– Придется углубиться в древнейшее, первобытное мышление человеческих существ.
– Углубляйтесь, – велел Адамберг.
– Не знаю, с чего начать. Оно такое запутанное, это первобытное мышление.
– Тогда начните так: “Жили-были”. Вейренк говорит, что пауки-отшельники придают этой истории оттенок легенды.
– Ага, отлично, вот от этого и будем отталкиваться. Жили-были некие существа, и были они ядовитыми. Яд живых существ всегда занимал особое место в воображении людей. Они считали, что он обладает магическими свойства, пригоден для лечения недугов и их профилактики, и часто использовали его, например, в фармацевтике, следуя парадоксальному принципу: то, что убивает, может исцелять.
– Про “профилактику” не понял, – сказал Адамберг.
– Все, что предотвращает болезнь, все, что защищает от нее.
– Хорошо.
– В ядовитых существах, будь то змеи, скорпионы или пауки, видели заклятых врагов человека. Встреча с ними предвещала смерть. Но если человек умудрялся с ними совладать, он поворачивал судьбу вспять. Он становился сильнее яда, сильнее смерти – непобедимым. Если я вам надоел, скажите сразу.
– Нет, совершенно не надоели, – сказал Адамберг.
– Тогда добавлю, что существовала подсознательная связь между ядом – жидкостью, изливаемой живым существом, – и человеческой спермой. Особенно это касалось змей, которые встают вертикально, прежде чем укусить, особенно так называемых плюющихся кобр. Нетрудно представить себе, что подвергшейся насилию женщине, оскверненной спермой обидчика, пришла в голову мысль отомстить ему в том же духе. И змеиный яд кажется ей веществом наиболее похожим на ненавистную сперму.
– Это верно, – произнес Вейренк.
– Но мы подходим к паукам. Когда человек побеждал паука с его опасным ядом, то становился сильнее и приобретал власть над ним, а сам поверженный паук превращался в оберег, приносящий удачу. Пауков использовали как средство от разных недугов, из них готовили отвары и настои, иногда больного даже заставляли глотать паука живьем. Ими, в частности, лечили перемежающуюся лихорадку, кровотечения, в том числе маточные, аритмию, старческую деменцию, импотенцию.
– Импотенцию?
– Но это ведь логично, комиссар: я ведь уже говорил о связи между двумя жидкостями – ядом и спермой.
– Но почему было не лечить импотенцию настоящей спермой животных?
– Потому что она воспринималась как эквивалент нашей, ни больше ни меньше. А тут нужна была субстанция более высокого порядка. Человек преклоняется перед крупными животными, если они представляют для него опасность. Ведь использовали же люди бычьи гениталии. Так я возвращаюсь к пауку?
– Возвращайтесь, Вуазне.
– Еще недавно считалось, что, если носить побежденного паука на теле – в медальоне или, как это делали бедняки, в ореховой скорлупе – либо зашитым в одежду, это убережет от болезней, злого рока или угрозы войны.
– Правда?
– Правда. Представим себе изнасилованную женщину, которая становится хозяйкой паука: она также получает власть над ядовитой жидкостью, над замаравшей ее спермой. Теперь она может победить, теперь она может убить – с помощью паука или благодаря пауку.
– Вуазне, женщине нужно основательно съехать с катушек, чтобы прийти к подобной мысли.
– Подвергнувшись насилию, можно съехать с катушек.
– Но сегодня, Вуазне? В наше время? Кто еще в такое верит?
– В наше время, комиссар? Какое такое время? Цивилизованное? Рациональное? Миролюбивое? Наше время – это наша древняя история, это наши Средние века. Человек ни капли не изменился. И особенно в своем первобытном мышлении.
– Это верно, – согласился Вейренк.
– И когда маленькие жуки-вонючки нападали на свои жертвы при помощи пауков-отшельников, это уже, по сути, была сексуальная агрессия. Закон доминирования, впрыскивание яда – жидкой животной субстанции.
– Одиннадцать жертв укусов и неведомо сколько изнасилованных женщин, – подвел итоги Адамберг. – А нас только пятеро.
– Пятеро? – удивился Вуазне.
– Вы, Вейренк, Фруасси и я. Добавьте еще Ретанкур.
– Ретанкур – это вряд ли.
– Да-да, Вуазне. Она сотрудничает с нами, не веря в эту историю, но и не противодействуя. Нас пятеро.
– Партия пока не выиграна.
– Но мы уже начали игру, лейтенант.
Глава 20
Редчайший случай: Адамберг запомнил свой сон. Поглощая кофе и хлеб, думая о том, что хлеб перестал быть таким вкусным с тех пор, как его больше не нарезает толстыми кривыми ломтями Кромс, он вспоминал свой сон, в котором он стал импотентом. Отчаяние подтолкнуло его к единственному возможному решению: пауки-отшельники. Он разобрал целые кучи дров и камней, но так и не нашел ни одного паука, чтобы его проглотить.
С бесполезными нагромождениями камней в голове и неприятной мыслью, что собирался наглотаться пауков, Адамберг прошел через рабочую комнату, где завершалась работа над “Книгой”. Все ходили туда-сюда, дорабатывая последние варианты, и принтеры уже выплевывали первые листы. Он остановил Эсталера, который с помощью Вейренка доставлял в кабинет Данглара кипы бумаг, обращаясь с ними с такой осторожностью, словно это были драгоценные старинные манускрипты. Все это можно было отправить по внутренней компьютерной сети, но Данглар требовал распечатку на бумаге, что существенно замедляло работу.
– Эсталер, совещание в одиннадцать в капитуле, предупредите всех. И позвоните тем, кто сегодня не на дежурстве.
– Вы хотите, чтобы я их разбудил? – спросил молодой человек, вечно сомневающийся в том, что в полной мере понял задание. – Как в прошлый раз, когда это оказалось никому не нужно?
В реплике Эсталера не было и намека на критику. Его преклонение перед Адамбергом было безусловным, без единого зазора, в который могло бы просочиться малейшее сомнение.
– Совершенно верно. Как в прошлый раз, когда это оказалось никому не нужно.
– И майора Данглара позвать?
– Прежде всего майора Данглара. Луи, ты представишь всю совокупность фактов команде, если только это можно назвать командой. Вуазне расскажет о жидкостях. Можешь вывести на экран фотографии мальчишек – членов банды и их жертв?
Вейренк кивнул.
– Почему ты сам не хочешь говорить? – спросил он.
– Боюсь, как бы Данглар не пошел в атаку при поддержке Мордана, – ответил Адамберг, слегка пожав плечами. – Сегодня утром мне не хочется скрещивать с ними шпаги. Сегодня главное – не они, главное – команда. Я скажу несколько вступительных слов, а потом ты примешь эстафету.
“Каких слов?” – спросил он себя. Заранее он об этом не думал. И комиссар направился в кабинет Фруасси.
– Лейтенант, погода хорошая, ступенька во дворе уже наверняка нагрелась.
– Кекс берем? – спросила Фруасси, вытащив провод из компьютера.
Когда они вышли во двор, она тут же уселась на ступеньку, положив на колени ноутбук, а Адамберг накрошил кекс примерно в четырех метрах от гнезда.
– Теперь им точно конец, этим брюкам, – негромко пробормотала Фруасси себе под нос, когда Адамберг направился к ней.
Она выглядела лучше. Ретанкур, видимо, достигла своей цели и сходила вымыть руки в затихшую ванную. Он и мысли не допускал, что у Ретанкур что-то может не получиться.
– Что удалось найти, лейтенант? Через врачей.
– Я получила доступ к их отчетам. Должна признаться, я чувствовала себя преступницей.
– Но довольной преступницей.
– Начнем с того, – продолжала Фруасси, чуть заметно улыбнувшись, – что все трое были крепкими, сердце в хорошем состоянии, только с печенью серьезные проблемы. Алкоголизм. Один принимал препараты от повышенного давления, другой – от холестерина, третий – ниградамил.
– Что это за зверь?
– Лекарство от импотенции.
– Надо же. И кто из них его пил?
– Тот, кому было восемьдесят четыре года, – Клавероль.
– Кто бы сомневался.
– У меня есть родственник врач. Он говорит, что количество пожилых мужчин, которые не хотят от этого отказываться, впечатляет.
– Вот и старик Клавероль не желал уходить в отставку.
– Значит, – подытожила Фруасси, – у них не было причин умирать от укуса паука. А также причин, по которым их локо… сейчас уточню…
– Локсосцелизм? – подсказал Адамберг.
Наконец-то он усвоил это слово, и ему не пришлось в сотый раз заглядывать в свои записи.
– Да, правильно. Причин, по которым их локсосцелизм стал бы развиваться так быстро. Первый пострадавший, Барраль, обратился к врачу десятого мая. Его укусили накануне вечером, когда он выдирал крапиву у поленницы. Сейчас прочту вам отчет врача:
Пациент почувствовал укол в нижней части левой ноги, слабо болезненный, решил, что обжегся крапивой.
Потом:
10 мая, 11:30. Тревожит вид укола. Фиолетовое пятно 7 × 6 см, начало некроза. Подозрение на укус паука-отшельника. Заказана противоядная сыворотка в ЦТ, Марсель. Инъекции амоксициллина + лидокаин местно.
Лидокаин – это обезболивающее.
Далее вечером, в 20:15:
Угрожающее развитие поражения. Некротическое пятно 14 × 9 см. Температура 39,7°. Новое назначение: роцефин – это более мощный антибиотик – и тедрикотек – это антигистамин.
На следующий день в 7:05:
Температура 40,1°. Некротическое пятно на ноге 17 × 10 см. Вдавленная рана глубиной 7 мм. Увеличение дозы роцефина на ¼. Результаты анализа крови: иммунная резистентность удовлетворительная. Наличие гемолиза – это уменьшение содержания красных кровяных телец, – развитие некроза внутренних органов: поражение левой почки. Подключен к аппарату диализа. 12:30: инъекция антидота. 15:10: снижение температуры до 39,6°. Высокая скорость действия яда, прежде в практике не наблюдалась. 21:10: Температура 40,1°. Увеличение скорости гемолиза, диагностирован сепсис, отказ правой почки, затронута печень.