– Гектор, прости. Я не хотела…
– То, что сделано, исправить нельзя, – сказал Гектор. – Ни тебе, не Дочерям Милосердия, никому. Теперь я призрак. А это означает, что пророчество может касаться одного из нас. Тот, что спит в пыли, восстанет. Я думал, что это про тебя, но теперь… в любом случае, я знаю, что должен сделать.
– О чем ты говоришь? – спросила Беру. – Мы отправляемся в Бехезду, мы все исправим.
Гектор покачал головой.
– Я согласился поехать в Бехезду не для того, чтобы ты меня спасла. Там я навсегда покончу с жизнью.
18. Эфира
Путь в Сузу увел их глубже в пустыню. Эфира никогда не уходила так далеко в Сети, и абсолютное ничто было таким же захватывающим, как и пугающим. Пустыня вокруг ее деревни, Медеи, кишела жизнью – кусты, трава и ящерицы, даже деревья. Эта пустыня была совсем на нее не похожа. Вокруг, сколько хватало взгляда, был один песок и дюны, созданные ветром.
Они проспали самую жаркую часть дня в тени палаток и парусов скифов. Нумир и Хадиза вели их по звездам и солнцу раннего утра, но Эфира не могла отделаться от чувства, что они ходят кругами.
Она проводила бо́льшую часть дней в мыслях о Беру и приглядывала за Ильей, который быстро стал полезным на борту скифа, помогая ставить парус и ловить ветер. Эфира относилась к его готовности помочь очень подозрительно и раздражалась, когда он просил Хадизу рассказать им истории о пустыни, или сочувствовал Назире из-за жары, или втягивал Партению в разговоры о ее любимых языках и грамматике в ее культурном восприятии.
Не помогало и то, что в каждую складочку тела Эфиры забивался песок, застревал в волосах, хрустел за ухом и между пальцами ног. Прошло два дня, и она перестала выскребать его.
На десятый день Эфира дремала в скифе, когда над золотыми дюнами поднялось солнце. Пустынный ландшафт, погруженный в кромешную тьму, посветлел, и Эфира впервые поняла, что вчера пейзаж выглядел по-другому. Песок превратился в землю, и они оказались в долине между двумя склонами. По долине тянулись широкие рвы, длинные и извивающиеся, как эстуарии[2].
– Что это? – спросила Эфира.
Хадиза повернулась к ней.
– Здесь была река. Существовала целая система из деревень и дорог путешественников, связывающих эту территорию с Тель-Амотом и Бехездой.
– Что случилось? – спросила Эфира. Ее взгляд прошелся по пейзажу, и она попыталась представить, каким он был, когда река была полноводной, а на берегах стояли шумные деревни.
– Случился Король Некромант, – ответила Хадиза. – Все эти потерянные жизни, цивилизации, – она обвела рукой пустынные земли вокруг, – цена его алчности.
Эфира поежилась, несмотря на жару.
Но Хадиза еще не закончила.
– Вот на что способна Чаша. Этой силы ты ищешь? Зная это, все еще хочешь ее отыскать?
Эфира закрыла глаза. Кое-кто другой уже задавал ей этот вопрос. Зная, какова цена, ты все еще хочешь спасти ее? Тогда она была уверена в ответе.
Теперь, когда вокруг было безмолвие пустыни, она была не так уверена.
Они добрались до Сузы на следующий день. Внезапно из песка поднялись треснутые купола и разрушенные башни, словно мираж мерцая в лучах полуденного солнца.
Они привязали свои скифы к городским воротам и пошли дальше пешком. Нумир осторожно вела их по разбитой дороге. Эфира осматривала здания с обеих сторон от них. Архитектура не была похожа на дома в шести пророческих городах. Верхушка городских стен и ворота были испещрены неровными зубцами и украшены скульптурами – людьми и крылатыми созданиями, которых Эфира раньше не видела. Все здания осыпа́лись и разрушались. Некоторые блестели на солнце остатками медного покрытия.
– Это место было построено до пророков, не так ли? – спросил Илья.
Хадиза выглядела удивленной.
– Да. Этот город – древний, один из самых старых.
Несмотря на жар солнца, Эфира почувствовала, как по спине пробежал холодок. Тишина и украшения этого места напомнили ей о другом месте – Медее, деревне, где родились они с Беру. Деревне, которую Эфира уничтожила. Перед ее глазами возникли тела, усыпавшие потрескавшуюся землю.
– Храм должен быть в центре города, – сказала Хадиза.
– Не теряйте бдительности, – резко предупредила Шара, – мы не знаем, кто или что может здесь находиться.
Эфиру преследовало неприятное ощущение, пока они пробирались в сердце города. Она чувствовала на себя чей-то взгляд, словно за ними кто-то крадется и наблюдает. Но когда она оборачивалась, то ничего не видела.
Перед глазами вырос храм, точно такой же, как в зеркале. Треугольная база, переходящая в пик. Вдоль одной из сторон бежали широкие ступени. Подобравшись ближе, она увидела скульптуру на вершине.
Путники остановились у огромной каменной стены храма. На ней были искусно вырезаны крылатые змеи, птицы со львиными головами и геометрические символы.
Партения поморщилась.
– Что, если там внутри… мертвые люди?
– А что, если там живые? – добавила Нумир. – Те, что хотят нас убить?
– Я пойду первой, – сказала Шара. Они направились ко входу. Шара провела рукой по правому краю двери, а Хадиза сделала то же самое на другой стороне.
– Может, просто ворвемся внутрь? – предложила Нумир.
– Это приблизительно метр или два плотного камня, – сказала Хадиза, качая головой.
Партения закатила глаза, глядя на Нумир.
– Такое можешь предложить только ты.
– А что предлагаешь ты?
Эфира повернулась к двери, пока девушки продолжали препираться. Внизу в камне был выдолблен некий узор. Эфира встала на колени, чтобы лучше его рассмотреть. Рисунок не был одинаковым, хотя явно какие-то линии повторялись. Почти как… буквы.
– Стойте, – сказала Эфира. Она подняла взгляд и увидела, что никто не обращает на нее внимания, кроме Ильи.
– Партения, – повторила она, в этот раз громче. – Думаю, внизу на двери есть надписи. Но на неизвестном мне языке.
Партения прервала спор и подошла к Эфире.
Потом сощурилась, глядя на письмена.
– Похоже на нехемийский… но, думаю, это высоконехемийский, раз мы у храма, который использовался только жрецами во время религиозных церемоний.
– Так ты не можешь прочесть? – нетерпеливо спросила Эфира.
Партения бросила на нее хитрый взгляд.
– Я могу прочесть. Просто нужна минута.
Она достала из сумки табличку и маленький кусочек мела вместе с книгой. Партения переводила взгляд с книги на письмена на двери, а потом записывала что-то на табличке.
Солнце палило над их головами, а Партения все работала над переводом. По лицу Эфиры тек пот.
– Ладно, – наконец сказала Партения, глядя на дощечку. – Тут говорится, что, чтобы попасть внутрь, нужно принести жертву.
– Человеческую жертву? – спросил Шара в тревоге.
Эфира глянула на Илью. Может, он все-таки окажется полезным.
– Все возможно, – ответила Хадиза. – Они, бывало, приносили людей в жертву древнему богу.
Над компанией повисло тяжелое молчание.
А потом Партения снова заговорила.
– Ой, постойте, – она издала смешок. – Я неправильно перевела. Тут говорится не «жертвоприношение», а «секрет».
– Вроде как секретный пароль? – спросила Шара.
Партения покачала головой.
– Нет, ваш секрет. Слова «жертва» и «секрет» в нехемийском связаны – рассказать секрет – способ принести жертву. – Она подошла к двери и прочистила горло. – Настоящий цвет моих глаз не голубой. Я просто убедила алхимика Великой Библиотеки изменить его.
Нумир рассмеялась. Дверь не сдвинулась с места.
– Что не так? – спросила Шара. – Может, ты неправильно перевела? Может, все-таки жертва?
Партения поджала губы и покачала головой.
– Для обозначения секрета в высоком нехемийском есть примерно двенадцать разных слов, все связаны с частями тела. Есть «фумая», в грубом переводе «секрет рта», а «замая» значит «секрет кости». Здесь же используется «корая», что, на мой взгляд, переводится как «секрет сердца».
– А в чем разница? – резко спросила Шара. – Секрет и есть секрет.
– Не для нехемийцев, – ответила Хадиза. – Они верили, что у секретов есть сила и что хранимые тобой тайны могут проявиться в виде болезни или недомогания. Словно секреты занимают физическое место в наших телах – во рту, костях…
– И в сердцах, – закончила за нее Эфира. – Значит, секрет сердца это… что?
– Что-то связанное с сердцем, – просто сказала Партения. – Секрет о том, кто ты на самом деле.
– Значит, не просто тайна о смене цвета глаз, – заметила Шара.
Партения наградила ее саркастичным взглядом и снова подошла к двери. Вздохнула.
– Я не видела родителей уже пять лет, потому что считаю, если они увидят меня сейчас, то будут стыдиться.
Дверь загрохотала и поднялась, открывая взору темноту внутри храма. Партения не сомневалась, а сразу переступила порог во тьму. Дверь закрылась за ней.
Эфира увидела на лице Нумир, ступившей к двери, ошеломление. Она сказала двери, что во время традиционной Первой Охоты, через которую должны пройти женщины ее племени, ей пришлось выслеживать ястреба до самого гнезда, но, увидев его птенцов, она отпустила птицу. Следующей выступила Шара.
– Итак… думаю, нам всем предстоит рассказать секрет, – сказала она. – Отлично. Ну, я никогда не говорила Бадису, как много он для меня значит, и жалею об этом каждый день, – она замолчала, и когда дверь не открылась, добавила: – Я всегда хотела, чтобы он мной гордился.
Дверь снова отворилась, и Эфира смотрела, как Шара исчезает внутри. Она взглянула на Хадизу.
– После тебя, – сказала та.
Эфира внимательно посмотрела на нее. Она не хотела, чтобы кто-то слышал секрет ее сердца, но Хадиза явно не собиралась давать ей возможность выпутаться. Однако это не означало, что и Илье нужно это услышать.
– Ты первый, – сказала она ему.
Он сглотнул.
– Ладно, – Илья шагнул к двери и легонько коснулся ее рукой. – Мой брат меня ненавидит.