— Но что, если бы ты все же сказал ему «да»? Что, если бы ты согласился взять на себя безопасность Диона, начиная со следующего утра, согласился помочь ему решить, кому можно доверять, а кому нельзя? Разве после его смерти в этом случае не почувствовал бы ты, что должен представить его убийц перед правосудием?
— Возможно…
— А разве не чувствуешь ты этого теперь, из одного только уважения к вашей былой дружбе? Почему ты медлишь с ответом?
— Разве не известно всякому, кто стоит за убийством Диона?
— Кто?
— Да царь Птолемей, разумеется.
— Разве царь Птолемей подсыпал яду в суп Диона в доме у Лукцея? Разве царь Птолемей прокрался ночью к Диону в комнату и заколол его?
— Конечно нет. Кто-то действовал по поручению царя…
— Именно. Разве ты не чувствуешь, что должен добиться наказания для этого человека, хотя бы просто для того, чтобы тень Диона могла успокоиться?
— Асиция уже пытались обвинить в этом преступлении…
— И он был оправдан, такая свинья! — Ее глаза метнули огонь. — Немезида рассчитается с ним по-другому, когда придет время. Но есть еще один человек, еще более виновный, чем Асиций, который еще только должен быть выведен перед правосудием. Ты можешь помочь в этом, Гордиан.
Хотя люди в реке пи за что бы нас не услышали, я понизил голос:
— Если ты имеешь в виду Помпея…
— Помпей! Неужели ты полагаешь, что я стала бы посылать тебя против Помпея?! Все равно что посылать на арену одинокого гладиатора сражаться со слоном, — смех се прозвучал горстью песка, брошенного мне в лицо. — Нет, Гордиан, то, чего я хочу от тебя, гораздо проще и находится в пределах твоих возможностей. Сколько раз тебе приходилось расследовать обстоятельства убийства? Сколько раз ты помогал адвокатам находить улики, которые доказывали вину или невиновность обвиняемого в этом преступлении? Вот и все, что мне от тебя нужно. Я не прошу тебя свергать с трона царя или валить на землю колосса. Лишь помоги мне обратить гнев людей на человека, который убил Диона собственной рукой. Помоги мне наказать хладнокровного убийцу, который погрузил кинжал в грудь Диона!
Я испустил тяжелый вздох и отвернулся, глядя на сверкание солнца на водной глади.
— Почему ты колеблешься, Гордиан? Я оплачу твои труды, разумеется, и оплачу щедро. Но я думала, ты сам захочешь воспользоваться такой возможностью, просто из уважения к Диону. Неужели его тень даже сейчас не нашептывает тебе на ухо, взывая к отмщению? Он просил у тебя помощи, еще когда был жив…
— В последнее время такие дела — дела об убийстве — я передаю своему сыну Экону. Он моложе меня, сильнее, быстрее. Это часто бывает важно, когда ставка так высока. Чуткое ухо и зоркий глаз в трудную минуту могут спасти жизнь. А такой старик, как я…
— Но твой сын не был знаком с Дионом, верно?
— И все же, я полагаю, тебе нужен Экон.
— Что ж, ни разу не видев его, не возьмусь судить, нужен он мне или нет. Похож ли он на тебя в молодости? — Она оглядела меня с ног до головы, словно я был рабом на подмостках невольничьего рынка. Я прикусил язык, пожалев, что упомянул Экона, когда представил его наедине с этим созданием. О чем я думал, рекомендуя его Клодии?
— Оба моих сына приемные, — сказал я. — Они совсем не похожи на меня.
— Значит, они должны быть безобразной наружности, — сказала она, притворяясь разочарованной. — Выходит, что мне нужен именно ты, Гордиан, и больше говорить тут не о чем. Так ты мне поможешь?
Я колебался.
— Ради Диона?
Я вздохнул, видя, что отступать некуда.
— Ты хочешь, чтобы я выяснил, кто убил Диона?
— Нет, нет! — она покачала головой. — Разве я не ясно выразилась? Мы уже знаем убийцу. Мне нужно, чтобы ты помог собрать доказательства, чтобы обвинить его.
— Ты знаешь, кто убил Диона?
— Разумеется. Ты тоже знаешь его, я уверена. Еще несколько дней назад он был твоим соседом по улице. Его зовут Марк Целий.
Я непонимающе уставился на нее.
— Откуда тебе это известно?
Она наклонилась вперед, с отсутствующим взглядом проведя руками по бедрам. Движение сомкнуло вместе ее груди и заставило затрепетать легкий шелк, касавшийся сосков.
— До недавнего времени Марк Целий и я были в очень близких отношениях. Он также был близок и с моим братом. Можешь считать, что Целий был нам обоим как брат.
То, как она произнесла это, намек, содержавшийся в ее словах, был смутно непристоен.
— Продолжай.
— Незадолго до того, как Диона пытались убить с помощью яда в доме Луция Лукцея, Целий приходил ко мне просить значительную сумму денег.
— Ну и?
— Он сказал, что ему нужны деньги для того, чтобы устроить какие-то игры в его родном городе, Интерамнии. Видимо, Целий занимает там почетный пост в городском совете, а в обмен на это должен помогать организовывать местные празднества; по крайней мере, именно так объяснил мне сам Целий. Это случилось не в первый раз, когда он просил у меня денег.
— И ты всегда одалживала ему?
— Обычно. Ты скажешь, что я выработала привычку потворствовать Марку Целию? Он всегда возвращал мне долги, хотя и не деньгами.
— Тогда как?
— Услугами.
— Политическими услугами?
Клодия рассмеялась.
— Едва ли. Скажем так: у меня был зуд, а Целий знал, как его почесывать. Но я отвлеклась. Как я сказала, сумма, которую он просил на этот раз, была довольно большая — значительно больше тех, что он просил раньше.
— Достаточная, чтобы оплатить массу почесываний, — сказал я. Ее глаза сверкнули.
— Что ж, возможно, именно так я и думала, когда согласилась дать Целию взаймы. Но в конце концов я заподозрила неладное и навела справки. Представь мое неудовольствие, когда я узнала, что игры в Интерамнии проводятся осенью, а не весной. Все объяснения Целия о необходимости такой ссуды оказались фикцией.
— Едва ли он первый молодой человек, который лжет красивой женщине с целью завладеть ее деньгами.
Клодия улыбнулась этим словам, и я понял, что назвал ее красивой, даже не намереваясь это сделать; я хотел сказать «женщине старшего возраста», без сомнения. Лесть получилась еще более искренней из-за своего спонтанного характера, и я думаю, она почувствовала это.
Ее улыбка исчезла:
— Я полагаю, Марк Целий использовал эти деньги, чтобы приобрести яд и подкупить одного или нескольких рабов Лукцея, чтобы они попытались подсыпать ему этот яд в пищу.
— Ты сказала, это была большая сумма.
— Яд нынче недешев; он должен быть надежен, как и продавший его человек. Недешево также подкупить рабов богатого хозяина, чтобы они пошли на такое преступление, — Клодия говорила с уверенностью, словно приобрела эти знания на личном опыте. — Связать все воедино мне удалось значительно позже, уже после того, как Дион был мертв. Мелочи — тон голоса Целия и выражение его лица, когда бы в его присутствии ни возник разговор о Дионе, загадочные замечания, которые он то и дело бросал, моя собственная интуиция.
— Едва ли это может служить доказательствами.
— Доказательства я хочу получить от тебя, Гордиан.
— Что бы там ни было, Дион умер не от яда. Что тебе известно о кинжалах?
— Ранним вечером в ночь убийства Целий находился в моем доме, который расположен недалеко от дома Тита Копония, где был убит Дион. У Целия под туникой был спрятан нож.
— Если он был спрятан, как…
— Уверяю тебя, ни одна часть Марка Целия не была укрыта от меня в ту ночь, — сказала она с тонкой улыбкой. — У него был кинжал. Он был взволнован и напуган — я никогда раньше не видела его в таком состоянии — и выпил больше, чем следовало. Я спросила, что с ним; он сказал, что ему предстоит неприятное дело и что он получит успокоение, когда все будет закончено. Я пыталась заставить его рассказать, в чем дело, но он отказался. Вы, мужчины, бываете такие противные с вашими ничтожными секретами. Я сказала: «Твое неприятное дело, надеюсь, это не то, что я прошу тебя сделать сейчас?» — «Конечно нет!» — ответил он и принялся изо всех сил демонстрировать, что говорит правду. Но наши любовные игры в ту ночь принесли мне одно разочарование, если не сказать хуже. От Целия был такой же толк, как от любого из наших съежившихся знакомых в реке сегодня. Позже, когда за ним зашел его друг Асиций, Целий проявил горячее желание уйти. Ну что же, подумала я, пусть мальчики пойдут и поиграют друг с другом. Теперь я понимаю, что лишь несколько минут спустя, после того как они вышли из моих дверей, Дион был заколот насмерть.
Я долго молчал, прежде чем заговорить, введенный в замешательство не деталями этой истории, но самой манерой, с какой Клодия ее рассказывала. Мне не доводилось слышать раньше, чтобы женщина говорила о своих интимных связях так открыто, да еще таким язвительным тоном.
— Ты понимаешь, что все, о чем ты мне рассказала, связывает Целия с убийством Диона лишь косвенно?
— Вот тебе еще косвенные улики: на следующую ночь, когда Целий снова пришел ко мне, он принес мне маленький подарок — серебряное ожерелье с лазуритом и сердоликовыми бусинами — и похвалялся, что теперь может вернуть все взятые у меня деньги до последнего сестерция.
— И он вернул?
Она рассмеялась.
— Конечно нет. Но судя по тому, как он говорил, я поняла, что он разжился значительной суммой денег. Он выполнил свое дело, и ему было щедро заплачено за это.
— Это только твое предположение?
Клодия не слушала. Она задумчиво глядела в потолок палатки, предавшись воспоминаниям.
— В ту ночь наши любовные утехи были полной противоположностью предыдущей. Целий показал себя настоящим Минотавром — неистовые рога, горящие глаза, обильный пот на боках…
Я открыл было рот, чтобы повторить вопрос, но, прежде чем успел ее прервать, меня опередили раскаты приближавшегося мужского смеха, низкие и гортанные, сопровождаемые звуком шагов по воде. Клодия мгновенно вышла из своего томного состояния и села на ложе. На лице ее появилось выражение искренней радости.
Я повернулся и увидел человека, который, высоко поднимая ноги, шагал по воде у берега, где было мелко, направляясь к палатке. Подобно остальным мужчинам в реке, он был голым. Лучи уже начавшего опускаться солнца отражались от воды за его спиной, одевая его сияющим ореолом; капли воды на плечах и ногах горели подобно вспышкам белого огня, очерчивавшим темную массу его тела. Окончательно выбравшись из воды, он поднял руки, чтобы отжать волосы, показав лоснящуюся мускулатуру рук и плечей. На сухой земле его походка стала развязной, и хотя черты его по-прежнему терялись, заслоненные солнечным ореолом, я разглядел, что на лице его пляшет широкая улыбка.