– Хорошо, – сказал Адамберг и стал набирать номер на своем мобильнике. – Ирен! Я вас не разбудил?
– Я пью кофе.
– Вы уже знаете? Двое одновременно!
– Я только что прочла на форумах. Просто зло берет!
– Берет, – подтвердил он с тем же выражением гнева и бессилия, что у Ретанкур. – Притом что вокруг их стола постоянно совершали обход трое моих офицеров. И никого не заметили, не увидели и не поймали.
– Не хочу сказать ничего плохого о полиции, обратите внимание, я не говорю, что им было легко, комиссар, не говорю, что вы не работали. Я ничего не говорю, но все-таки он укокошил их всех, и никто не знает как. От этого зло берет. Я не говорю, что это были приятные люди, судя по тому, что вы мне про них рассказывали, но все же зло берет.
– Скажите, Ирен, вы сейчас одна?
– Ну да! Луиза завтракает в своей комнате. Она пока не знает про двух последних. Слава богу, пока могу побыть в покое. А Элизабет еще спит.
– Я еще немного вас помучаю по поводу Луизы. Постарайтесь отвечать на мои вопросы, не задумываясь.
– Комиссар, я так не умею.
– Я заметил. В котором часу Луиза поднялась в свою комнату вчера вечером?
– Ох, из-за похорон она потеряла аппетит. Такая обстановка, вы понимаете. Часов в пять съела тарелку супа – и больше я ее не видела.
– А потом она куда-нибудь выходила, вы не знаете?
– А зачем ей куда-то выходить?
– Этого я не знаю.
– Скажем так, иногда ей случается гулять по вечерам, когда у нее бессонница. Поскольку на улице никого нет, она не боится, что ей встретятся мужчины, понимаете?
– Да. Итак? Вчера вечером?
– Трудно сказать, а между тем она мне доставляет неудобства. Она, знаете ли, встает примерно каждые три часа, чтобы пойти…
– В ванную комнату, – подсказал Адамберг.
– Вот, вы все понимаете. А ее дверь скрипит. Поэтому я всякий раз просыпаюсь.
– И вы слышали сегодня ночью, как ее дверь скрипела.
– Я вам только что объяснила, комиссар: как и каждую ночь. Что касается ее прогулок во время бессонницы, то ничего не могу вам сказать.
– Ладно, не берите в голову, Ирен. Я хочу к вам послать кое-кого. Женщину – так будет лучше? Неплохо бы ей сфотографировать жилища пауков-отшельников у вас дома.
– А это еще зачем?
– Для моего отчета начальству. Там, наверху, хотят все знать, все контролировать, они у нас такие. Это будет наглядное доказательство того, что пауки прячутся.
– А дальше?
– А дальше – следите за моей мыслью – чем толще папка с делом, тем лучше. А поскольку расследование провалилось, в моих интересах показать, что мы много работали.
– Ага, вот оно что, я понимаю.
– Я могу ее к вам послать?
– Но я вам еще не рассказала! – воскликнула Ирен внезапно изменившимся, звонким голосом. – У меня еще одна появилась!
– Кто? Соседка?
– Да нет же, она залезла в бумажные полотенца, в самую глубину рулона. Конечно, это паучиха, самка паука-отшельника, красавица! Уже взрослая. Мне нужно срочно ее переселить, пока еще нет кокона. Представьте себе, что случится, если Луиза ее увидит. Это будет конец света.
– Не переселяйте ее, пожалуйста, прямо сейчас. Оставьте так для моего фотографа.
– Ага, я понимаю. Но тогда поторапливайтесь, потому что Луиза в это время обычно повсюду рыщет. И она часто пользуется бумажными полотенцами.
– Через час пятнадцать – нормально?
– Прекрасно, я буду готова. Потому что нужно все-таки подготовиться.
– Конечно.
– Она приятная, эта женщина?
– Очень.
– А куда мне девать Луизу, пока эта женщина будет фотографировать?
– Никуда. Пригласите ее выпить с гостьей кофе, это ее развлечет.
– Она пьет только чай.
– Тогда выпить чаю.
– А что сказать про фото?
– Она скажет, что приехала проверить эффективность работ по дезинсекции. Луиза сразу же успокоится.
– Потому что у меня проводили дезинсекцию?
– Да. Принудительно.
– Когда?
– Рано утром.
– Хорошо, раз вы так говорите. Ваша правда, это ее успокоит, я об этом не подумала.
Адамберг нажал на отбой и встал, отряхнул брюки и улыбнулся Ретанкур.
– Чувствую, речь шла обо мне, – заметила она.
– Да. Нужно навестить в Кадераке моего шпиона-арахнолога – Ирен.
Адамберг в двух словах объяснил лейтенанту ее роль – фотограф, проверяющий результаты дезинсекции.
– Но ваша главная цель – Луиза Шеврие. Вы с ней выпьете чаю.
– А чай – это обязательно? Нельзя будет попросить кофе?
– Можно, конечно. Ретанкур, мне нужно узнать ответ на три вопроса. Во-первых: выглядит ли она на свой возраст? На семьдесят три года. Или скорее на шестьдесят восемь?
– Всего на пять лет больше или меньше – это не так просто.
– Я догадываюсь. Во-вторых: покрашены ли у нее волосы в светло-рыжий цвет? И не видны ли у корней седые, примерно два сантиметра? И делала ли она завивку? Вот такую. – Он вынул из чемоданчика пакет с волосами. – Посмотрите внимательно.
– Ясно.
– В-третьих: как выглядят ее передние зубы? Они настоящие или вставные? Придумайте что-нибудь, рассмешите ее, пусть она хотя бы улыбнется. Это очень важно. Если пошутите над коллекцией Ирен, это может сработать. Луиза считает эти штуки уродством.
– А что она коллекционирует?
– Сувенирные стеклянные шары. Их нужно потрясти, и тогда на памятник или дворец начинает падать снег.
– Ясно.
– И наконец, попросите разрешения зайти в ванную. И соберите волосы с расчески или щетки.
– Без санкции это является уголовным преступлением.
– Разумеется. Там должно быть две щетки: одна – Ирен, она красится в блондинку, другая – Луизы. Думаю, вы не перепутаете.
– Если она красится в рыжий цвет. Но этого мы не знаем.
– Верно. И как можно скорее сообщите мне о результатах. Не удивляйтесь, если Ирен в присутствии Луизы вдруг назовет меня “Жан-Бат”. Мы так с ней уговорились. А, и вот еще что: я сказал Ирен, что вы очень приятная.
– Вот черт! – буркнула Ретанкур, отчасти потеряв обычную уверенность в себе.
Она на минуту задумалась и наконец проговорила:
– Как-нибудь разберусь. Думаю, у меня получится.
– Кто бы сомневался, Виолетта?
Ретанкур высадила Адамберга и Вейренка у их отеля в Ниме и тут же покатила в Кадерак, держа в руке телефон.
Адамберг написал Фруасси, что она может прекратить поиски улыбки Луизы. Затем отправил сообщение Ноэлю и Жюстену, приказав им возвращаться в комиссариат.
– У меня предложение: сытный завтрак, затем отдых до получения известий от Ретанкур, – сказал он Вейренку.
– Ты думаешь, она справится? Этот визит не из легких. Ложь, крайняя осторожность, психологическая тонкость.
– Ретанкур справится с чем угодно. Она в одиночку могла бы управлять “Сан-Антонио”.
– Ты, похоже, слишком сильно дергаешь за поводок.
– Ретанкур вообще нельзя держать на поводке, – сказал Адамберг, глядя на друга. – А если бы кто-то попытался, она протащила бы его за собой вокруг света.
Глава 40
Сообщение от Ретанкур ближе к полудню получил Вейренк:
Не могу связаться с комиссаром, передайте ему. Луиза: вставные зубы – искусственная челюсть. Волосы по виду идентичны с образцом. Выглядит на семьдесят лет. Водила машину “давным-давно”. Туалет у нее в комнате, в ванной ничего изъять не удалось. Не смогла осмотреть ее комнату, там все скрипит. Боится пауков по-настоящему. Луиза упомянула, что изучала право в Ниме, но бросила занятия после какой-то “неприятности”. Говорила о “праве на труд”, употребляя специальные термины. Зато – одним преступлением больше, одним меньше – я стащила ее чайную ложку. Я БЫЛА приятной, они тоже. Ирен – очень забавная, только все время болтает и воркует, терпеть этого не могу, – передала мне для комиссара этот проклятый сувенирный шар из Рошфора.
Вейренк вошел в номер комиссара, который, не раздеваясь, крепко спал на кровати. Лейтенант потряс его за плечо.
– Новости от Ретанкур, Жан-Батист. Она несколько раз пыталась с тобой связаться.
– Я ничего не слышал.
Адамберг прочитал сообщение и улыбнулся:
– С ложечкой она здорово придумала.
– Ты до такой степени ее подозреваешь?
– У нее поддельные имя, возраст, волосы, зубы, и на данный момент все указывает на нее.
– Что ты привязался к ее зубам?
Адамберг вздохнул и отдал Вейренку его телефон.
– У моей отшельницы, Луи, во рту оставалось всего несколько гнилых зубов. Недоедание. Когда она вышла из… черт, Луи, как это называется – место, где держат голубей?
– Голубятня, – подсказал Вейренк.
– Наверное, я проспал слишком долго, – пожаловался Адамберг, пытаясь причесаться пятерней. – Забыть слово “голубятня” – это уже не шутки.
Адамберг несколько секунд посидел неподвижно, потом надел ботинки и открыл свой блокнот.
Забыл слово “голубятня”, –
записал он.
– Это из-за удаления больного зуба, – сказал Вейренк. – Доктор тебе говорил.
– И все-таки.
– Забудь о голубятне, давай вернемся к Луизе. Согласен, у нее фамилия Шеврие – белая девственная козочка господина Сегена. Есть ее насильник, некий Карно, связанный с Ландрие, связанным с приютской бандой. Есть ее волосы, ее фобии, мыло во флаконе, струйка масла из дозатора. Но есть и ее боязнь пауков-отшельников. И если она действительно изучала право, пока не произошло изнасилование – “неприятность”, – она не может быть нимской узницей. Фруасси, наверное, права, она родилась за границей.
– Из-за нее мы бродим в тумане. Все сходится, все основательно. Но только с виду.
– С виду? Ты же был убежден, что нашел убийцу, но неожиданно оказывается, что это всего лишь видимость.
– Это все закрытые бухты, Луи. Может быть, есть какая-то другая. Нет, это явно не то, – твердо заявил он. – Что-то меня смущает, какой-то пустяк, что-то чешется, как сказал бы Лусио.
– С какого момента?