Антон видел ярость и смятение на лице Джуда, напряжение, охватившее его плечи. Казалось, паладин готов вытащить Антона из лодки и уплыть отсюда.
– Ты и правда думаешь, что можешь солгать нам, а мы тебе поверим? – спросил он. – Причаль к берегу и отпусти нас.
Антон посмотрел на Безымянную даму. Он пытался найти какой-то признак того, что она их обманывает. Он не верил, что она скажет правду, но в то же время не понимал, зачем ей врать. Он уже достаточно знал о ней – она точно не работала со свидетелями. И, в отличие от Джуда, Антон не цеплялся за версию событий Ордена.
Когда Безымянная дама не ответила, Джуд встал и пошел на другой конец лодки.
Антон снова повернулся к ней.
– Ты все еще не объяснила, как реликвии связаны с веком тьмы. И с моим видением.
– Сейчас дойдем до этого, – она достала карту. – Реликвии распространили часть эши бога в виде Даров. Небольшое распыление божьей силы было приемлемым. Но опасно было выпускать их на свободу в мир. Слишком непредсказуемо. Так что Потерянная Роза тайно заперла эшу бога, воспользовавшись единственными действенными предметами – теми, что были наделены само́й силой бога.
Она перевернула оставшиеся карты – по глашатаю каждой масти, и подтолкнула их к остаткам колоды.
– Реликвии? – спросил Антон.
– Да, – ответила Безымянная дама. – Они использовали реликвии и даже собственные Дары – сердца, разума, крови и взора, – чтобы создать печать, удерживающую эшу бога. Но в какой-то момент Четырехлистная Печать начала ломаться. Часть эши бога начала медленно просачиваться наружу. Распространяя страх, болезнь, гниение. Если печать разрушится полностью…
– Век тьмы, – мрачно закончил за нее Антон, вспоминая кошмар о Иерофане. Теперь он понимал, что тот значил. – Вот чего хочет Иерофан. Вот что он пытается сделать. Он хочет сломать Четырехлистную Печать. – Антон взглянул на Безымянную даму. – Ты все знала, но только сейчас решила мне об этом рассказать?
– Ты же сам сказал, что не был готов, – ответила она. В голове Антона эхом раздались его собственные слова – не те, что он произнес на барже, а скорее те, что он сказал ей во сне в Керамейкосе. – Когда мы встретились, ты убегал от всего, что могло причинить тебе вред, и заверял себя, что боишься прошлого, а не судьбы. Я пыталась помочь тебе, направить тебя, но ты отказывался.
– Потому что я тебе не верю, – сказал Антон. – Все еще. Возможно, ты нам врешь, как и сказал Джуд.
– Возможно, – согласилась она. – Но ты ведь считаешь, что я говорю правду, не так ли?
Антон не мог это отрицать. Ее слова слишком походили на то, что он слышал во сне, чтобы быть ложью.
– И что мне делать с этой информацией? Как нам это остановить?
– Вы должны вернуть четыре реликвии в место, где бог был убит, и с помощью Дара восстановить Четырехлистную Печать. Только последний пророк может это сделать. Последняя часть нашего пророчества откроется в видении Дара и огня. Чтобы заставить Тьму отступить.
– Или разрушить весь мир, – закончил Антон.
– Ну, мы должны постараться избежать такого конца. Легко не будет. Ты не просил ничего из этого, – в ее голосе чуть ли не слышалась печаль. – Но все же ты здесь.
– Я пророк, – ответил Антон, вспоминая слова, брошенные ему Джудом. – У меня нет выбора.
28. Хассан
Хассан ворвался в Великую Библиотеку с громыхающим от ярости сердцем.
– Где Араш? – потребовал он ответа.
Кхепри встретилась с ним взглядом с другой стороны комнаты и пошла к нему.
– Хассан…
– Где он?
Кхепри опустила взгляд.
– Он… в столовой. С остальными. Ты…
– В порядке, – резко ответил он. – Но те люди на параде – нет.
Он пересек комнату и пошел по коридору. Остальные повстанцы смотрели ему вслед. Хассан услышал голоса из столовой, а потом тихий смех. Его кровь взбурлила от гнева, и он ускорил шаг.
Он рывком распахнул дверь в столовую и осмотрел собравшихся повстанцев. Араш стоял всего в паре шагов от Хассана, холодно глядя на него.
– Принц Хассан, – произнес он. – Я так рад, что вы в порядке.
Не было похоже, что он рад.
– Что, во имя шести городов, там произошло? – спросил Хассан, даже не стараясь успокоиться. – Это не входило в план.
– Вообще-то входило, – мягко ответил Араш. – Маленькие речи – это хорошо, но Крыло Скарабея интересуют действия, а не разговоры.
– Пострадали невинные люди, – Хассан сгорал от ярости. – Это неприемлемо.
– Они не невинны, – ответил Араш. – Они праздновали коронацию узурпатора. Ложной королевы. Вашей тети.
– Это не значит, что их можно вот так использовать!
– Они должны были устроить бунт, – прошипел Араш. – Они должны были штурмовать ворота дворца и требовать смерти узурпатора, но они это не делали. И не сделают – и знаете почему? Потому что им на нас наплевать. Им плевать на одаренных.
– А почему бы и нет, в конце концов? – спросил Хассан. – Вы только что показали им, как опасны.
– Ну и хорошо, – сказал Араш. – Я вам сказал, мы не будем играть честно или по правилам. Некоторые из нас не могут позволить себе цивилизованные методы.
– Вы настроите весь город против себя, – сказал Хассан. – Вы выполняете работу свидетелей за них.
– Вы наивны. Я делаю то, что нужно. То, что вы отказываетесь делать.
– Я на это не подписывался, когда присоединялся к вам, – выплюнул Хассан.
– Тогда уходите. Дверь в той стороне, – сказал Араш, властно вскидывая подбородок.
Хассан впился ногтями в ладонь.
– Я не позволю тебе разрушить этот город.
– Это свидетели разрушили его, а не мы, – ответил Араш. – Если вы этого не видите, то я задаюсь вопросом, на чьей вы стороне.
Хассана словно ударили.
– Свидетели забрали у меня все. Мой отец мертв из-за них!
– И будь он сейчас здесь, готов поспорить, он бы стыдился своего трусливого сына…
Хассан не подумал, а просто поднял кулак и ударил его. Араш отшатнулся, поднимая руки к лицу.
Хассан сглотнул, тут же жалея о своих действиях. Он протянул руку к Арашу, уже готовясь извиниться. И тут взгляд Араша посуровел, и он бросился на Хассана. Удар в живот сбил Хассана с ног, и он никак не мог остановить кулак, несущийся к его лицу.
Но прежде, чем он успел ударить, появилась Кхепри и блокировала удар Араша.
– Кхепри, – выдохнул Хассан, чувствуя волну облегчения.
Она повернулась к нему.
– Хассан, – сказала она. – Думаю… думаю, тебе и правда стоит уйти.
– Что? – Хассан был поражен.
– Ты не можешь работать вместе с Арашем, и я не думаю, что, оставаясь здесь…
– Ты встаешь на его сторону? – спросил Хассан. Он не мог поверить ее словам, не мог смотреть на боль на ее лице. – После того, что он сделал?
Она отвернулась.
– Прости. Я просто…
Он сощурился.
– Ты знала? Ты знала, что он планирует устроить?
Она не встречалась с ним взглядом.
– Кхепри, ты знала?
– Прости, – слабо ответила она.
Хассан потерял дар речи. Он думал, что Кхепри всегда будет на его стороне. Что она выберет его.
Он ошибся.
– Отлично, – принц выпрямился. – Я уйду. Я не хочу быть частью этого восстания. С меня хватит.
Он развернулся на каблуках и похромал вон из комнаты, молчание Кхепри оглушало его. Она за ним не последовала.
Вернувшись в их комнату, Хассан увидел, что его ждал кое-кто другой. Зарин.
– Это твоя работа, – лишенным эмоций голосом сказал он.
Она облокотилось о стену возле его двери, скрестив руки на груди.
– Да.
– Ты знала, что произойдет? – спросил он.
Она взглянула на него так, словно говоря: мы достаточно умны, чтобы понять, что это так.
Хассан открыл дверь и вошел внутрь. Зарин последовала за ним.
– Хочу заметить, – сказала она, – бунт должен был начаться после твоей речи.
– И тебя это устраивает? – спросил он. – Устраивают методы Араша?
– Больше чем устраивают, – ответила Зарин с пылающим взглядом. – Ты не понял, да? Дело не только в свидетелях. Весь город отошел в сторону, пока они навязывали нам свои нелепые верования. Наши так называемые соотечественники ничего не сделали. Девушку, которую, – она вздохнула. – Девушку, которую я любила, поймали свидетели сразу после переворота. Они привязали ее в центре площади и избили. Они сказали, что это наказание за применение Дара, что она заслужила это за то… за то, что лишь исцеляла людей. А народ на площади просто смотрел на происходящее. Люди, ради исцеления которых она рисковала жизнью, люди, которые бы умерли без нее, они просто… смотрели.
– Мне жаль, – Хассану стало плохо. – Я не знал.
На глаза Зарин навернулись слезы, но она яростно их вытерла.
– Так что мне плевать на людей на параде. Мне все равно, если они пострадают из-за меня. Я хочу, чтобы им было больно. Я хочу сжечь весь этот город.
Хассан не знал, что ответить, так что просто сосредоточился на собирании вещей. Закончив, он пошел к двери, где стояла и наблюдала за ним Зарин.
– Что с ней случилось? – спросил он. – С девушкой, которую ты любила?
Зарин отвернулась.
– Избив, свидетели забрали ее. Проводили на ней эксперименты. Она вернулась ко мне, покрытая белыми шрамами, словно ее кожу разрезали, а потом сшили заново. Она была уже другой. Ее Дар исчез, как и ее желание жить. Она просто… угасла. Я ничего не могла сделать. Однажды я вернулась домой и увидела ее, лежащую на кровати. Бездыханную. Губы испачканы серебром. Она пошла в мою мастерскую и выпила бутылку ртути.
Хассан закрыл глаза, так крепко ухватившись за дверной косяк, что мог бы его разломить.
– Не могу представить, как тебе было тяжело. И я понимаю, почему ты не можешь простить людей, которые просто стояли и позволили этому случиться. И я не могу. Но причиняя им боль, ты ее не вернешь. Это мой город, и каждый его житель – моя ответственность. Даже они. Даже ты. Я хочу справедливости, но не такой ценой.
– Справедливости? – спросила Зарин. – А она существует? Я ее не видела.