Вот и весь эпизод из детства. Воспоминание Ниночки про папу. Про отца. И этим воспоминанием она жила всю жизнь. «В нее вошла сила» – так она объясняла. Вместе с красными сапожками, бирюзовым свитером и конфетками, которыми она всех угостила, в нее вошла сила. И вместе со словами: «Желаю здоровья, счастья и долгих лет жизни!» Всякое в жизни бывало, ясное дело. Но голубой свитер грел, а сапожки не давали промочить ноги – они оставались при ней. И защита оставалась при ней всю жизнь. И папа оставался при ней, хотя рано ушел из жизни. Но осталась его любовь. Неумелая, безыскусная, самая простая, как те подарки. Которые все еще греют и защищают.
Вот для чего нужна отцовская любовь. Любовь отца. Или папина любовь – Ниночка с того дня звала отца «папа». Так ласковее выходит. Любовнее, нежнее. Потому что отцовская любовь делает нас защищенными, но нежными. Вернее, папина. Папы уходят, но они могут оставить детей защищенными. Детям немного надо…
Конфетки
У одной маленькой девочки дедушка умер. Она была совсем маленькая, лет трех. И дедушку очень любила. Его и мама девочки любила – это был ее папа. Они бедно жили в маленьком городке. И смерть дедушки совершенно их подкосила. Это было много лет назад, очень давно.
Девочка плакала сильно. А через несколько дней важно подвела маму к шкафу и стала открывать дверцу. И говорить, улыбаясь: «Дедуська плинес мне касетки! Деда меня любит, он сказал!»
Мама открыла шкаф, девочка нашла пальто дедушки и стала что-то искать маленькими ручками. Мама полезла в карман – а там кулечек с ирисками. С простыми ирисками «Буратино», маленький кулечек. Видимо, дедушка купил их для внучки, да забыл отдать. Не успел…
Мама с дочкой ели ириски, и мама плакала. А маленькая дочка лепетала про «дедуську». Про то, что он всегда будет все давать и помогать! Он сам так сказал!
Мало ли что ребенок лепечет. Но только с тех пор им стало легче жить: все как-то стало получаться и меняться к лучшему. И жизнь наладилась постепенно.
Вот такая простая история про «касетки». Которые нам передают из другого мира, чтобы нам было послаще жить. Жизнь ведь – не больно сладкая штука…
Они вернутся
Дедушка нас очень любил. На Новый год он всегда для нас ставил и наряжал большую елку – в его огромной квартире были высокие потолки, но елка все равно упиралась макушкой. А на макушке сияла серебряная звезда, вот так. И сама елка сияла и сверкала, множество игрушек было на ней. А еще орехи в золоченой фольге, конфетки на ниточках, мандаринки – мы их сами развешивали с братцем Алешенькой, с двоюродным братиком. Дедушка иглой протыкал аккуратно кожуру мандарина, продергивал ниточку, делал петельку, а мы развешивали оранжевые ароматные плоды. Как будто они выросли на нашей волшебной елке!
Алешеньку дедушка привез из Москвы на Новый год, а меня – из Ленинграда. Мы в Свердловске праздновали, и праздновали просто отлично. Приходил Дед Мороз со Снегурочкой из Академии наук, там дедушка работал. Мы кучу подарков получили: цветные карандаши, медовые краски, которые можно втихомолку лизать, – они сладкие и липкие, они сделаны из меда, точно. И беличьи кисточки, и альбомы, и книжки со сказками с чудесными рисунками… Мне – куклу в нарядном платье и в белых башмачках, Алешеньке – танк и конструктор… Много всего было на празднике. Мне было лет пять, а Алешеньке – три. И, конечно, было угощение, а как же! И бабушка испекла торт из множества коржей, такой хрустящий, с вареньем… И еще мы жгли в ванной бенгальские огни: как они красиво рассыпали искры…
Потом нас уложили спать. Стало темно, только елка горела, мигали разноцветные лампочки. Дедушка и бабушка ушли смотреть «Голубой огонек», стало тихо-тихо… И Алешенька тихонько заплакал, горько так. Он по маме скучал, понимаете? Праздник кончился, веселье прошло, а без мамы невыносимо грустно. Я понимаю. Я же тоже тихонько плакала, хотя от чего? Такой прекрасный праздник. И такой любимый дедушка. И такая красивая елка, а подарки! Какие великолепные подарки! Вот же они, стоят у кровати… Чего плакать-то? Но мы лежали новогодней ночью и плакали по маме. Почему-то плакали. Тихонько так Алешенька всхлипывал в своей постельке и шептал: «Я хочу к маме!» А я утешала и говорила, что наши мамы потом придут. Но тоже начала плакать.
Дедушка зашел к нам. И понял. Услышал сердцем. Он принес теплого молока с печеньем, хотя хорошие дети не едят в постельке. А мы ели сладкое печенье пополам с солеными слезами, и дедушка нас утешал. И рассказывал истории про мальчиков и девочек из своего детства – я до сих пор помню вкус молока с печеньем и эти истории, добрые и смешные. И все снова стало хорошо. Мы просто сидели, обняв дедушку, а он рассказывал. И елка мигала разноцветными огоньками, игрушки красиво светились, мишура блестела, «серебряный дождь» – так она называлась. И было спокойно. Тепло. Хотя и немного пусто в груди без мамы, – но ведь она приедет, не надо плакать. Такой хороший Новый год, а мама непременно приедет!
Дедушка так говорил в ту ночь – за нами непременно приедут. А пока надо радоваться празднику, подаркам, елке и тем, кто рядом. Потому что потом мы начинали плакать по дедушке, когда уезжали к родителям. Всегда по кому-то плачешь, так устроена жизнь. И всегда кого-то нет рядом, близкого и любимого, об этом вспоминаешь, когда веселье закончилось и наступила тишина.
Но они вернутся. Или мы к ним поедем. А пока надо радоваться, праздник еще в разгаре. И надо беречь тех, кто рядом, кто дает теплое молоко с печеньем и рассказывает истории. Или просто смотрит «Голубой огонек» в соседней комнате. Может, они все, те, кого мы ждем, – в соседней комнате, мы их просто не видим… Но плакать не надо. Надо просто хранить память в сердце и непременно вспомнить своих, когда кончится праздник. Когда-нибудь мы встретимся снова, и будет пахнуть мандаринами и хвоей. И будут мигать разноцветные огоньки в темноте, чтобы мы не пугались и знали, куда идти – к своим…
Урок любви
Самые поддерживающие воспоминания детства у меня вот какие: как дедушка на меня орал. Да, орал, руки у него тряслись, а я плакала, и слезы капали на листочек бумаги. На листочке отличный чертеж: два поезда выехали из двух разных точек. Или ящики с яблоками и апельсинами. Это мы уроки делали каждый день. И вся большая семья эвакуировалась из большой академической квартиры: все знали, что сейчас дедушка будет делать с Анечкой уроки.
Дедушка кричал ужасно, но не обидное, а вот так: «Почему такой умный ребенок не может понять такую простую вещь?!» А потом капал себе валокордин на кусочек сахара. И мы рисовали что-нибудь хорошее, сделав с грехом пополам математику. Мы очень любили друг друга. И я по сей день благодарна за то, что он делал со мной уроки. За то, что часами их со мной делал.
За то, что заставлял вести читательский дневник и дневник наблюдений за погодой. За то, что заставлял делать зарядку. Вообще за все, что заставлял делать. Он тратил на это принуждение огромное количество времени и нервов. Он был семь раз ранен на войне. Он много работал в Академии наук. Он уставал. И у него болело сердце. И вот каждый день он делал со мной уроки.
И поэтому, когда говорят: «Не делайте с ребенком уроки! Пусть он будет самостоятельным. Не портите с ним отношения. Дайте ему свободу, он сам разберется!» – не думаю, что это правильно. Сначала отношения будут очень хорошими. А потом ребенок вырастет. И не будет иметь понятия о дисциплине. О трудолюбии. На то он и ребенок – ему трудно самому организовать процесс и к чему-то себя принудить.
Играть и болтать куда веселее, я понимаю. Но когда вспоминаю про любовь – вспоминаю дедушку и уроки, которые мы делали. Я научилась. И иногда любовь – в принуждении. Которое требует огромного внимания, времени, затрат энергии.
И от которого может сердце заболеть – потому что оно есть, сердце-то. А в сердце – любовь и забота. Дедушки не стало, когда мне исполнилось 17 лет. Но я уже отлично умела делать уроки. Я выучила урок. Я научилась учиться. Он сделал все, что должен был сделать добрый родитель. Попустительство – грех; принуждение к добру – подвиг. И любовь. И от любви к своим…
Залог любви
Когда я была маленькой, по воскресеньям мы с мамой и папой ездили к дедушке и бабушке. На семейный обед, в огромную дедушкину квартиру, где до потолка в каждой комнате доставали книжные шкафы… И я тихонько играла, пока близкие разговаривали в гостиной. Я совсем маленькая была, лет двух. Тихая маленькая девочка.
Когда приходило время возвращаться домой, я начинала горько плакать. Ничего не могла с собой поделать, слезы текли и текли. Я старалась плакать беззвучно, но в детстве это плохо получается. Меня одевали. А я плакала навзрыд. И никто не мог понять, почему. Все ведь хорошо. Мы с мамой и папой возвращаемся домой.
Я плакала оттого, что сейчас все исчезнет. Эта светлая квартира, бабушка, дедушка – мы выйдем за дверь, и настанет разлука. Я уеду от дедушки, и все. Ничего не будет! Я не хочу уезжать, я хочу быть вместе, хочу, чтобы все были вместе!
Но объяснить не могла. Я просто плакала и повторяла: «Дедушка, мой дедушка!» Все утешали меня, обещали, что скоро мы снова встретимся, совсем скоро! А дедушка бледнел, у него руки немного дрожали, он метался по квартире и пытался утешить меня подарком. Хватал, что под руку подвернется, любую ценность. И подавал мне.
Смелый, отважный, героический дедушка, полный ящик наград, орденов и медалей в его письменном столе. А не мог терпеть мое горе, детские слезы – дарил все, что только мог. И это меня успокаивало. Хотя какие там ценности у ученого из Академии наук. Тогда скромно жили.
Хрустальная пепельница, малахитовое пресс-папье, чугунная балерина, подстаканник с гравировкой, старинная книга про возникновение жизни на земле с картинками, прикрытыми папиросной бумагой… И картина с ненецкими нартами и оленями, нарты мчат под луной по ночной тундре…