Смысл сказанных Карен слов до нее дошел через секунду, хотя в большей степени Би помогли расслабиться не сами слова, а то, как Карен их произнесла. Она не говорила для того, чтобы убедить или подбодрить и успокоить; она просто констатировала факты: хочешь – принимай, не хочешь – не надо. Она была абсолютно убеждена в своей правоте. Если человек настолько уверен в своих словах, то с ним трудно спорить и трудно ему не верить.
Би снова взяла в руку кусок пиццы, но не вонзилась в него зубами так, как отчаянно хотела еще пять минут назад.
– Значит, кто-то отправил ее мне, но кто? Никакой записки приложено не было, типа: «Увидел это и подумал о тебе».
– Хм-м-м.
Би напряглась.
– Ты знаешь?
Карен покачала головой, но она врала, и Би это видела.
– Ты знаешь. Скажи мне.
Именно поэтому она и говорила с такой уверенностью, что это не Киран Ресслер. Она считала, что знает, кто это сделал.
– Я не знаю, Би, честное слово. Но у меня есть одно подозрение, и я хочу кое-что проверить. Если я окажусь права, то ты станешь первым человеком, который об этом узнает.
Би удовлетворенно кивнула. Она привыкла к таким отношениям с Карен, в которых всегда присутствовало «не спрашивай» – и это было связано с ее работой. Она не имела права ни с кем обсуждать большую часть своего рабочего дня. Би восхищалась способностью Карен держать рот на замке. Она сама никогда не умела хранить секреты.
– Ты не выбросила упаковку?
Они доели пиццу час назад – вернее, доела Би. Несмотря на то, что она вначале резко потеряла аппетит, она никогда в жизни не отказывалась от еды. Однако Карен всегда была очень разборчива в еде и едва ли прикоснулась к своей половине. Они посмотрели «Х-фактор», а теперь Карен мыла посуду в кухне, прибиралась и готовила им напитки. Они воздержались от алкоголя: Карен приехала на машине, а Би совсем не хотелось напиваться и становиться слезливой.
– Какую упаковку? – крикнула Би в ответ, быстро переключая каналы. Именно поэтому она обычно куда-то ходила по вечерам в субботу – альтернатива сидеть перед телевизором казалась чертовски депрессивной.
– Из-под книги. Она все еще у тебя?
Би напряглась. Она надеялась, что тема закрыта и о случившемся можно забыть.
– Да, наверное. В спальне. Мне кажется, что я засунула ее в шкаф. Подожди секундочку, я сейчас схожу и посмотрю.
Ее мать называла ее барахольщицей из-за ее привычки все хранить. Би предпочитала называть себя находчивой и предусмотрительной. Она хранила только то, что можно было использовать повторно – например, упаковки, особенно те, из картона, в которых присылали книги, – они определено могли еще пригодиться.
В результате из-за этой ее привычки в нижней части шкафа был бардак. Би бросила туда упаковку из-под книги всего пару дней назад, но она уже была похоронена под другими вещами, которые ее мать ласково назвала бы «кучей дерьма».
Поверх кучи валялось платье. Вначале Би подумала, что оно свалилось с одной из вешалок, вытащила его из шкафа и уже собралась отнести в корзину для грязного белья. Это тоже было одной из ее привычек – она ленилась развешивать вещи заново. Уже собравшись отправить вещь в корзину, Би узнала ткань, которую держала в руках. Это было не платье. Это был комбинезон.
Глава 29
Би
– Так, Би, дыши. Глубже. Спокойно, вдыхай: раз, два, три, четыре. И выдыхай: раз, два, три, четыре. Вот, выпей это.
Карен поднесла стакан к губам Би, и та стала жадно пить, потом подавилась, и ее затошнило от холодной воды. Почувствовав, что дыхание вернулось в норму, Би рухнула на кровать.
– Что случилось? – спросила Карен.
Комбинезон лежал в стороне, куда его отбросила Би после того, как начала кричать. Она не могла произнести ни слова, но ее взгляд остановился на валявшейся на полу вещи, и Карен подняла ее. Би отвернулась; она больше никогда в жизни не хотела видеть этот комбинезон и уж точно с такого близкого расстояния.
– Что это?
– Я была в нем в ту ночь, – выдавила Би надтреснутым голосом и снова замолчала.
– Би, почему ты его сохранила? – Голос подруги звучал тихо, она старалась ее успокоить, но вопрос вызывал воспоминания, которые Би не хотела выпускать наружу.
– Я не оставляла его у себя. На следующий день я выбросила его в передвижной мусорный контейнер на колесиках, который стоял перед студенческим общежитием. Я не могла даже подумать о том, чтобы снова его надеть.
– Ты купила другой точной такой же?
Би покачала головой.
– Я никогда бы этого не сделала.
Карен рассматривала материал, хотя не подносила его к свету и не развертывала полностью.
– Не похоже, что этой вещи десять лет.
– Это не тот комбинезон. – Би заставляла себя держать глаза открытыми. Больше всего на свете ей хотелось просто лечь и закрыть их, просто минутку отдохнуть, но она боялась, что подсознание предаст ее и из него выплывут картины ее самой в том комбинезоне, в той, другой жизни. – Лямки были тоньше, совсем тоненькие бретельки, и ворот другой, не V-образный вырез, а более свободный.
Карен ничего не сказала, и какое-то время они неподвижно сидели на полу в спальне, будто малейшее движение могло спровоцировать еще одну паническую атаку. Казалось, уже прошел целый час, когда Карен наконец поползла вперед и устроилась прямо напротив Би, в ее глубоко посаженных карих глазах читалось беспокойство.
– Би? Я хочу тебя кое о чем спросить, только, пожалуйста, не пугайся и не расстраивайся, хорошо?
Би кивнула, мгновенно испугавшись и расстроившись, хотя даже понятия не имела, о чем ее собирается спрашивать Карен.
– Не случалось ли в последние дни такого, чтобы ты не помнила, что происходило в определенный период времени? Например, ты просыпаешься и не знаешь, где была и что делала?
Би неотрывно уставилась на нее, вначале не поняв вопрос.
Или, может, поняла, но не хотела верить, что она об этом спрашивает ее.
– Конечно, нет.
– Ты уверена? Не было периодов, когда казалось, что время бежит быстрее, чем следовало бы? Когда ты бросала взгляд на часы и с удивлением спрашивала себя, как это время так быстро пролетело?
– Это совсем другой вопрос. – Би попыталась улыбнуться, но вышло неестественно. – Каждый раз, когда мне нужно заниматься работой в офисе, я смотрю на время и гадаю, на что же я потратила последние несколько часов.
– Я говорю серьезно, Би.
– Я знаю, и это меня беспокоит. Ты же не думаешь, что я схожу с ума? Послушай, Карен, ты же не можешь так думать! – Ей хотелось, чтобы последняя фраза прозвучала шутливо, но, по правде говоря, ей было не до шуток, и это было видно.
– Я не говорю, что ты сошла с ума, Би, я никогда не скажу такое. Просто вначале книга, теперь это… он лежал у тебя в шкафу! Ты – единственный человек, который мог его туда положить. Может, таким образом твое подсознание заставляет тебя вспомнить о случившемся, потому что ты до конца с этим так и не разобралась.
От этой мысли у Би на коже появились мурашки, но она быстро отмахнулась от предположения Карен, хотя на самом деле ненадолго задумалась.
– Глупость несусветная, – тихо сказала она. – Должно быть какое-то простое объяснение. Только я пока его не нашла.
Глава 30
Элеонора
Утро Элеоноры никуда не годилось. А было еще только восемь часов. После рождения Ноя у Тоби проявились лучшие черты старшего брата – он вырос во всех смыслах и прекрасно общался с малышом. Но во многом другом он будто откатился назад, отчего не верилось, что это тот же самый ребенок. Он отказывался одеваться без помощи матери, не хотел идти в школу. Все дела занимали в два, а иногда и в три раза больше времени, чем до рождения Ноя, и Элеонора сходила с ума от этого. Она не просто недовольно брюзжала, ей хотелось биться лбом о стену – так все выводило ее из себя. Ее все раздражало, она ненавидела себя за то, что рявкает на Тоби, и обычно в конце концов просто уходила поплакать в дальнюю часть сада.
В тот день у Тоби был урок природоведения. Последние три дня Тоби с Элеонорой работали над его школьным проектом. Адам на самом деле занялся Ноем, и она смогла с пользой провести время со старшим сыном. Они очень долго искали идеи в интернете и наконец решили сделать дельфина в формате 3D из переработанных и повторно используемых материалов. Это было настоящее приключение – вечерами они работали над дельфином, сидя в куче бумаги и измазавшись клеем ПВА. Подобными делами они занимались вместе до рождения Ноя. Элеонора гордилась результатом и не могла дождаться реакции учителей. Но вначале нужно было доставить дельфина в школу.
– Тоби, мне одной не справиться! Помоги немножко, пожалуйста, – крикнула Элеонора, пытаясь засунуть дельфина в машину. Уже сидевший в машине Ной нетерпеливо пискнул. – Секундочку, дорогой. Мама сейчас немного занята.
– Да, Ной, ты не единственный в семье.
Элеонора вздрогнула, ей стало не по себе, когда она с ужасом поняла, сколько раз сама говорила Тоби эти слова. Он привык быть единственным ребенком, а после рождения Ноя с трудом привыкал к новому порядку.
Они загрузили дельфина в машину и наконец, потратив, как казалось, невероятное количество времени, поехали в школу, хотя и на пятнадцать минут позже, чем обычно. А «обычно» – это уже с задержкой на десять минут. К счастью, в опоздании были и свои плюсы – пробки рассосались, и Элеонора вскоре уже заворачивала на автомобильную стоянку у школы.
– Хорошего тебя дня, дорогой. – Она, как обычно, поцеловала Тоби в щеку, стараясь, чтобы другие дети не увидели, а он скорчил гримасу.
– Мама, мне самому его не донести.
Конечно, он не мог это сделать. Она сама попыхтела, прежде чем засунуть чертова дельфина в машину. Едва ли можно было ожидать, что Тоби сам потянет его через спортивную площадку. Элеонора бросила взгляд на Ноя в детском кресле. Он очень кстати заснул, напившись молока, в ту же минуту, когда они отъехали от дома, видимо, устал из-за того, что проснулся без пятнадцати пять. Да и Элеонора, если честно, тоже устала. Та единственная ночь, когда он беспробудно спал, оказалась счастливой, но жестокой случайностью. И теперь, после того, как ей один разок удалось почувствовать вкус нормальной жизни, ночные подъемы стали еще более невыносимыми.