Цыплячья головка!
Б л и н: Ты ее не выбрасывай. Головастые в Китае – большая редкость.
П и с а к а: Ну-ка, что тут еще…
Ш е п о т: Парни, он опять ныряет. Смотрите!
П и с а к а: Так, вот нормальная «вилочка».
Ш е п о т: Парни, он идет вглубь.
П и с а к а: Тяни, Большой Зуб, авось повезет.
Ж е н с к и й г о л о с: Он вас не понимает. Он не будет тянуть, на юго-западе…
Б л и н: Она права. Я не видел, чтобы косточку счастья рвали на части еще где-то, кроме Питсбурга.
П и с а к а: Ты это о чем? Гляди. Его друган в теме. Лады, паря, тяни.
Ф о т о к о р: Дайте-ка я щелкну…
В с е: Повезло.
П и с а к а: Свезло тебе. Скажите ему, пусть повторит свое имя.
Ж е н с к и й г о л о с: Он говорит, его зовут Ян.
Р е д а к т о р: Спросите, какое у него лучшее время.
Ж е н с к и й г о л о с: Он говорит… ой, он прямо весь смутился; мы вогнали его в краску… у него нет лучшего времени.
Р е д а к т о р: Нет времени? Он что, никогда не бегал марафон?
Ж е н с к и й г о л о с: Нет. Но старший товарищ говорит, что Ян отлично бегает.
Р е д а к т о р: Почему его пригласили?
Ж е н с к и й г о л о с: Его друг говорит, Ян отлично бегал пять километров.
Б л и н: Пять кэмэ – за какое время?
Ж е н с к и й г о л о с: Он говорит, что не знает за какое. Время никто не засекал.
П и с а к а: Спросите его… спросите его о семье.
Ж е н с к и й г о л о с: Он говорит, что живет с тетей и дядей возле Цюйфу. И с матерью. Он говорит, его отец умер.
П и с а к а: Сиротка! Вот о нем мы и напишем. Золушка, сиротка, марафонец! Меньшинство, скромняга, родом из Дальнего Замонголья, летит как на крыльях, обгоняет всех и вся, берет золото. Сбылось все, что я загадывал…
Р е д а к т о р: Очень мило. Только желание сейчас загадал он.
Г о л о с к и т а й ц а (что-то по-китайски): Ганьбэй!
Ж е н с к и й г о л о с: За Великий поход![203]
В с е: Ганьбэй!
Р е д а к т о р: За Великий забег!
В с е: Ганьбэй!
Б л и н: За ракетный комплекс «Эм-Экс»![204]
В с е: Ганьбэй!
П и с а к а: Блин, вот теперь ты влип. Сюда идет наш чудик-мудик.
Ж е н с к и й г о л о с: Господин из прессы говорит, вместе с мистером Мудэ к нам идет мистер Сюй Лян. Наш самый быстрый марафонец. Его рекорд – два часа тринадцать с чем-то.
Р е д а к т о р: Два тринадцать! Это вам не хрен собачий.
М у д э: Добрый вечер. Позвольте представить вам нашего китайского чемпиона мистера Сюй Ляна.
В с е: Ганьбэй!
П и с а к а: Как он опрокидывает, а, герой-то.
Б л и н: И сдается мне, это не первый привал нашего героя. Эй, Сюй Лян! За «Питсбургских Пиратов»![205]
В с е: Ганьбэй!
М у д э: Кстати, мистер У, у меня для вас сюрприз. Будьте добры.
Б л и н: Это что?
М у д э: Ваш официальный пакет – ваши пропуска, именная карточка и номер. Вы приглашены участвовать в завтрашнем состязании, мистер У. Как бегун.
Б л и н: Вот черт!
Р е д а к т о р: Блин? Побежит завтра?
Г о л о с к и т а й ц а: Ганьбэй!
В с е: Ганьбэй!
М у д э: Господа и дамы, мне нужно отвести мистера Сюй Ляна к другим столам.
Р е д а к т о р: До свиданья.
В с е: Ганьбэй!
Б л и н: Оххх, черт…
Ш е п о т: …а теперь десерты: миндальная лапша в сладком мандариново-апельсиновом сиропе, глазированные яблоки, опущенные горячими в холодную воду, чтобы глазурь застыла; ни печеньки счастья – то есть вообще ни одной китайской печеньки счастья в Китае…
После полуночи разболтанный «ДиСи-3»[206] боролся с нараставшим боковым ветром, заходя на посадку в Пекинском аэропорту. На борту самолета, летевшего из Северной Кореи, имелись тонна с лишком красного женьшеня и одинокий пассажир, для которого это был последний из перелетов в цепочке, начавшейся в Танзании.
Очнувшись, Магапиус обнаружил, что выгружен на продуваемую ветром летную полосу. Смутные рабочие, таскавшие упаковки женьшеня в пикап, с Магапиусом не заговаривали, и он понимал, что попытка пообщаться с ними будет тщетной. Стоя рядом с чемоданчиком, Магапиус наблюдал, и на него наваливалось уныние. Когда все ящики перенесли в кузов, он шагнул вперед и спросил:
– Пекин?
Рабочие уставились на него так, будто он появился ниоткуда.
– Я бегаю, – сказал он, демонстрируя широкий шаг. – Пекин.
Один рабочий осклабился и заверещал, затем все они осклабились и заверещали. Багаж Магапиуса затолкали в глубь кузова. Магапиус собрался было ползти за чемоданом, но рабочие рассудили иначе. Они усадили Магапиуса в кабину к водителю. В кузове поехали сами.
В комплексе, где жили китайцы, Ян скатился с койки, просеменил на цыпочках мимо похрапывающего соседа и закрыл окно. Яна разбудил не сквозняк. Ян не спал.
Он посмотрел вниз, на улицу, растянувшуюся в потемках под окном общаги. Старт на площади Тяньаньмэнь в десяти километрах по правую руку, разворот – в двадцати по левую. О финише Ян не думал, только о контрольном времени. Нельзя отставать от Чжоа, который уже бегал 20 километров и в контрольное время укладывался; потом надо что есть сил бежать к отметке в 35 километров, даже если после нее рухнешь через десять шагов. Тогда, если захочется, можно будет подняться и дойти до площади пешком, отстав от десятки победителей на несколько часов. Если к тому времени миллион зрителей разойдется по домам – тем лучше.
Тот, кто умеет запирать, и без замка
запрет так, что не откроешь,
Тот, кто связывает умело, веревки не возьмет,
но его узел не развяжешь.
Бежать умеющий следов не оставляет[207].
27 сентября 1981 года. Площадь Тяньаньмэнь, Пекин, Китай. Начало марафона запланировано на 11.05.
10.00. Небо чистое, синее и светлое. Воздух сладок и хладен. На обочинах уже собираются толпы – послушно и тихо. НОАК и милиция все равно вездесущи.
10.15. Бригада мотоциклистов выстроилась и к забегу готова, ослепляет великолепием: белые кители и синие брюки, алебастровые шлемы и меловые «хонды».
10.25. Последняя машина, которую пропустили по перекрываемой дороге; забитые выжидающими наблюдателями автобусы; бибикают такси.
10.26. Все замерло. Тихо. Сколько людей – и такая тишина! Какое смирение. Какая власть! И какая беспокойная неуверенность – перед своей же властью. Мужчины кашляют и сплевывают; женщины с полотенцами, прижатыми ко ртам…
10.28. Участники трусят по обширной площади к линии старта, нервные и яркие, в разномастных нарядах, словно стая воздушных змеев трепещет на ветерке, ожидая, когда ее запустят в небо.
10.35. Проносится трусцой полк НОАК (им уже не нравится, когда их называют хунвэйбинами), словно несообразные манекены в слишком плотно пригнанной одежде.
10.54. Взлетает, падает, колеблется на ветру, снова взлетает шар-транспарант, развевая длинный красный приветственный хвост.
11.00. Фургон с громкоговорителем советует всем сохранять спокойствие, не заступать за обозначенные линии, не шуметь…
11.05. Секунда в секунду выстрел: они стартовали! Ни крика, ни возгласа. Тупоносый джип цвета хаки с трафаретными буквами «ККНР»[208] едет впереди бегунов по краю дороги, сигналит и фактически наезжает на зрительские массы. Американский писака трусит к своему наблюдательному пункту и раскладывает стул. Вот и они, лидирует кореец. На площади наконец воспаряет воздушный шар.
Позади прочих марафонцев – гуща китайских бегунов. В самом хвосте – юноша Ян. Писака показывает кривой мизинец – напоминает про общую косточку счастья. Ян салютует в ответ.
К следующему повороту Ян пробивается в гущу гущи, а хвост достается крошке Блину, взъерошенному как никогда, в майке Пекинского универа, с перевернутым номером.
– Сколько еще осталось? – пыхтит Блин.
– Всего двадцать четыре мили, – отвечают спереди.
Двадцать километров точнехонько на запад по улице Фусин к бамбуковому помосту, возведенному в Гучэне, и двадцать километров обратно, потом снова круг по площади к финишу. Маршрут ведет мимо множества достопримечательностей: Запретный город, Военный музей Китайской Народной Революции, Народный крематорий со зловещим плюмажем желтого дыма… и миллионы, миллионы людей. Это главнейшая достопримечательность – мириады лиц, и каждое лицо сигналит по-особому, как магнитофонная лента воспроизводящей головке, и сигналы эти слагаются в песню, и лица сливаются в одно. В каждом марафонце навеки запечатлится единый волнующийся черноглазый образ: Лицо Китая. Никто больше такой достопримечательности не увидит.
Это лицо опадает, когда фургон с громкоговорителем сообщает китайцам, что их чемпиона и фаворита Сюй Ляна среди бегущих нет. После вечера в Великом зале чемпион захворал и выбыл из состязания. Неучастие Сюя жутко огорчило китайских бегунов и привело к жуткой перемене в Чжоа, друге Яна. Чжоа был лучшим марафонцем Китая после Сюя. Теперь, когда фаворит пал, Чжоа должен подхватить упавшее знамя. Ян заметил, что навалившаяся на друга ответственность вредит сосредоточенности и, как следствие, его движениям. Ян видит, что друг слишком сильно мотает головой; это на Чжоа не похоже. И еще руки раскачиваются из стороны в сторону. Нерационально, как нерационально.
Когда бегущие скрываются из виду, толпам остается глазеть лишь на журналистов – и наоборот. Как те ни улещивали Мудэ, следовать за бегунами им не разрешили. Американцам сообщили, что для наблюдения за марафоном им вполне хватит телевизора в поставленном на стоянку автобусе для прессы – равно как прочим иностранным журналистам.