– Любопытная вещица, – отметил Арни, заходя в бадстову. В последние несколько дней он был необычайно оживлен.
Беззлобно цыкнув на младшего, Диса все смотрела на юбку, будто ждала, что та сама расскажет, что делать дальше. Это месть за красную кофту? Вдруг сукно зачаровано так, что у нее отнимутся ноги или она начнет плясать, пока не упадет замертво? А может, будет норовить задрать юбку перед каждым встречным? Последняя мысль вызвала у нее усмешку.
Нет, не стал бы преподобный так мстить! На хуторах о нем судачили: не угодишь пастору из Вохсоуса – быть беде. Но Диса знала, что это не более чем сплетни. Эйрик мог выглядеть грозным, но настоящего зла в нем было не больше, чем браги в кружке у пьяницы. Да и пожелай он причинить Дисе вред, не дал бы понять, что юбка зачарована.
Она положила ее на кровать и несколько раз провела пальцами по вышивке. Та ли эта нить, из которой была связана алая кофта? Если так, это означало, что он сохранил подарок. Диса представила себе, как Эйрик ткет ей юбку. Камни-грузила пощелкивают, болтаясь под станком, а он напевает себе под нос, полностью уйдя в работу. Наверняка ему нравилось смотреть, как из ничего появляется нечто, как из нитей рождается полотно.
Отбросив последние сомнения, Диса велела братцу отвернуться и натянула юбку, туго завязав ее сбоку. Постояла, прислушиваясь к ощущениям, а затем расхохоталась во весь голос. По ногам, от ступней до бедер, побежало тепло, как если бы они отогрелись после мороза. Подошвы сами попросились в путь. Диса отправила Арни седлать выносливого Вереска, надела самые крепкие свои башмаки, плащ и шапку, взяла посох, который братец иногда использовал для опоры, и покинула дом.
От Стоксейри до Вохсоуса нужно было идти целый день. Летом она бы проделала этот путь вдоль побережья с удовольствием, лишь остановилась бы пару раз, чтобы подкрепиться и полюбоваться на блестящие дельфиньи спинки в воде. Но декабрьским утром погода была сырая и мрачная. Диса не сомневалась, что без труда преодолеет разделяющее их расстояние и в такую хмарь, но опасалась, что подошвы ботинок пропустят сырость.
Вереск покорно брел за ней, неся на спине собственный обед. Ресницы его слиплись от мокрого снега, а на гриве блестели растаявшие снежинки. Дису укачивала мягкая поступь ее коня. Шум моря служил ей колыбельной с самого рождения, и, двигаясь по знакомой тропе, она ощущала себя спокойной и собранной. Думала только о том, как бы засветло добраться до устья Эльвюсау, где река сливается с морем, и успеть на паром. Временами она спешивалась и шла пешком – идти было легко и приятно. Юбка согревала ноги и придавала им силы.
Один паромщик отказался переправлять девушку вместе с лошадью, зато второй, взглянув на Дису, согласился немедля, точно ждал именно ее. В пути он расспрашивал, живут ли на другой стороне у девушки родственники, ждет ли ее там семья. «Скоро и узнаю», – коротко ответила она, скармливая Вереску сено.
Оказавшись на другом берегу, Диса снова села верхом и пустила коня мягким шагом. Она ни о чем не думала и ничего не загадывала. Быстро стемнело, распогодилось, на небе высыпали мелкие свежие звезды. Она наслаждалась нежной ночью и поглаживала Вереска по шее, чтобы он не занервничал в темноте. Только когда девушка разглядела очертания церкви, маячившие впереди, она поняла, что дорога подходит к концу, но совсем не устала, не хотела ни есть, ни спать.
Мягко шумело озеро Хлидарватн, слабо светилось окошко пасторского домика. Диса спешилась. Шаги Дисы становились все медленнее. Тревожно и устало вздыхал за ее плечом Вереск. Наконец она остановилась перед дверью.
Отчего-то ей стало страшно. Она выросла на историях о чудищах, проглатывающих целые галеоны, о людях в тюленьих шкурах и отвратительных водяных, что видят сквозь предметы и человеческие чувства. Чего же она теперь испугалась? Девушка постучалась трижды, и преподобный Эйрик открыл. Все это время он ждал на пороге. Наверняка у него была заготовлена парочка-другая остроумных замечаний, но Диса его опередила:
– Пока я шагала вдоль побережья, – сказала она вместо приветствия, – меня не покидала одна забавная история, которую рассказывают в наших краях. О женщине по имени Мойрхильд. Если впустите меня и отведете Вереска на конюшню, я вам ее расскажу.
Стоило ей переступить порог дома, как ноги перестали гудеть, а нервозность улеглась. На душе наступил штиль. В доме она заметила безуспешные попытки прибраться: часть записей была сдвинута в угол, а всю посуду Эйрик сложил рядом с очагом. Ткацкий станок с заготовкой нового полотна стоял у окна.
В бадстове горело несколько ламп с ворванью. В котелках над огнем кипела вода и готовилась наваристая мясная похлебка. Диса опустилась на постель и скинула ботинки. Ноги у нее покраснели, кожа на пальцах скукожилась.
– Вы не устали? – спросил Эйрик, подбрасывая в очаг сухих водорослей.
– Устала, конечно! И мой Вереск утомился. Или вы думали, что я могу прошагать бог весть сколько и потом тут викиваки плясать? Ноги-то гудят!
Это было правдой. После того, как она преодолела последний рубеж и наконец уселась, икры свело судорогой от холода. Эйрик улыбнулся и взял ее ступню в свои большие горячие руки. Диса пискнула от неожиданности. Преподобный осторожно промял замерзшие ноги, и под его сильными пальцами плоть разогрелась и успокоилась. Невольно она вспомнила, как те же самые руки хватали и стискивали ее, точно хотели раздробить каждую косточку. В этот раз они дарили облегчение.
– Должен принести свои извинения за это мальчишество…
– Ну, вы вложили в него немало труда. Как и я в ту кофту.
– Расскажите, зачем вы ее связали? Честно.
Промяв и согрев одну ногу, Эйрик взялся за вторую. Он подсел ближе, уложил ступню себе на колено и надавил пальцами на середину так, что по всему телу девушки прокатилась волна тепла. Смотрел Эйрик при этом Дисе в лицо, позволяя рукам делать свое дело. Она поерзала на месте, подбирая слова:
– Сначала я хотела, чтобы вы в меня влюбились. Я думала, что с помощью супружеской травы этого несложно добиться. Потом поняла, что так все равно ничего не выйдет, и забросила эту мысль, а в усадьбу кофту привезла случайно. Потом вы меня, как обычно, разозлили, и я решила, что хоть раз, но сделаю так, чтобы…
Она замолчала. Он все понял.
– А вы почему молчали, преподобный? Честно.
– Я не знал, что писать. Сперва хотел предложить вам стать моей женой, но понял, что это никуда не годится. Я старше вас на десять лет. У меня всего-то и есть, что маленький дом, ветхая церковь, корова да пара овец.
Диса откинулась на кровати и засмеялась. Уютно трещали сухие водоросли в очаге.
– Да уж, негусто… А юбку мне зачем соткали?
– Сначала ваша история. Вы обещали.
Она прикрыла глаза. Пастор принес ей теплые носки – большие и пушистые, как облачка из овечьей шерсти, – налил в миску немного мясной похлебки и плеснул в кружку аквавита.
– Когда-то не так давно, – начала Диса, – бонд по имени Торбьёрн из Стоксейри зарезал трех козлят. Они постоянно забредали на его поле, и Торбьёрна начало это раздражать. Его брат, Торстейн, предупреждал, что дело добром не кончится, и как в воду глядел. Аккурат на Рождество Торбьёрна навестил маленький кривой уродец по имени Кювлунг. Он объяснил, что козлята приходились ему родными детьми, и так он это не оставит. В отместку Кювлунг похитил жену Торбьёрна, и бонд, как ни пытался, не сумел ее вернуть. А год спустя Кювлунг принес Торбьёрну свое дитя, что прижил с его женой. Уж не знаю, что там были за чары, но младенец привязал к себе мужчину похлеще родного ребенка. Торстейн убеждал брата отрубить девчонке голову, но Торбьёрн и помыслить об этом не мог. Девочку назвали Мойрхильд. Постепенно она выросла в некрасивую девушку. Странности у нее начались довольно быстро – у бонда стали пропадать один за другим овчары, – но Торнбьёрн не придал этому значения. Когда же Мойрхильд достигла возраста невесты, к ней посватался священник из соседней деревни…
Эйрик достал из мешочка на поясе свою трубку и медленно ее раскурил. Дисе он предложил понюшку табаку. Чихнув несколько раз и запив аквавитом, девушка продолжила:
– Мойрхильд вышла за него замуж. А спустя некоторое время Торстейн обнаружил племянницу на скалах, где она доедала голову своего мужа. Тогда он взял топор и убил ее. Вот так-то.
– Печальная история, – отметил Эйрик. – Как думаете, почему она его убила?
Диса улыбнулась. Аквавит согревал внутренности и горячил кровь.
– Этого не знаю, преподобный. Но у нас в деревне каждый ребенок помнит, какие слова Мойрхильд сказала Торстейну, когда он ее нашел. Она сказала: «Ни одна жена не знает так хорошо своего мужа, как я знаю своего. Ведь я распробовала его до последнего кусочка».
Рука Эйрика, лежащая рядом с ее ступней, напряглась, а взгляд замер на ее лице. Диса подалась вперед. Теперь ее было не обмануть спокойным и расслабленным выражением его лица.
– Ни одна жена не узнает своего мужа так хорошо, как я буду знать своего. – Ее голос осип после прогулки на ветру или от волнения, которое она пыталась скрыть.
Очень медленно Эйрик обхватил пальцами ее щиколотку и повел руку выше, сдвигая юбку. Диса легла на спину и попыталась трясущимися пальцами развязать завязки, но пастор остановил ее. От его близости сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот взорвется.
– Не спешите, – посоветовал Эйрик.
И она не стала спешить. Все происходило совсем не так, как тогда, в усадьбе аульвов. Эйрик не мял ее и не заламывал. Напротив, он двигался так медленно, что ей хотелось пришпорить его пятками, как старую лошадь. От него пахло мятой и табаком, а от нее – сухими травами, мясной похлебкой и аквавитом. «Неплохой получился бы ужин», – подумала она и засмеялась собственным мыслям. Так смеются люди, которые точно знают, что дальше все будет хорошо. Его тело было горячим, словно он наглотался углей, а ее – мягким, как воск.
Ей нравилось, как влажная кожа скользит по коже, как его тяжесть придавливает ее к кровати, как напрягаются его руки при каждом движении. На короткое мгновение стало больно, так что она от удивления шлепнула его ладонью по плечу и велела быть поосторожнее.