– А не скажу – ударишь? – съязвил Торей, остановившись.
Кисей упер руки в бока.
– О, я задел твои чувства?
– Не чувства, а щеку. – Торей ткнул себя пальцем в место удара. – У меня во рту такой вкус, будто я медную ложку вылизывал.
– Поешь рыбы.
Я поджала губы, чтобы не хихикнуть.
– Вы мне и так переполох в лагере устроили. Двое молодых грохнулись в обморок при виде Авы. Не обижайся, – добавил он, обращаясь ко мне.
Я лишь хмыкнула.
– А когда в той деревушке, про которую ты рассказывал, будут топить бани?
– Что? В Коновке?
Торей закивал, зато Кисей поднял глаза к небу.
– Да ты только приехал в лагерь, а уже думаешь, как бы помыться? Какой же ты неженка.
– Да-да, – безразлично согласился княжич. – Где сидят пленные, про которых рассказывали на совете? Хочу показать их Аве.
Кисей перевел внимательный взгляд с Торея на меня.
– А ты, видать, все ей уже рассказал?
– Ой, да не до того было, – отмахнулся княжич. – Пока сбежали, пока проклятие пережили, пока с вирьсей встретились, вот совсем было не до того.
С каждым словом глаза воеводы округлялись. Он прикрыл глаза ладонью и вздохнул, будто перед ним сидело его чадо, вымазавшееся в грязи.
– Коль теперь не торопишься, посвяти уж.
Он ухватил друга за рукав и утянул в закуток между шатрами. Здесь в ящиках лежала разная утварь: лопаты, ведра, веревки и прочее. Сам же Кисей встал чуть поодаль следить, чтобы никто нас не подслушал.
Торей с укоризной посмотрел на друга, а затем на меня.
– Только сначала выслушай меня, не перебивай.
– Да рассказывай уже! – Я потеряла терпение, еще когда слушала их разговор.
– По поздней осени наши рыбаки отправились к соседним берегам вдоль Велей-реки делать запасы. Это было большое плавание, они должны были наловить много рыбы для народа. Но шли дни, а они не возвращались. После отряд дружинников нашел лодки и сожженные в них тела.
Я ахнула.
– Следы привели к границе с Равнинами.
Он уперся рукой в стоящую рядом телегу, а я почувствовала усталость. Торей все еще был слаб после обращения. Видимо, потому и позволял Кисею шпынять себя. А может, и побаивался его.
– Поздняя осень? Но ведь тогда уже был уговор о свадьбе между Тонаром и княжной Раксой, разве нет?
– Я чего просил не делать? – буркнул он.
Я примирительно подняла ладони и приложила их к губам.
Он вздохнул и продолжил:
– Да, о свадьбе уже договорились. И не все восприняли эту новость с радостью. Многие валгомцы решили, что такой союз между народами обяжет нас соблюдать мир, но от голода и нищеты не спасет. Люди уверены, что только наш народ может полноправно пользоваться давигорской землей, без полумер, и ее поделили несправедливо, оставив нам бесплодные края.
– А то, что у нас земель куда меньше, чем нужно, чтобы прокормиться, – это их не возмутило?
– Ну что ты за дух такой! – проворчал княжич и тут же отмахнулся. – Ладно, неважно. Если коротко, в деревнях Великих лесов начались бунты. Люди не хотели свадьбы Тонара и Раксы, требовали захватить Равнины и вернуть валгомскому народу власть над Давигором.
– Давигора давным-давно нет стараниями валгомцев!
– И они хотят его вернуть.
Я отпрянула. Что? Они… что?
– Чем ближе был день свадьбы, тем громче звучал ропот. После торжества Ракса поселилась бы в нашем замке, и поэтому Тонар хотел подавить все мятежи скорее. Для этого нужно было найти зачинщиков, тех, кто снова и снова раздувал костер вражды.
Тут голос Торея дрогнул, но он будто не заметил.
– Союз через брак означал, что народы будут обмениваться: валгомцы – рыбой, древесиной, мехом, а шиньянцы – зерном, урожаем, сеном. Вместе у нас было бы больше возможностей победить голод, но не всем это было по нраву. Я тоже не был в восторге от женитьбы брата на шиньянке, но я верил, что его решение спасет наш народ. Но только… Ава, твой жених был дружинником. Умоляю, скажи, он говорил что-то о Тонаре?
Я удивленно приподняла брови. Внезапный вопрос ошарашил, и память тут же отказалась выдавать любое воспоминание о Тифее. Я нахмурилась.
– Что-то – это что?
– Любое слово.
– Думаешь, если бы дружинники готовились напасть на будущего князя Лесов, Тифей бы решил обсудить это со мной? – Я фыркнула. – Нет, не говорил! На Равнинах все ждали свадьбу, потому что устали жить в ожидании войны.
– Но на наших землях война уже идет. Отец уверен, что шиньянцы нападают на деревни и жгут их. Нет доказательств, только вера его и совета. Дружинники стоят на границах, никто не должен пройти, но на нас все равно нападают. Мы с братом уверены, что это мятежники. И когда ты сказала, что слышала перед смертью валгомскую речь, я задумался: что, если они перешли в наступление на Равнины? Что, если они хотят стравить народы, убедить князей послать дружинников топтать земли друг друга?
Торей запустил пальцы в волосы.
Я же пыталась понять, о чем он говорил. Мысли путались, сменяли друг друга прежде, чем я их разбирала, пока не произнесла:
– Так на Равнинах все же начнется война?
Княжич медленно выдохнул и переглянулся с Кисеем.
– Если мы не найдем доказательств, что на землях Лесов есть мятежники, то да. Да, война начнется.
У меня вырвался стон, и я закрыла лицо ладонями.
Нет, нет, нет, нет…
В груди жгло, и мне казалось, что это было единственным, что я могла испытывать. Слишком много всего открылось. Слишком многое оставалось неясным.
– Кисей предположил, что среди простого люда могли ходить разговоры, поэтому предлагал рассказать тебе все. Так ходили?
– Сказала же, я росла в страхе, что война начнется. Всегда ходили слухи, но разговоры – о чем?
– Я думаю, что валгомские мятежники могли объединиться с шиньянскими, – подал голос воевода.
Он стоял поодаль от нас и следил, чтобы никто из дружинников не подслушивал.
– Мятеж могут затевать лишь те, кому нечего терять, кто и так уже многого лишен. Простой люд, разжалованные слуги, торговцы. Ты не слышала ничего такого от своих?
Я устало покачала головой. Я запуталась.
– Хватит. Не втягивай меня в это. – Я посмотрела на Торея. – Хочешь, чтобы я поверила, будто мой народ решил восстать против Пуреза? Чтобы… что? Объединить валгомские и шиньянские земли в единое царство? А чьи порядки будут главенствовать? Чьим народом мы будем? Кто станет нашими богами? Объединить народы – то же самое, что извести их.
– О том и речь. Брат никогда не верил, что шиньянцы могут напасть на нас, и я знаю, его убили мятежники, на чей след он вышел. Его смерть подкосила отца – все на руку тем, кто хочет захватить престол. Когда его не станет, на их пути останусь только я.
Его слова напомнили мне наш разговор в замке, и теперь Торей уже не казался одержимым властью.
– Пока власть в Овтае будет в моих руках, я не допущу войны между нашими народами и не дам кому-то объединить их в единое царство, – твердо заявил он. – Да, у нас общее прошлое, но уже давным-давно мы – это два разных народа со своими устоями и богами. Объединить нас – значит уничтожить. Я уверен, у нас общий враг, а вот кто – валгомец или шиньянец, – нам предстоит выяснить.
Но ведь я видела отцовский знак на наголовнике. А если мятежники своего добились и война уже на пороге? Если дружинники Пуреза уже совершают нападения на валгомцев?
Я закрыла лицо ладонями.
Почему я должна с этим разбираться? Зачем он мне все это рассказал? Что я могу с этим поделать?
Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Будь я жива, ощутила бы запах леса и еловых шишек. Им наверняка были пропитаны шатры, одежда дружинников и гривы лошадей. Почувствовала бы вечернюю прохладу, дышала бы на ладони, пытаясь согреть их, и прятала бы нос в пуховый платок. Но меня лишили этого. Всего лишили. Я больше не была частью этого мира, все, что мне оставалось, – созерцать то, чего уже никогда не почувствовать.
– А на пленных мне зачем смотреть? – нарушила я тишину. Рука дернулась к обручальной ленте, но я остановила ее и запустила в растрепанную косу. – Если это валгомцы в одеждах шиньянцев – так вы легко их по внешности узнаете. Среди наших нет темноволосых и кареглазых.
– Крови смешиваются, Ава. Кисей тому доказательство. – Торей кивнул в сторону друга, имея в виду его цвет волос.
Я попыталась вспомнить лицо моего убийцы. Каким оно было? Какие были черты лица? А кожа? Цвет волос? Но перед глазами была только пелена.
Я обхватила себя руками и вышла из нашего укрытия.
– Ну, вперед, смотреть на пленных, – ухмыльнулась я, остановившись возле Кисея.
Мужчины обменялись взглядами, а затем воевода указал рукой в нужную сторону.
11. Души маленькой деревушки
В самом дальнем от входа шатре находились мужчины: два светловолосых и один – с копной огненных волос. Рты и глаза были завязаны полосами ткани, руки – толстыми путами. Кожа – светлая – в ссадинах и порезах.
На столе в углу горела масляная лампа.
– Они молчат. Не сказали ни слова, пока были здесь. Их схватили жители деревни, на которую напали на днях, и доставили сюда.
Кисей подошел к столу и взял пергамент.
– Это, – он показал его мне, – мы нашли за пазухой у одного из них. Написано не на давигорском и не на валгомском. В лагере нет записей на шиньянском языке, поэтому я не смог сравнить их. Удачно, что княжич решил не дожидаться, пока я привезу пергамент в замок, как мы условились на совете. – Он выразительно взглянул на Торея, а затем снова на меня. – Посмотришь?
Торей же глядел на пленных. Нет, не глядел – пожирал взглядом. В его глазах блестели огоньки безрассудства, а ухмылка на лице наводила дрожь.
– Я безграмотна. Только свое имя написать могу.
Кисея будто это удивило. Он переглянулся с Тореем, явно не зная, что сказать.
– Я из деревни, – решила напомнить я.
– И у вас не учат грамоте?
– Зачем деревенским грамота на полях?