Чьи это покои?
Высокий дружинник снял с пояса связку ключей, отворил решетку и отошел.
– Дверь тоже заперта, – оповестил он, когда Торей прошел в комнату.
– Да уж само собой, – отозвался тот и повернулся ко всем. – Благодарю, что проводили. Дальше мы сами.
Высокий отвел взгляд от него, как от назойливого пьяницы. Ключ провернулся в замке – и мы оказались заперты.
Ничего больше не сказав, дружинники поклонились и ушли.
– Это что такое? – вырвалось у меня, когда Торей плюхнулся на кровать, закинув ноги в обуви на изножье.
Он заложил руки под голову, будто собирался вместо грязного и сырого потолка лицезреть звездное небо.
– Мы здесь надолго, а я с дороги устал.
Я огляделась:
– Что это за место? Явно не темница – здесь светло, как днем.
– Это я ее так в детстве прозвал.
– Тебя что, запирали здесь в наказание?
Мне уже давно было ясно, что Торай любовью своего сына не баловал, но это… слишком. Мои родители в детстве меня разве что в угол ставили да подзатыльники давали.
– Здесь я провожу те ночи, когда должен стать медведем. Видишь дверь? – Он повернул голову в ту сторону. – Она открыта, и я могу выйти, когда обернусь, потому что должен быть в лесу.
Перед глазами возникла картина: маленький Торей испуганно сжимался в полумраке в углу кровати до тех пор, пока его тело не начинало выворачивать наизнанку от боли.
Торей прикрыл глаза.
– Я встретил двадцать шесть зим, а меня запирают в моей же комнате.
– Рада, что тебя беспокоит только это. – Я развела руками. Коль уж мы надолго, стоять смысла не было, посему я плюхнулась на пол и поджала под себя ноги.
Торей приоткрыл глаз.
– Сядешь на кровать? Я прикоснусь к нити.
– Я бы хотела быть подальше от тебя.
Он сел и внимательно посмотрел на меня.
Я вздохнула.
– Юноша. Как думаешь, кем он был?
– Врагом.
– Я не об этом.
– Да знаю я, – выдохнул Торей и спустил ноги с кровати на пол. Он уперся локтями в колени и впился взглядом в мое лицо – я аж плечом повела.
– Не смотри так.
– Как?
– Так, будто понимаешь меня. – Мне было не до смеха.
Я поднялась и провела ладонью по лбу. В воспоминаниях я была в безымянном лесу, где лежало безымянное тело, уже наверняка окоченевшее. Кто-то ждал его дома? Выглядывал в окно – вернулся ли? Была ли у него семья?
Когда меня нашли в лесу и принесли родителям, мне казалось, что и мать, и отец умрут рядом же. Как они выли, как вопили и взывали к Светаве и Кшаю, а я уже никак не могла их утешить. Теперь такая участь ждала и того парня. А я стала не лучше тех, кто убил меня.
– Не понимаю, – согласился Торей. – Ни тебя, ни Кисея не понимаю. Я не убивал, да и в бою-то всего несколько раз был. Может быть, те, кого я ранил, и погибли потом, но я этого не видел. Их жизни не угасали у меня на глазах.
Слова били, словно камни. Я перебирала пальцами рукав платья, и это немного успокаивало, давало зацепиться за разговор и не возвращаться в лес.
– Надеюсь, ты понимаешь, что спасла мою жизнь, Ава. Я бы не увернулся от удара и мог погибнуть. – Он смотрел перед собой, но на последнем слове перевел взгляд на меня.
Я поджала губы. Чувство, что я понимала, о чем он говорил, – омерзительно.
– А ведь пожалей ты того парнишку, могла бы уже быть в Тонаши.
Сначала я поправила: «Тоначи», затем усмехнулась этому, и только после дошло. Семиднев-то миновал…
– Я тебя защитила. Точно, так и было! – Я подбежала к нему. Теперь я возвышалась над ним. – Семиднев минул, и ты можешь меня отпустить!
Торей, казалось, перестал дышать. Он попросту замер, глядя на меня исподлобья.
Меня же захватила мысль, что я вот-вот могла закончить его глупую ошибку и покинуть мир. Больше не пришлось бы слушать валгомскую речь, переживать из-за нападений на Равнины, мириться с участью быть узницей вдали от дома. Я могла стать свободной!
Торей поднялся, и я запрокинула голову, продолжая смотреть ему в глаза.
А что, если я вижу его последний раз? Мысль предательски омрачила всю радость. Что, если это вправду был конец? Я что, привязалась к нему?
Торей смотрел на меня.
– Что? Что ты головой качаешь? Ты обещал отпустить!
– Я думал, что успею найти мятежников, я был уверен, что в лагере их предводитель. – Он прикусил губу и с сожалением свел брови. – Ава, я… Давай еще немного подождем.
Я ухватила нить в ладонь и коснулась его руки. Он не вздрогнул, но напрягся.
– Отпусти меня, прошу. Торей, я… – Я сжала его пальцы. – Я не выдержу, если еще кого-то придется убить. Шиньянец или валгомец, неважно. Мы все люди, и неважно, на какой земле мы родились, нельзя убивать. Неужели я мало помогла тебе? – Я вплотную придвинулась к нему, заглядывая в темные глаза. – Отпусти. Умоляю.
Голос сорвался на шепот.
В глазах Торея блестела не то жалость, не то сомнение. Он убрал руку и шагнул к решетке.
– Мятежники наверняка уже знают, что мы вышли на их след. Нападение на лагерь было не просто так. И хоть я считал тебя бесполезной, вышло все иначе. Мне нужна твоя защита, нужна, пойми! – Он сжал решетку и посмотрел на меня. – Заклинание можно использовать только раз, и другого защитника у меня не будет. – Он вновь покачал головой. – Я не стану так рисковать, прости.
Он тяжело вздохнул, прошел к стене и уперся в нее руками, как тогда, в первый день. Сколько минуло с того разговора? Мне казалось, целая жизнь. Я стала вещью в руках живых людей. Я защитница, я воин, теперь еще и убийца.
– Вот как, значит? По-твоему, все люди – щиты, которыми можно прикрываться, пока идешь к цели? Ты что, правда не понимаешь, чего я лишилась? – сорвалось с моих губ. – А я тебе расскажу. Я потеряла родителей, друзей, жизнь. Я потеряла себя, Торей! Во мне сейчас только злость, растерянность и отчаяние, они поедают меня, и я не знаю, как их унять. Я не понимаю, что делать дальше… Я… Я мертва, и это слово значит больше, чем смерть. Меня больше нет, понимаешь? Той Авы, которую я знала, не существует. Возможно, вся моя жизнь была ложью и бессмыслицей, но, проклятие, это была моя жизнь! – Мой голос едва не сорвался, но я продолжила: – Сначала меня в лес уводят, чтоб сожрать, а теперь это! Почему я втянута в битву двух князей? – Я приложила руку к груди и сжала ткань. – Какое мне, простой девке, дело до ваших притязаний? Я жить хотела, разве это много? А теперь посмотри на меня. Посмотри на меня, Торей! – прокричала я.
Торей помедлил, но все же повернул голову.
– Я убила человека. Какое право ты имел притащить меня сюда против воли, да еще и заставить себя защищать?
Мы смотрели друг на друга, словно снова были незнакомы. Меня разрывали обида и смирение, они боролись за первенство в моей душе, и одно чувство билось за свободу, а второе – за привязанность к Торею. Мерзким было то, что я не знала: заклинание будоражило эти чувства или я сама?
Торей втянул воздух через полуоткрытый рот, оттолкнулся от стены и полностью ко мне повернулся.
– Битва двух князей? Почему ты так сказала?
Я поняла, что сболтнула лишнее, но было уже поздно: мой замысел не говорить о Тифее и нападении на лагерь провалился.
Торей сделал ко мне несколько шагов, но одновременно прозвучали другие: тяжелые, медленные. Княжич прищурился, вглядываясь вглубь коридора, но мы оба догадывались, кто шел к нам.
Князь Торай спустился в подвал один, за ним никто не следовал. С нашей последней встречи под его глазами залегли тени, кожа напоминала выцветший пергамент, а дыхание было сиплым, словно он болел чахоткой, и даже роскошные ткани бурых и синих цветов не могли скрыть его болезненный вид.
Кшай уже отворил перед ним ворота в Тоначи.
Он остановился на последней ступени, решая, в каком настроении был Торей и можно ли подойти ближе.
– Здравствуй, сын.
– Отец, – коротко произнес Торей, заведя руки за спину. Казалось, он собирался не с отцом говорить, а договариваться с торгашом о сделке.
Князь бросил на меня взгляд, полный пренебрежения, словно я пыль в углу комнаты, которую запамятовали убрать.
– Пусть твой дух-хранитель оставит нас.
Его тон был под стать взгляду.
Я переглянулась с Тореем. Перечить князю не было ни сил, ни желания, так что я молча двинулась к стене, когда он произнес:
– Нет. Ава останется здесь.
Князь усмехнулся. Рукой он держался за ворот и тяжело дышал.
– Духу-хранителю слушать семейные разговоры ни к чему.
– Ее зовут Ава. И она останется.
– Она шиньянка.
– И мой друг.
Я замерла. Так вот кем мы были. Друзьями. Не знакомыми, не врагами, не двумя несчастными, по глупой ошибке связанными нитью, – друзьями.
Брови князя дрогнули. Он больше не стал спорить, медленно доковылял до решетки и вытянул ногой из темноты деревянную скамеечку. Я и не заметила ее, но князь безошибочно обнаружил, потому что бывал здесь. Неужто оставался с Тореем в ночи перерождения?
– Уезжать из Овтая, когда на наших землях могут быть враги, – большей глупости я от тебя не ожидал. – Князь присел на скамью.
Торей не спешил радовать отца ответом.
– Ты злишься с тех пор, как я запретил выходить тебе за ворота, но и ты будешь на моем месте. Поступишь как угодно, лишь бы защитить свое дитя.
– Не-ет, – раздраженно протянул тот и чуть качнул головой. – Я не переложу проклятие. С моей смертью и оно сгинет.
Князь фыркнул. Казалось, они уже не раз обсуждали это.
– Оставишь Леса без наследника?
– Назначу преемника, чья жизнь не зависит от дурости предков.
– Наше проклятие – дар. Это сама суть Овтая, наше наследие.
– Что же ты так быстро избавился от великого наследия?
В присутствии отца Торей скалился и щетинился, как дикий зверь. Я могла понять его. Рядом с князем мне было неспокойно, хотелось спрятаться за спину Торея и оставаться там. С виду его отец был дряхлым и больным, но его взгляд каждый раз пронизывал меня, как игла – ткань. Неприятно.