На улице Магнус не заметил ни души, но со стороны соседнего домика раздавался надрывный не то вой, не то плач. Так, должно быть, стенает нечистая сила в поисках души, которую могла бы сгубить. Сперва Магнус решил, что скорбящие вернулись с кладбища, но все оказалось куда трагичнее. За углом здания обнаружилась небольшая пристройка, где хранились припасы. У дверей столпились батраки, и вид у всех был такой, словно умер еще один бонд. Вдова Сигрид рыдала, вытирая красное обветренное лицо платком. За ее юбку держалась девочка лет четырех в смешной шапочке. Она сосала грязный палец и, кажется, не могла решить, то ли разреветься вслед за матерью, то ли не привлекать к себе внимания лишний раз.
Дверь из рыхлого дерева, ведущая в кладовую, болталась на верхней петле. Рядом валялись ржавый замок, оборванные веревки и надгрызенные бараньи окорочка. Народ при виде пастора расступился, а из темного проема навстречу Магнусу шагнул Эйрик. Заметив друга, он широко улыбнулся и хлопнул того по плечу, как будто они не виделись целый год.
– О, проснулся, наконец! Ну и любишь же ты вздремнуть…
– Что здесь произошло? – Магнус оглядел разрушения. Он изучил внутренности кладовой, но только чтобы убедиться в своих худших подозрениях. Все горшки были перебиты, еда испорчена. Пол заливала смесь сыворотки и пива, в которой плавали остатки сушеной рыбы и баранины, а скир был ровным слоем размазан по стенам.
Теперь Сигрид с сестрой и детьми придется просить пищу на соседних хуторах, или же летом они вынуждены будут жевать сено, как овцы. Конечно, всегда есть рыба: остается надеяться, что местные рыбаки – порядочные люди и не оставят бедную женщину без помощи. Да и преподобный Одд наверняка возьмет ее на иждивение прихода… И все же уничтоженные припасы – серьезный удар, ничуть не легче, чем смерть кормильца.
– Как сам думаешь? – пожал плечами Эйрик. В лице его Магнус не увидел ни тени сочувствия. Скорее друг казался воодушевленным – как человек, решивший непростую задачку и довольный своей смекалкой. – Драуг постарался. Хорошо хоть, сразу в дом не рискнул идти. Должно быть, испугался шума.
– Ты уверен?
– А ты нет? – удивился Эйрик.
Магнус задумался. Не надо было быть духовидцем, чтобы разглядеть ведущие в кладовую глубокие следы. Земля, по-весеннему влажная и паркая, надолго сохранила отпечатки ног чужака, который пришел, чтобы уничтожить все нажитое семейством Корта. И хотя ступня по размеру была небольшой, в землю она уходила на два пальца. Это могло означать одно из двух: либо пришедший нес что-то очень тяжелое, либо вес его значительно превосходил обычный для человека его комплекции. Как известно, драуги весят не меньше двух взрослых баранов.
Но не успел Магнус открыть рот, чтобы поделиться с Эйриком своими мыслями, как на того кинулась Сигрид. Она выставила вперед скрюченные пальцы, словно намеревалась выцарапать Эйрику глаза, но в последний миг передумала и вцепилась в его плащ. Вид у нее при этом был совершенно безумный, так что Магнус испугался, как бы женщина не помешалась с горя.
Эйрик не пытался отцепить вдову или вывернуться – он только отставил ногу, чтобы принять удар и не пошатнуться, и заложил руки за спину.
– Это вы ее сюда привезли! Вы навлекли беду на хутор! – закричала Сигрид ему в лицо, как бешеная собака.
– Осмелюсь напомнить, дитя мое, что я настаивал на камне на груди несчастной Гюнны Энундардоттир, во избежание именно таких происшествий. Но ваш богобоязненный пастор Одд отказал мне в такой услуге. Хотя мой друг заплатил за гроб серебром, между прочим, и мог класть туда, что вздумается…
Сигрид это предсказуемо не успокоило, а только больше разозлило. Она с рыком стала колотить Эйрика по груди, вкладывая в каждый удар все силы, словно собиралась раздробить ему ребра. Магнус подошел к ним и аккуратно придержал Сигрид за плечи, давая Эйрику возможность шепнуть ей на ухо заклинание утешения, а затем перекрестить. Следом за его жестом батраки тоже непроизвольно осенили себя крестом, непонятно от чего защищаясь: то ли от вдовьей ярости, то ли от гальда Эйрика. По телу Сигрид пробежала дрожь, и она обмякла так резко, что, не подхвати ее Магнус, осела бы на землю.
– Мы остались почти без еды, – слабым голосом сказала она и окинула взглядом толпу в надежде, что кто-нибудь из работников выскажется в ее пользу. Но все молчали, опустив очи долу. Мало надежды было, что кто-то останется здесь еще на сезон. Не пройдет и недели, как все, кто может, отправятся на поиски лучшей доли куда-нибудь подальше от этих проклятых мест.
– Ничего, – ободряюще сказал Эйрик, – поживете год на иждивении прихода, не вы первая, не вы последняя, Сигрид. К тому же у вас есть овцы, а в море – рыба. А там глядишь и снова выйдете замуж. У вас прекрасная земля, от женихов отбоя не будет…
Магнус ждал, что женщина снова вспыхнет, как искра, но она судорожно вздохнула и посмотрела на Эйрика долгим оценивающим взглядом, как будто прикидывая, сколько правды в его словах. Друг не соврал. Узнай отец Магнуса, что молодая вдова с восемью детьми и прекрасной землей ищет нового хозяина для своего хутора, он немедленно приедет свататься.
– Вы сделаете что-нибудь? – спросила Сигрид.
– Попробую. На все милость Божья.
К нему обратилась еще дюжина любопытствующих глаз. Хотя в словах Эйрика не было обещания, в тоне скрывалось столько уверенности, что все облегченно выдохнули.
– Я сегодня похоронила мужа и потеряла все запасы, что у нас были, – глухо сказала Сигрид. – Я больше не хочу ничего терять.
– Я пропустил похороны? – спросил Магнус у своего спутника, когда они остались одни. Эйрик широким шагом направлялся к домику Лауги, который, как показалось Магнусу, накануне вечером находился куда ближе.
– Ничего интересного, – махнул рукой Эйрик. – Сложили тело по кускам, как разбитый горшок, и закопали. Даже курган насыпать не стали. Ну и правильно – если тебя разорвало напополам, даже если ты и станешь драугом, вреда от тебя будет как от хромого ягненка, только людей насмешишь.
Магнус сомневался, что зрелище ползущего на руках изувеченного туловища или прыгающих отдельно от тела ног кому-нибудь показалось бы забавным. Кроме Эйрика, но его чувство юмора вызвало бы оторопь даже у драугов.
– Как спалось, кстати? – спросил вдруг Эйрик, повернувшись к своему сопровождающему. Во взгляде и тоне чувствовалась искренняя озабоченность, но Магнус никогда не мог точно сказать, как много ему известно.
– Заснул под утро, – не стал лгать Магнус. – А тебе?
– Как обычно. Спал как убитый.
Лауга оказалась дома. Она сидела на низким стульчике за ткацким станком и напевала себе под нос. Слабо и глухо бряцали грузы, закрепленные на нити основы. Женщина работала быстро и сосредоточенно: полотно из отбеленной щелоком шерсти выходило ровным, без проплешин. Судя по ширине, должен был получиться платок. На раме станка с двух сторон были прибиты крюки, на которые Лауга клала деревянную палку для подбивания. Глядя, как челнок ныряет в зев, Магнус почувствовал, как его снова охватывает жар. А когда Лауга взглянула на него своими светлыми глазами поверх нитей и улыбнулась, Магнуса затопил такой стыд пополам с торжеством, что пришлось сдержанно кашлянуть, чтобы прийти в себя.
– А вам как спалось, хозяюшка? – дружелюбно поинтересовался Эйрик, подсаживаясь к Лауге. Слишком близко, по мнению Магнуса. Ткачиха улыбнулась благодушно, не отодвинувшись ни на пядь.
– Спокойно, когда под моей крышей отдыхали два пастора. Надеюсь, моя лежанка не показалась вам чересчур жесткой, преподобный Эйрик?
– Напротив! Мне печально, что эту ночь мы будем вынуждены провести в доме вашей сестры Сигрид, чтобы позаботиться о ее безопасности. Лауга, могу ли я нижайше просить вас об услуге?
– Буду рада помочь, чем смогу, – не отвлекаясь от работы, ответила она. Рассеянный свет, проникающий сквозь окно, золотил ее кожу. Магнусу показалось, что веснушки на щеках проступили отчетливее, сделав лицо женщины еще очаровательнее.
– Как скоро вы закончите этот чудесный платок?
Магнуса вопрос удивил, а вот Лаугу, кажется, нет.
– Думаю, к вечеру. Работа монотонная, но не слишком трудная.
– Тогда не будете ли вы так любезны продать мне и моему другу эту вещицу?
Лауга еще раз просунула челнок в зев, отложила в сторону. Взялась за деревянную дощечку и несколько раз плотно подбила нити. Нехорошо было выпрашивать у мастерицы ее работу, да и зачем она понадобилась Эйрику?
– С радостью. А что взамен?
Эйрик как ни в чем не бывало лег спать прямо посреди дня, хотя до этого продрых всю ночь. А Магнус остаток дня посвятил помощи Лауге по хозяйству. Между ними оставались неловкость и напряжение, но вдова вела себя как обычно, была приветлива и дружелюбна, так что вскоре его тревога рассеялась. С Лаугой было удивительно легко говорить и молчать, а за любую работу она бралась с увлеченностью и самоотдачей. К вечеру платок был готов лишь наполовину: мастерица вспоминала о нем между другими заботами и то и дело присаживалась за станок, но работа все равно продвигалась медленно. Уж неизвестно, зачем Эйрику сдалась эта вещь, но до вечера Лауга точно не успела бы ее закончить.
Едва занялись сумерки, Магнуса неожиданно снова сморил сон. Лауга как раз сидела за ткацким станком, так что предложила гостю прилечь на свою кровать. От подушки, набитой соломой, пахло ее волосами, и Магнус сам не заметил, как задремал. Во сне он стоял рядом с высокой скалой, покрытой белым и рыжим мхом. Солнце светило ему в спину, от камня шло тепло. Внутри скалы кто-то пел высоким приятным голосом – Магнус узнал один из псалмов Хадльгрима Пьетурссона, и на душе стало легко и радостно.
Он проснулся от звука завывающего под крышей ветра. Лунный свет слабо пробивался сквозь окошко и размытым прямоугольником ложился на земляной пол. Магнус резко сел, опасаясь, что снова все проспал, но Эйрик с Лаугой сидели на ларе и о чем-то мирно беседовали. На коленях Эйрика лежал белый шарф с аккуратно обработанными краями, а на пальце Лауги поблескивало крупное кольцо, которое раньше уже привлекло внимание Магнуса.