«Коричневый» оперативник, по-папиросному переместив сигарету в угол рта, вытащил из-под куртки пистолет. Это был «форт», созданный уже в эпоху самостийности по схеме советского «макарова», но с элементами внешнего вида «кольта». Очень красноречивый символ метаний молодого государства от старых ценностей к новым, от бывшего старшего брата к желаемому будущему... Впрочем, пользователи оружием – люди всегда предельно конкретные и над подобными сложностями не задумываются. Тем более что свою основную задачу – переводить живых существ в мертвое состояние – любой пистолет, независимо от системы, конструкции и страны-производителя, выполняет одинаково успешно.
– А куда он денется? Шаг влево, шаг вправо – побег, прыжок на месте – провокация. Огонь открываем без предупреждения!
«Черный» тоже обнажил оружие.
Крайко вновь покашлял.
– Иван Сергеевич, сейчас в отношении вас действует инструкция по конвоированию арестованных и задержанных, – доброжелательно, но строго объявил он. – А это жесткий документ. Он действительно разрешает конвоирам застрелить вас при попытке к бегству. Как говорится, без суда и следствия!
Несмотря на прохладу, Черепахину стало жарко. Неужели у них уже все решено?! Неужели прямо сейчас?! И не будет того призрачного шанса в подвале...
– Не бойся, дядя! – усмехнулся «коричневый», заметив капли пота на лбу. – Не дергайся, и все будет нормально. Главное – без резких движений. Понял?
– Понял, – кротко, как и полагается задержанному, кивнул Черепахин.
– Отстегиваю! – сказал «коричневый».
Несмотря на лоховатый вид и перегар, действовали опера грамотно: «коричневый» спрятал пистолет и расстегнул браслет наручника, а «черный» стоял сзади и целился подконвойному в спину.
«Коричневый» на миг задержал кисть Черепахина, разглядывая деформированные костяшки. У него были точно такие же.
– Боксом занимался? У кого?
– У Харламова. А ты?
– У Яковлева. Но все равно не дергайся! Давай вперед!
– Хоть зажигалку одолжите, – попросил Иван Сергеевич.
– Что, дожечь хочешь? – засмеялся «черный». Напарник тоже закатился смехом.
– Держите! – Предусмотрительный Крайко протянул ручку-фонарик и связку изъятых у него ключей.
Иван Сергеевич, еще до конца не веря в так удачно сложившуюся ситуацию, молча повернулся и двинулся к обгорелым развалинам. Пожалуй, эти ребята – крепкие орешки, и неизвестно, как сложилось бы там внизу, если бы они пошли с ним... Вырубать охранников и отбирать у них оружие очень легко и просто только в кино...
По покрытой копотью бетонной лестнице он поднялся к двери, протиснулся между косо упавшими обугленными досками и... оказался в аду! Удушливый запах гари пропитал воздух так, что он стал горьким до тошноты, прямо над ним зловеще нависали обгоревшие конструкции второго этажа, они раскачивались легкими порывами ветра и действительно в любую минуту могли обрушиться на голову... Под ногами чавкала вонючая пепельная грязь, он то и дело оскальзывался, с трудом удерживаясь на ногах.
Долго провозившись, он нашел люк, обломком доски расчистил пространство над ним, нащупал скрытую черной жижей замочную скважину, с трудом вставил ключ, с еще большим трудом два раза повернул... Замок щелкнул. Потянув за железное кольцо, он приподнял крышку и жидкая черная грязь водопадом хлынула вниз. Откинув крышку и подсвечивая себе фонарем, он стал спускаться по крутой лестнице.
Последняя ступенька скрывалась под черной жижей. Черепахин, не останавливаясь, почти по щиколотку в похожей под ярким светом фонаря на нефть воде прошел к старому металлическому стеллажу со всяким огородно-дачным хламом. Здесь почти не было пригодного для дыхания воздуха. Фильмы, в которых герои пересиживали пожар в подполе, – полное вранье.
Из-под инструментов, мотков проводов и прочей ерунды Черепахин извлек прямоугольную металлическую коробку. Он знал, что на крышке нарисованы летящие гуси, которые гонятся за убегающей девочкой. Когда-то в ней хранились конфеты, теперь деньги – в этой части он был честен со следователем. Вынув несколько пачек – а тут были и гривны, и доллары, и рубли, – он рассовал их по карманам.
Потом на миг прислушался. Наверху сильно трещало. Будто отбросив последние сомнения, Черепахин резко отдернул от стены стеллаж и, не обращая внимания на грохот падающих инструментов, сильно ударил ногой по отсыревшей снизу штукатурке – раз, второй, третий... Прочная на вид стена прогибалась, растрескивалась и, наконец, провалилась, открывая узкий темный коридор, в котором рассеивался и растворялся направленный луч китайского фонарика.
«Якщо в нирци немае другого виходу, то не можна в ний ховатися!»[4] – объяснял за настоящей, «заводской» горилкой с перцем дед Микола, который одиннадцать лет прятался по лесам и схронам, потом двадцать лет скрывался и еще тринадцать сидел в тюрьме, а значит, знал, что говорит.
В свое время Иван Сергеевич скептически относился к такой «мудрости», хотя грамотно устроенный потайной ход сразу привлек его внимание и сыграл немалую роль в покупке дома. Но не из практических соображений, а просто юношеская книжная романтика играла в одном месте... И вот оно как обернулось...
Отодрав напрочь, чтоб не мешал, кусок оштукатуренной дранки, Иван Сергеевич нырнул в сырую черноту потайного хода.
И вовремя. Через несколько минут то, что оставалось от второго этажа, шумно обрушилось вниз. Над пожарищем поднялось и медленно расплывалось густое черное облако, будто на многострадальную дачу сбросили авиационную бомбу. Обгоревшие куски древесины посыпались в подвал, следом просочилась часть черного облака, и там стало невозможно дышать.
– Тво-о-о-ю мать! – побледнев, выругался «черный». – Это бы нам капец пришел!
– Точно... Хорошо, что мы этого мудака не послушались...
«Коричневый» зачем-то переложил пистолет из одной мокрой руки в другую. Но «форт» все равно дрожал и норовил выскользнуть. Оперативник спрятал его в кобуру.
Следователь мигом утратил важность и впал в панику, даже «мудака» пропустил мимо ушей. Он суетливо побежал в одну сторону, в другую, потом стал отряхивать ладони, приговаривая:
– Вот гадство! Что же это делается?! Его завалило! Теперь не отпишемся... Живо звоните спасателям, чего стоите!
– Хватит командовать, у нас свои начальники есть! – зло огрызнулся «коричневый». – А прокуратуре никто не давал права милиционеров на верную смерть посылать!
Крайко с трудом достал мобильник и принялся дрожащим пальцем тыкать в маленькие клавиши.
– Алло, спасатели? Это из городской прокуратуры... Только что у нас подследственного завалило на пожаре... То есть на бывшем пожаре... На пепелище... Да я не шучу и не пьяный... Доложите Николаю Ивановичу, Крайко – моя фамилия...
Тем временем Черепахин протискивался через узкий шестиметровый лаз.
«Только бы не завалило выход!» – мелькнула тревожная мыслишка, и не без оснований: он уже давно не проверял потайной ход.
Но дед Микола сработал все на совесть, и вскоре опальный журналист вывалился прямо в густые заросли шиповника, которые сам же и насадил для маскировки на крутом склоне оврага. Продравшись через колючий кустарник, он, оступаясь и с трудом удерживаясь на ногах, сбежал вниз и, не оглядываясь, помчался на юг, к реке, за которой начинался густой Желудевый лес. У него были черные, в кровь исцарапанные руки, черный, превратившийся в лохмотья костюм и лицо наверняка черное, покрытое жирной сажей. То ли от свежего воздуха, то ли от ощущения очередного неожиданного жизненного кульбита сердце радостно стучало, он взмахивал руками, словно хотел взлететь, но не получалось. В такт бегу он опять повторял некстати привязавшиеся строчки давней песенки: «Птицы из лета вернулись, ага, значит, пора нам валить на юга...»
Никто не гнался за ним, не окликал грозным голосом, не стрелял в воздух.
Наверху «черный» и «коричневый» оперативники, усевшись на садовый столик, допивали водку из плоской стальной фляжки. Крайко нервно расхаживал взад-вперед, обдумывая масштаб предстоящих неприятностей.
Остатки дачи продолжали дымиться, как разбомбленный прямым попаданием ДЗОТ.
Глава 3Перспективный проект
Два года назад. Украина
– Но наша социологическая служба показала совершенно другой результат – пятьдесят семь процентов!
Простоватое лицо невысокого человека с заметно поредевшими крашеными волосами покрылось багровым румянцем ярости. Потому что сейчас эти простоватость и заурядность, о которых он когда-то знал, но потом забыл, снова стали пробиваться сквозь толстые мазки грима, наложенные значимостью его должности. Ведь если вдруг пропадет весь этот антураж власти – резиденции, безмолвная невидимая охрана, прямая связь с руководителями других государств, кортежи, несущиеся на запредельной скорости по перекрытым улицам, услужливая челядь – от горничной и повара до министров, личные самолеты и спецрейсы, – то что останется от фигуры Президента Тучки? Да ничего! Человек номер один сдуется, скукожится, исчезнет, как лопнувший мыльный пузырь. Останется простой заурядный сельский мужик, которого недруги сделают козлом отпущения не только за действительные грехи, которых тоже накопилось немало, но и вообще за все на свете... А ведь этот идиот предсказывает именно такой конец!
– Откуда вы выкопали эти жалкие пятнадцать процентов?!
Тучка ударил кулаком по столу, бокал с минеральной водой опрокинулся, покатился и разбился о декоративную плитку.
– Откуда, я вас спрашиваю?!
На шум из-за голубой ели метрах в двадцати от беседки выглянул атлетического сложения парень в строгом черном костюме и с наушником в ухе. Убедившись, что ничего угрожающего охраняемому лицу не происходит, он задвинулся на место.
– В государственной социологической службе. Таковы настоящие данные. Почти настоящие, – уточнил Ганзенко, наклонив голову с ровным пробором, словно сверяясь с бумагами в черной кожаной папке. Он был схож обликом с парнем за елкой – только немного постарше, в плечах поуже да глаза более осмысленные. Потому что Президент использовал не его мускулы, а его мозги.