– Ты как? – Беннетт замедлил ход, подвел лодку к берегу и выключил мотор.
– Все хорошо, просто отвыкла от влажности. – Я потянулась за термосом. – Хочу кофе. Налить тебе?
– Да, пожалуйста. – Он вынул из сумки два пластиковых стаканчика. – По-прежнему пьешь черный?
Я кивнула, польщенная тем, что он помнит, и налила нам крепкий кофе.
– Видишь гнездо? – Беннетт указывал на небольшую площадку на верхушке старого бетонного столба.
На фоне оранжево-лилового неба ярко выделялась груда палочек, веточек и травы. Эх, жаль, нет под рукой красок и альбома. Я бы повесила рисунок на стенку своего пустого рабочего места как напоминание о доме.
– Ага, вижу. Может, стоит забраться наверх и проверить, достаточно ли там удобно для дамы?
– Почему бы и нет? Если мистер Скопа тебя застукает, я приду на выручку.
– Вот она, южная галантность, – заметила я, отхлебнув кофе.
Беннетт расхохотался.
– Не хочешь ли спеть? – поинтересовался он. – Когда мы выбирались полюбоваться рассветом, ты всегда пела «О, это прекрасное утро»[19]. Без музыкального сопровождения прогулка теряет половину своей прелести.
Я удивленно приподняла брови:
– Вокруг нас миллион насекомых и прочих мелких тварей. Все они потирают крылышки и ножки или что там еще им полагается делать, чтобы издавать звуки. И все они поют гораздо лучше, чем я. Я умру от стыда, если увижу, как какой-нибудь краб тычет в меня клешней и хихикает.
Беннетт фыркнул:
– А по-моему, у тебя хороший голос.
– Тебе просто медведь на ухо наступил.
– Значит, можешь спокойно петь в моем присутствии. Раньше ты не стеснялась. Как вспомню конкурс талантов…
– Хватит, – оборвала его я. – Замолчи. Если еще раз припомнишь мне конкурс талантов, я вылью термос тебе на колени, и у тебя никогда не будет детей.
– Это большая потеря, – ответил Беннетт.
Небо окрасилось розовым, и его глаза изменили цвет.
Прилив подхватил лодку и понес ее к старому шлюзу – деревянным воротам, через которые вода поступала из резервуаров на поля. Здесь давно не выращивали рис, но старинное сооружение по-прежнему стояло на болоте, встречая приливы. Меня охватило непонятное волнение. Чтобы занять руки, я подлила себе кофе, разлив половину на дно лодки.
– Обожглась? – спросил Беннетт, забирая у меня термос.
Не поднимая глаз, я покачала головой и осторожно сделала глоток.
– Прости, что запачкала лодку.
Он рассмеялся, оценив шутку. Эта лодка была у него и в старшей школе. Беннетт никогда ее не мыл – разве что изредка окатывал шлангом, а потом вытаскивал на берег и переворачивал кверху дном. Среди владельцев маломерных судов Южной Каролины бытует поверье, что чистить лодку – не по-мужски. Наверное, если присмотреться хорошенько к сиденьям, то в щелях между досками можно обнаружить оставленные мной обертки от шоколада.
Мы молча пили кофе, прислушиваясь к зудению насекомых. К длинному стеблю осоки прилипла молочно-белая улитка, рядом с ней притулился кузнечик – оба искали спасения от хищников, появляющихся вместе с приливом. Как только вода уйдет, они спустятся на землю, а сейчас они – товарищи по несчастью. Если наблюдать прилив откуда-нибудь сверху, то кажется, будто берег покрыт белыми хлопковыми коробочками, если же присмотреться хорошенько, станет ясно – это улитки, движимые инстинктом самосохранения, сидят на осоке.
На востоке проклюнулся закругленный край желтого солнца, похожий на кусок масла, растекающегося по горячей сковороде.
– Ты уже говорила с отцом? – не поворачиваясь, спросил Беннетт.
Мы оба знали: солнце ждать не любит. Отвлечешься на секунду и пропустишь восход.
Я вспомнила краткие встречи у дверей маминой палаты, неотвеченные эсэмэски и телефонные звонки. Мне стало стыдно.
– Еще нет. Знаю, нужно поговорить с ним. Просто все эти события…
– Да уж, поговори. Не стоит затягивать.
– Не понимаю, к чему такая спешка. Пусть мама придет в себя, и тогда мы вместе решим, что делать.
Беннетт бросил на меня быстрый взгляд и снова уставился на горизонт.
– Застройщики теряют терпение. Они напали на твой след и, скорее всего, в ближайшее время проявятся.
Я едва не пролила кофе.
– Что? Я же в этом не разбираюсь. Дом и земля вложены в фонд, предназначенный для меня, но я совершенно не представляю, что делать дальше.
– Понимаю. Ты только не волнуйся. Без согласия Сисси или твоей мамы ничего не случится. И твоего тоже. – Он сделал глоток. – Пока мы ждем, когда Айви придет в себя, я приглашу одну даму, которая разбирается в старинных зданиях, если ты, конечно, не возражаешь. Ее зовут доктор Софи Уоллен-Араси, она специалист по сохранению архитектурного наследия, преподает в Чарльстонском колледже. Она подскажет, можно ли восстановить дом. Это поможет тебе и твоим родным принять решение, что делать с недвижимостью.
Я пожала плечами. Алый полукруг, выползающий из-за горизонта, становился все ярче. Казалось, река полыхает огнем.
– Возможно. Хотя мне до сих пор кажется, что все это происходит не со мной.
– Правда? Вообще-то, ты принадлежишь к семейству Дарлингтон, а они владеют Карроумором с тех самых пор, как Лафайет высадился в Джорджтауне. Не хочу нагнетать пафос, но дом и земля – достояние не только твоей семьи, но и всего штата. Разве для тебя это ничего не значит?
– Нет, – поспешно ответила я, то ли оттого, что действительно не чувствовала особой гордости, то ли от злости на Беннетта за то, что втянул меня в семейную драму, в которой мне ни капельки не хочется участвовать.
– Тогда я сообщу, когда она приедет, и ты решишь, будешь встречаться с ней или нет. Это тебя ни к чему не обязывает. Я привлеку твоего папу и Сисси. Когда Айви придет в себя, мы изложим ей все факты, и вы вместе примете взвешенное решение.
Солнце вырвалось из плена и взошло над горизонтом, залив все вокруг теплым светом. Стая цапель взмыла в воздух, чертя изящными крыльями плавные линии в голубом небе.
Должно быть, я ахнула от восторга, потому что Беннетт повернулся ко мне и улыбнулся:
– Здесь самое прекрасное место в мире.
– Мне очень всего этого не хватало. – Я широким жестом указала на болота, небо и водный мир вокруг нас.
Беннетт смотрел на меня долгим взглядом, ожидая продолжения, но я не нашла подходящих слов. Он допил кофе и швырнул стаканчик в маленькое мусорное ведро, прикрепленное к борту лодки.
– Если что, фирменная «мимоза» от Мейбри в кулере у тебя за спиной. Мне и кофе хватит.
Я оглянулась. Эйфория прошла, оставив смутное беспокойство.
– Пожалуй, тоже воздержусь. В девять у меня созвон с офисом, и мне нужно сохранить трезвый рассудок.
Беннетт кивнул, вывел лодку из протоки, и мы поплыли обратно в Джорджтаун. В ярких лучах солнца его темные волосы отливали золотом.
Пришвартовавшись у причала, он подал мне теплую сильную руку и помог выйти.
– Спасибо. – Мне почему-то стало неловко. – За кофе и за восход. – Я попыталась улыбнуться, но он не ответил. – Что с тобой? – Беннетт не удивился моему вопросу. Мы всегда без слов понимали друг друга.
– Джексон сказал, что позвал тебя на свидание.
– Да, – медленно ответила я.
Он прищурился:
– Ты точно хочешь пойти?
– Точно, – ощетинилась я. – По-моему, тебя это не касается. И вообще, вы ведь с ним друзья.
– Да, друзья. Именно поэтому я и говорю – это плохая идея. Он, как бы сказать… – Беннетт со значением взглянул на меня, – … большой любитель женщин.
– Вот и хорошо. Все-таки я женщина. Я не собираюсь выходить за него замуж. Так, только поужинать. – Я направилась в сторону дома, мечтая прекратить разговор.
– Рад это слышать. Помнится, ты еще в младших классах всем рассказывала, что выйдешь замуж за Джексона Портера.
Краска бросилась мне в лицо. Жаль, я оставила козырек в лодке.
– Я тогда была совсем маленькая, Беннетт. Еще я говорила, что буду второй Леонтиной Прайс[20], а ты, помнится, собирался стать водителем грузовика, когда вырастешь.
Беннетт недовольно поджал губы:
– Ладно. Но будь осторожна. Не забывай – в прошлый раз он дурно с тобой обошелся.
– Это было очень давно. Мы оба теперь совершенно другие люди.
– Да неужели? Он-то уж точно ни капельки не изменился. А что до тебя… Если не брать в расчет гламурную внешность, ты все та же. По-прежнему пытаешься добиться внимания от плохого парня.
– Серьезно? – Я закипела от гнева. – Хочешь сказать, он заинтересовался мной лишь потому, что я выгляжу лучше, чем раньше?
– Если коротко, то да. Джексона нельзя назвать высокодуховной личностью. Он плывет по течению и вполне этим доволен. Кстати, на заметку: ты всегда мне нравилась и по-прежнему нравишься, хотя у меня есть основания злиться на тебя. Ты свалила в Нью-Йорк, даже не попрощавшись, и с тех пор ни разу не проявилась. Но я все равно восхищаюсь тобой, потому что у тебя хватило духу уехать.
Весь гнев сразу улетучился. Беннетт – мой друг. Мы дружим с самого рождения, он знает все мои секреты – ну, почти все, и я по-прежнему ему нравлюсь. Он до сих пор помнит важные мелочи обо мне: я обожаю наблюдать, как солнце встает над рекой, пью только крепкий кофе, мой любимый цвет – желтый, я не ем зеленые бобы и терпеть не могу смотреть теннис по телевизору.
– Спасибо, – скованно произнесла я, подавив злость. – Ценю твое внимание, но я уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно позаботиться о себе.
Беннетт молча кивнул, понимая, что меня не переубедить. Кроме всего прочего, он отлично знал: если я приняла решение, то не отступлю.
– Ну, увидимся. – Я повернула к дому.
– И вот еще что. – Беннетт потер основание шеи, как всегда делал, когда хотел сообщить нечто спорное или неприятное. – Вчера я съездил в Карроумор, сфотографировал и осмотрел дом. Не стану лукавить – он в плохом состоянии. Крыша обрушилась, а то, что не сгорело в пожаре, сгнило от влажности.