устрашения врагов.
Ван Ян оскалил зубы и с размаху всадил копье в переднего всадника. Удар был так силен, что всадник скатился с седла, а лошадь его вздыбилась. Следующий всадник налетел на предыдущего и упал вместе с лошадью. Ван Ян убил его.
Пронесся тяжелый гул. Всю улицу рвануло и застлало пылью. Послышался тайпинский боевой клич, и мимо Ван Яна пробежал Дэн с обнаженным мечом, а за ним еще несколько воинов с копьями.
— Подорвали стену, — сказал Дэн, тяжело дыша. — Это второй подкоп. Теперь им совсем конец. Вся северная стена рухнула, наместник убит…
С юга и запада на штурм шли массы вооруженных крестьян. Клич "Тайпин!" гремел по всем предместьям. Как ревущий водопад, врывались в Нанкин десятки тысяч воинов Великого Благоденствия. Эта бурлящая река копий и флагов залила улицы и площади. Маньчжуры засели во внутреннем городе. Густые облака дыма поднимались от горящих ямыней и дворцов.
Маньчжуры защищались еще целые сутки. Только на следующий день к вечеру Нанкин был окончательно освобожден. Маньчжурский город горел. На улицах вражеские офицеры стояли на коленях, умоляя о пощаде, но пощады не было. Будущая столица Тайпин Таньго была очищена от "чертей" целиком и стала именоваться "Небесной Столицей".
Громыхание выстрелов сменилось гулкими звуками литавр и гонгов, треском хлопушек и торжественным пением. Воины Лю Юнь-фу, человека с рассеченной щекой, вечером стояли на карауле возле знаменитой Фарфоровой башни, которая когда-то считалась чудом искусства. Башня стояла вне стен Нанкина, на другой горе. Оттуда было видно и слышно праздничное оживление в городе. То и дело цветные вспышки фейерверка озаряли изогнутую, крутую крышу бывшего дворца наместника, который теперь стал дворцом Небесного Царя.
Го смотрел на эту картину с умиленным восторгом.
— Небесный Царь все может сделать, — говорил он, — потому что его могуществу нет предела!
— А земля? — как всегда, спросил Ван Ян. Командир взвода Лю Юнь-фу достал из-за пазухи бумагу, покрытую иероглифами, и развернул ее.
Смотрите и слушайте! — сказал он. — Здесь написано, что вся земля в государстве делится по числу едоков. У кого семья больше, тот и получит больше..
А если неурожай? — перебил его Ван Ян.
Тут сказано: "В случае неурожая оказывают помощь из тех мест, где был хороший урожай, чтобы все наслаждались великим счастьем небесного отца, верховного владыки. Если есть земля, ее обрабатывают совместно; если есть пища, ее едят совместно… если есть деньги, их расходуют совместно". И дальше сказано: "Все равны перед лицом небесного отца, и не должно быть человека, который не был бы сыт и в тепле… "
Ван Ян вздохнул и прошептал:
Скоро ли это будет?..
Когда мы очистим Китай от цинских чертей, — отвечал Лю.
А как женщины? — спросил Ван Ян.
Он уже давно не видал своей семьи. Его дочь находилась в женском лагере, где "старшей сестрой" была его жена Инь-лань.
Женщины будут разводить шелковичных червей, ткать и шить платье. Мужчины будут заниматься земледелием. И хороших земледельцев будут награждать.
И я тоже буду заниматься земледелием? — подозрительно спросил Яо. — Ведь я аптекарь и знаю свое дело не хуже, чем вы умеете выращивать рис.
Аптека у тебя будет, пока люди болеют, — сказал Дэн. — Ты можешь не беспокоиться.
А чем мне за это будут платить, если не будет денег? — сердито спросил Яо.
Ты будешь есть то, что едят все, — сказал Лю. — Тут написано, что все мы — большая семья и все люди во Вселенной не будут иметь ничего лишнего. Править будут добродетельные и мудрые, и не будет ни разбойников, ни замков на дверях.
В городе снова грянули бараблны и взлетели над крышами ракеты. Фарфоровая башня озарилась разноцветными огнями. Дэн начертил древком копья на песке два иероглифа.
— Что это за знаки ты начертил на земле?
— "Датун", — ответил Дэн, — это значит "великая общность".
Снова загремели барабаны в Нанкине. Ван Линь стоял опершись на копье и вглядывался в темноту.
Что ты молчишь, юноша? — спросил командир взвода. — Что ты там увидел?
Фонари, — сказал Линь.
Фонари?
Лю Юнь-фу встал и посмотрел во мрак. Где-то очень далеко вспыхивали и гасли крошечные огоньки, похожие на светлячков.
— Ты прав, — проговорил Лю после долгого молчания, — это фонари маньчжурских солдат.
3. "ОБЩЕСТВО НЕБА И ЗЕМЛИ"
Большой портовый город Шанхай резко делится на две части: южную и северную.
Южная часть обнесена стенами. Улицы в ней узкие, полутемные, кривые. Шум. грохот, лязг, звон, крики разносчиков, зазывания официантов в ресторанах и цирюльников на перекрестках не смолкают с утра до ночи. Здесь, в путанице переулков, тупиков и внутренних дворов, живут сотни тысяч людей, о существовании которых никто не заботится. Даже сам начальник стражи не знает, сколько людей в квартале, где они живут и чем занимаются. Этот город называется "китайским" городом. Но есть еще один Шанхай: северный, европейский, недавно выросший на берегу полноводной реки Хуанпу. Этот Шанхай называется по-английски "сеттльментом".
И хотя сеттльмент тоже находится в Китае, но китайцев там не любят. Вдоль набережной тянутся двух- и трехэтажные каменные дома с верандами европейского образца. На улице можно встретить заморских дьяволов, говорящих по меньшей мере на десяти языках, но преимущественно по-английски. Около сеттльмента находится большое поле, где британские господа и дамы часами ездят верхом по накатанной дорожке и обмениваются изящными поклонами со встречными. Там можно увидеть и недавно появившийся в Китае новый, удивительный вид транспорта — человека, запряженного в коляску. Говорят, что этот способ передвижения придумал какой-то иностранный миссионер. Во всяком случае, до появления европейцев в Китае таких колясок не было.
Всюду золоченые буквы вывесок, витрины, балконы с пестрыми флагами, повозки, тюки с товарами, снующая толпа торгашей, военных, искателей наживы — вот картина шанхайской набережной, которая открылась перед мальчиком Ван Ю, когда он прибыл на джонке купца Фу из Долины Долгих Удовольствий.
Чай! Шелк! Опиум! Прибыль! Эти слова звучали в Шанхае с утра до вечера на всех языках. Перед ошеломленным Ю мелькали синие куртки английских военных моряков, пестрые тюрбаны индийских солдат, широкополые шляпы американцев, блестящие цилиндры консулов и богатых торговцев, треугольные капюшоны католических монахинь. Копыта лошадей стучали по гранитным плитам мостовой, с грохотом катились кареты, и с криками несли грузчики огромные ящики и тюки, крепко увязанные веревками.
Чай! Шелк! Опиум! Прибыль!
Слово "опиум" произносилось вполголоса, зато слово "прибыль" громко раздавалось на всех перекрестках. Шанхай — золотое дно, здесь можно разбогатеть за два месяца, можно получить огромную прибыль, можно продать любой негодный товар. Полуголодный искатель счастья из Европы или Америки, продувшийся картежник, прогоревший золотоискатель мог завести здесь паланкин и шестерых слуг. А главное, труд здесь дешевый, за китайскую работу платят гроши; один доллар — здесь целое состояние!