ти на столы, выслушивала наказы женщин о семейном быте и о том, что на ложе с мужем нужно быть податливой и скорее зачать помощника, пока Тифея не забрали на войну.
Война. Ее ждали. Шиньянцы гадали, на чей век выпадет смотреть, как народы топят друг друга в крови, но знали: это неминуемо. Ждала и я, ждала и дрожала. Порой было невыносимо, и я заливалась слезами, порой не ела и не смыкала глаз, все думала, что вот она, надвигается, почти на пороге… Теперь же я могла сделать так, чтобы больше никто из моих сородичей не ощущал этого страха.
Мирослав кивнул, соглашаясь со словами Торея.
– И что же это за обстоятельства такие, которым ты не можешь проиграть? Прости, если спрашиваю лишнее.
Княжич свел брови, и мне этого хватило, чтобы понять: замысел Кисея канул в помойную яму.
Он отдал лук своему слуге и повернулся к Мирославу. Тот заметил, как собеседник изменился в лице, и замер.
Рано, Торей, рано!
Еще прошло слишком мало дней, и это был едва ли не первый разговор, когда никто не отвлекал царя: ни Дагар со своим прислуживанием, ни свита. Мирослав еще не был нашим другом, чтобы рассказывать ему о мятеже.
Я сделала шаг к Торею, чтобы отвлечь его, но не успела:
– Теперь смута пришла на наши земли. Людям был не по нраву союз с Равнинами, они считают, что лишь валгомцы могут править всем Давигором. Они хотят – нет, требуют возрождения того царства, дни которого миновали.
Я прикрыла глаза.
Все пропало.
– Я прошу твоей помощи в поимке мятежников. У нас есть имя главаря, добытое из уст его приспешников. Мой старший брат со своим отрядом бился за Леса, но его убили, их всех. И после этого в Совете Овтая решили, что это деяния шиньянцев, да только войско для ответного удара по Келазю так и не послали. А посему я полагаю, что и среди доверенных князя Торая есть предатели.
Брови Мирослава дернулись вверх, но он не перебивал Торея.
– Натравить два княжества друг на друга умно, опустевшие земли захватить куда легче. Но только для объединения Давигора захватывать Овтай и Келазь не обязательно, хватит и усадить на престол одного из княжеств своего человека, а после можно заключить нерушимый союз. У Пуреза три дочери, все уже в подходящем возрасте для брака. После битвы Келазь будет потрепан, ряды дружинников поредеют, отбивать новую угрозу Пурезу будет нечем, и он согласится на союз.
Торей выдал это на одном дыхании, будто боялся, что Мирослав попросит избавить его от подобной чуши. Но тот внимательно слушал, не сводя взгляда с лица княжича.
– И зачем же людям понадобилось сгинувшее царство? – задумчиво произнес он в ответ.
Торей облизнул пересохшие губы и продолжил:
– Полагаю, из-за высоких налогов и плохого урожая. Земли Лесов и впрямь непригодны для выращивания пшеницы. Люди молили отца о помощи, и он пытался разобраться, но нельзя заставить землю стать плодородной. Иирдания помогла Западному царю Давигора свергнуть брата с престола и расколоть царство на княжества. Одним досталось мало земель и много ртов, а другим – и вовсе мертвая земля. Люди голодают в обоих княжествах. – И Торей взглянул на меня, словно извиняясь за сказанное. – Валгомцы и шиньянцы могли объединиться и искать спасение вместе.
Душу кольнуло. А ведь и правда – могли бы. Я не слышала ропота на правление Пуреза, но это не значило, что люди были счастливы и не хотели его свержения. Это значило лишь, что я была слепа.
Мирослав задумчиво подпер подбородок пальцами.
Торей же посмотрел на меня в поисках поддержки, и я улыбнулась. Да, этим откровением мы могли лишиться поддержки Иирдании, но в случае победы получили бы надежного союзника. Мы могли бы отстоять Леса.
Думаешь как валгомка.
Я отмахнулась от своих мыслей, а княжич принял это как совет продолжить разговор и обернулся к Мирославу.
– А наследовать престол в Овтае могут только мужчины?
Торей снова кивнул и уже чуть улыбнулся. Мирослав понимал, к чему он вел.
– Как и в Келазе.
Царь протянул понимающее «а-а-а».
– Посадить мятежника на престол Овтая и женить его на старшей дочери Пуреза. Так появится человек, который будет править обоими княжествами. И впрямь, умно. – Он улыбнулся, будто понял ответ на сложную загадку. – Но позволь, если бы женитьба помогла покончить с голодом, почему Овтай не рассматривал эту возможность?
– Мой брат был обручен с княжной Раксой. И жениться он был должен до того, как взойдет на престол. Так Равнины и Леса и впредь оставались бы отдельными княжествами.
– И теперь место брата займешь ты?
– Я верю в иное решение.
– А-а. – Мирослав лукаво прищурился. – Ты пока не знаешь тягот правления, мой друг. Когда венец людских судеб ляжет на твою голову, ты перестанешь думать о своих удобствах и чувствах. Да и женитьба – не так уж и плохо.
Я прикусила губу. Говорить Торею о женитьбе было все равно что дразнить деревенских гусей – всегда кто-то страдал. И скольких усилий ему стоило не пуститься в спор, одному Кшаю было известно.
– Так ты согласен? – чуть погодя произнес он.
Мирослав перевел взгляд с него на море. Ранняя весна не красила этот вид, все было серым и тусклым. Так сказал Торей, но я видела в этом унынии свою прелесть. И Мирослав, видимо, тоже.
– Дивный край, стоило бы ему помочь, – произнес он и взглянул на нас. – И все же я не уверен, стоит ли Иирдании вмешиваться в правление Великих лесов. Моя страна только оправилась от бед, и помогать вам – значит просить народ пожить еще немного в страхе за свои жизни. Но ты и так это понимал и все же осмелился просить.
– Я вверяюсь твоим благоразумию и дальновидности. – Голос Торея звучал столь здраво, что я невольно восхитилась им.
Что стало с его нравом?
– И все же хочу напомнить, когда Иирдания нуждалась в помощи, чтобы подавить мятеж, ни Леса, ни Равнины не остались в стороне.
Ах нет, его нрав никуда не делся.
– Я прошу не только за свое княжество, – закончил Торей.
Мирослав ухмыльнулся упреку княжича. В его руке был лук, и он приподнял его.
– А я вверяю решение судьбе. Если стрела попадет в цель, я сочту, что на то воля богов. – Царь протянул стрелу, но не Торею, а мне. – Ава, будь его руками, молю тебя.
Сначала мой голос звучал хрипло, и пришлось прокашляться.
– Как дух я не могу касаться земных предметов. – Я вложила в речь всю отпущенную мне вежливость.
Мирослав продолжал улыбаться, даже как-то лукаво, будто понял мою ложь.
– Но ты ведь можешь перетягивать их в свой мир.
Это был не вопрос. Он знал, что я могла. Должно быть, услышал об этом в одной из деревень по пути в Овтай.
– Но я никогда не стреляла из лука.
– Удача любит смелых, – настаивал царь и поднес стрелу ближе. – Уважь меня, Ава. Я желаю увидеть чудо.
Я коротко вздохнула и приняла из его рук стрелу: провела пальцами по наконечнику, сжала его и вытянула к себе.
Мирослав охнул, но тут же сжал губы.
– Не поранься, милая.
Благодаря спокойствию Торея мое тело не тряслось, а вот душа содрогалась. В мои корявые руки вверили судьбу княжеств. Только мне одной было страшно? Я взглянула на Торея в надежде, что он отговорит Мирослава, но он лишь протянул мне лук и подмигнул.
Показав все недовольство на лице, я вырвала в свой мир лук и шагнула к доске.
Держать лук и так было тяжело, а когда я направила его в нужную сторону, руки едва не затряслись.
– Пальцы под оперение, – прозвучал над ухом голос Торея.
Он встал рядом и наклонился так, чтобы наши лица были рядом.
– Стукнуть бы тебя, – тихо прошипела я, глядя на сердцевину.
Он усмехнулся.
– Еще успеешь. А сейчас не болтай. От тебя зависит многое.
– Благодарю, что напомнил!
Я ухватила стрелу под перьями и уложила на палец руки, сжимающей лук. Мне с трудом удалось натянуть тетиву. Руки дрожали от напряжения, и наконечник ходил ходуном.
– О, какая жалость, – искренне протянул Мирослав, когда стрела пролетела высоко над доской.
– Позволь позабыть об этой стреле? – Я развернулась к царю и улыбнулась. – Уступи мне, царь Мирослав, как деве.
Мне самой было странно слышать свой голос: нежный, мурлычущий, словно у кота, которому обещали сметану. Не знала, что так умела.
Мирослав прикусил нижнюю губу.
– Ну как тебе отказать, – произнес он и указал рукой на доску.
Я учтиво поклонилась и повернулась к опешившему Торею.
– Чего рот разинул? Давай стрелу, – шикнула я ему.
Он сомкнул губы, выхватил у слуги стрелу и протянул мне.
Я опустила лук ниже и прицелилась лучше.
Но стрела все равно не попала в сердцевину.
Я прикрыла глаза. Упустила, упустила возможность!
– Ничего, ты пыталась, – ободряюще сказал Торей.
Мирослав встал по другую от меня сторону. Его светлые глаза оценивающе смотрели на доску.
– А знаешь, меня нельзя назвать истово верующим. Есть еще одна вещь, которая убедила бы меня помочь вам в поиске мятежников. – Он перевел взгляд на нас. – Я хочу обладать Журавлем. Или правильно сказать: «Каргашем»?
Меня будто обдало кипятком со спины – тело Торея так отозвалось на просьбу.
– Зачем он тебе?
– Хочу, – спокойно ответил царь.
– Этот камень не приносит ничего, кроме страданий.
– Так отдай же его и отведи эти страдания подальше от себя.
– Что бы ты ни пожелал, тебе придется заплатить высокую цену. Это не забава, не…
– Я уже заплатил высокую цену. Престол достался мне не по наследству. Ты был со мной честен, княжич, и я отплачу тем же. Хочу остаться в памяти людей обладателем камня валгомской богини, а не отцеубийцей. А ты желаешь уберечь княжества от войны. Так уважь оба желания.
Торей молчал и шумно дышал, хмурился и смотрел себе под ноги. Он гадал, что задумал Мирослав, гадал, как поступить. Его сердце быстро билось – я чувствовала.
– Хорошо, – наконец-то произнес он. – Поможешь мне найти и искоренить мятежников – и забирай Каргаш.