– Так и есть, Вуазне.
– Или нескольких бывших жертв, – вставил Вейренк. – Или всех сразу.
– Примерно десять лет назад в одном кафе в Ниме Клавероль говорил о малыше Луи. О том, которому отняли ногу. Малыш Луи ему угрожал. Клавероль над ним посмеялся, как в старые добрые времена, а Луи посоветовал быть осторожным, потому что он, Луи, не один.
– То есть жертвы, в свою очередь, могли сколотить банду?
– Почему нет?
– Хорошо, а третий, Ландрие, не имеет ничего общего с бандой. С ним мы налетели на подводный камень.
Подводные камни – скалы, острые как копья, на которые напарываются брюхом корабли. Вуазне вырос в Бретани.
– Необязательно, – заметил Адамберг. – Клавероль и его банда частенько удирали из приюта. Они запросто могли познакомиться с Ландрие во время своих ночных прогулок по Ниму. Это вполне вероятно. А что там с этой изнасилованной девочкой, Жюстиной Повель?
Лейтенант вздохнул и потер лоб, восстанавливая в памяти два нелегких часа, проведенных в компании этой женщины.
– Нас в полиции немного учат этому, ведь так? – неохотно заговорил он. – Как обращаться с женщинами, которых изнасиловали, а главное – как их разговорить. Но плохо учат, комиссар, очень плохо. Я целый час пытался сломать ее защиту. Она замкнулась, заблокировалась, отгородилась стеной. А я ведь делал все, как меня учили, я ведь считаю, что умею быть деликатным. Я отношусь к женщинам с глубоким уважением, но не получаю его в ответ. Наверное, виновата моя внешность, наверное, в ней все дело.
– А что не так с вашей внешностью? – осведомился Вейренк.
– Она далеко не деликатная, это правда. Вероятно, это и сыграло против меня, когда я встретился с той женщиной.
– Или дело просто в том, что вы мужчина, Вуазне, – произнес Адамберг, пораженный приговором, который лейтенант вынес самому себе.
– Нужно было послать женщину, – жалобно проговорил Вуазне. – Этому ведь нас тоже учили. Она совершенно сломлена, эта Жюстина, совершенно сломлена. Но в конце концов она все-таки заговорила. Раз она согласилась со мной встретиться, значит, она, так или иначе, этого хотела. Что я предпринял? Я хорошо оделся, как вы видите, пришел к ней с цветами, с тортом, очень нежным тортом из фруктового суфле. Глупость, наверное, но это, похоже, помогло. Потому что она не выносит мужчин, не выносит, когда к ней приближаются, это правда. Она так и живет со своим страхом и стыдом, потому что так и не дождалась правосудия. Нас этому тоже учат. Но я соврал, сказал, что мы добьемся справедливости. Потому она и успокоилась.
– Может, нам это удастся, лейтенант.
– Я очень удивился бы.
– Она подозревает кого-нибудь?
– Она клянется, что никого не смогла ни опознать, ни описать хоть приблизительно. Потому что он был не один. Они сделали это втроем. Втроем. Ей было шестнадцать лет, и она была девственницей.
Вуазне умолк, снова потер лоб, достал из кармана таблетки.
– Череп раскалывается, – пожаловался он. – Похоже, она думает об этом целыми днями.
– Поешьте, – участливо предложил Вейренк, придвигая Вуазне припасенную для него тарелку сыра.
– Спасибо, Вейренк. Извините, это все очень тяжело.
– Их было трое? – снова заговорил Адамберг. – Феномен банды?
– Да. В пикапе – классическая ловушка. Один за рулем, двое выбирают жертву. Водитель останавливается и спрашивает дорогу, двое остальных набрасываются на девушку и грузят в машину. Она отдала мне статью о ее “крестном отце” на случай, если мы захотим его снова расспросить. Это Клод Ландрие, случайный свидетель. Судя по всему, она пока не знает, что его уже нет в живых. Это даже не статья, а просто интервью, где мужчина рассказывает о “страшном шоке”, который он испытал. Оно не представляет для нас интереса.
– На снимке, наверное, его лавочка? – поинтересовался Адамберг.
– Конечно. Кто же откажется от бесплатной рекламы?
– Покажите-ка, лейтенант, – попросил Адамберг. – Интересно, зачем она вам ее дала?
Ничего не понимая, Вуазне вытащил из портфеля старую газетную статью. Вейренк разлил всем по второй порции мадирана, и на сей раз Вуазне с удовольствием отпил большой глоток. Ему полегчало.
– Вы приняли это близко к сердцу, Вуазне, – заметил Вейренк.
– Наверное.
Адамберг сосредоточенно рассматривал старую газетную вырезку и толстое лицо немолодого Ландрие, снятого в его роскошной шоколадной лавке, где продавец в халате суетился за прилавком, обслуживая вереницу покупателей. Комиссар нахмурился, снова открыл папку доктора Ковэра и достал оттуда снимки мальчишек из банды пауков-отшельников, которых фотографировали несколько раз с момента поступления в приют до восемнадцати лет. Вейренк не отвлекал его и не задавал никаких вопросов.
Прошло несколько томительных минут, и Адамберг поднял голову: он улыбался, выражение его лица было почти воинственным, словно он только что вернулся с поля боя. Видимо, он не замечал, что происходит вокруг, а потому с удивлением воззрился на свой полный стакан.
– Это я сам себе налил? – осведомился он.
– Нет, это я, – успокоил его Вейренк.
– Хорошо. Видимо, я не заметил.
Он положил свои длинные широкие ладони на стол, прижав одной газетную вырезку, а другой – фотографии из папки Ковэра.
– Браво, Вуазне! – заявил он.
Он поднял стакан, приветствуя лейтенанта, тот поднял свой, ничего не понимая.
– Вот здесь Клод Ландрие, мы это знаем, – медленно произнес он. – Тут его лавка, продавец, покупатели. Газета вышла через два дня после изнасилования. Фото тоже.
– Тут нет даты.
– Преступление было совершено тридцатого апреля. Первого мая лавка была закрыта, а жандармерия – открыта. Ландрие поспешил туда со списком знакомых своей “крестницы”. Газета вышла второго мая. Фото сделано в тот же день. Присмотритесь повнимательнее: на прилавке стоит букет ландышей, еще свежий. Да, это фото от второго мая. Ландрие наверняка мечтал не о такой рекламе.
– Почему?
Адамберг указал пальцем на лицо одного из покупателей:
– Потому что вот это Барраль. А здесь у нас Ламбертен.
Вейренк покачал головой и забрал у комиссара фото.
– Я в этом не уверен, – сказал он. – На последних снимках Барралю и Ламбертену восемнадцать лет. Как ты можешь узнать их в этих сорокалетних мужиках? А вы, Вуазне?
Вейренк передал лейтенанту газетную вырезку и фотографии молодых Барраля и Ламбертена. Адамберг с невозмутимым спокойствием пил вино.
– Нет, – сказал Вуазне, возвращая снимки комиссару, – я тоже их не узнаю.
– Где ваши глаза, черт возьми? Говорю вам, эти два парня пришли сюда не конфеты покупать. Это Барраль и Ламбертен.
Ни Вейренк, ни Вуазне с ним не спорили. Они знали, что комиссар обладал исключительной способностью к визуальному анализу.
– Допустим, – снова оживившись, подал голос Вуазне. – И зачем же они туда приперлись?
– Спустя два дня после изнасилования? – спросил Адамберг. – Пришли узнать новости. Узнать, как все прошло в полиции у “случайного свидетеля” – их приятеля Ландрие.
– Почему было не повидаться с ним накануне, первого мая? В выходной день?
– Это было бы слишком заметно. Куда хитрее встать в очередь в магазине и друг другу мигнуть. Так они и назначали встречи. Подав знак, произнеся какое-то словечко там, в лавке.
– Для чего?
– Чтобы отправиться на прогулку и раздобыть девочку. Жюстина Повель была изнасилована “старым другом семьи”, человеком, которому она с детства доверяла. Она без единого вопроса села в его пикап. И была изнасилована Клодом Ландрие, Барралем и Ламбертеном.
– Получается, она знает.
– Конечно знает, по крайней мере про своего “крестного отца”. Именно поэтому она и дала вам эту статью. Она никому не могла рассказать. Но это не значит, что не хотела отомстить. И кое-что еще: это фото показывает, что тридцать лет спустя банда пауков не распалась. Кроме Клавероля и Барраля, в ней были Ламбертен и Ландрие.
– Верно, – согласился Вейренк.
– Они не расстались и не изменились в лучшую сторону. Юные жуки-вонючки из приюта выросли. Конец детским забавам, они перестали подкладывать пауков в штаны своим жертвам. Повзрослевших вонючек в последние приютские годы потянуло на сексуальную агрессию.
– Как? – спросил Вуазне. – Они были изолированы от девочек.
– Но не во дворе, – уточнил Вейренк, – где девочек отделяла от мальчиков только высокая решетка, обычная решетка простого плетения. Возможно, они расстегивали штаны и демонстрировали эрекцию. Или просовывали член в отверстие решетки и эякулировали на девочек, имевших неосторожность приблизиться к ограде. Или расписывали стены порнографическими граффити. Кто-то из охранников поймал их в спальне девочек, но только один раз. Они сдирали с них одеяла.
– Кто сказал, что это вторжениене было единственным? – предположил Адамберг. – И что не было изнасилований? А девочки просто молчали об этом, как и восемьдесят процентов изнасилованных женщин? Банда пауков-отшельников переквалифицировалась в банду насильников. После приюта “Милосердие” они не расстались. И продолжали вместе совершать подвиги. Как в детстве.
– Но где нам искать убийцу? – спросил Вейренк. – И кто хочет кофе?
Адамберг и Вуазне подняли руки. У всех день выдался долгим и трудным. Вейренк снова пошел к стойке делать заказ.
– Где? – снова спросил он, сев на место. – Среди мальчиков, которых покусали пауки? Или среди изнасилованных женщин, которых мы не знаем, за исключением одной?
– Среди всех – и тех и других, Луи.
– А зачем женщинам, подвергшимся насилию, использовать яд пауков-отшельников, с учетом крайней сложности этого способа? Было бы объяснимо, если бы его использовали пострадавшие от укусов мальчики. Яд за яд. Но изнасилованные женщины… Один выстрел – и никаких вопросов.
– Вероятно, есть и еще одна возможность, – нерешительно проговорил Вуазне. – Но вы скажете, что во мне говорит зоолог или внутренний Данглар.
– И все-таки рискните, лейтенант.