– Да… да не реви ты! – вдруг пробормотал он. – Это же не на всю жизнь… мою… Не реви, дуреха! Разберусь с угрозой, и уйдешь в Тонаши.
– Врешь, ты меня никогда не отпустишь. – Я закрыла лицо ладонями. Остановить плач я уже не могла, а если бы Торей меня ударил, разрыдалась бы еще громче. Казалось, он тоже понимал это, поэтому не трогал. – Валгомцы слов не держат!
Это была последняя попытка обрести свободу – через жалость и слезы. Мадага говорила, что молодые мужчины не выносили девичьих слез и делали все, лишь бы те прекратили плач. Подруга сама так часто поступала перед женихом.
Сквозь пальцы я все равно видела, каким напуганным выглядел Торей, а когда заплакала еще громче, растерянно произнес:
– Сказал же, что отпущу. Послушай, всего семиднев, и будет тебе свобода, даю слово.
Я притихла.
Торей стоял с поднятыми ладонями.
– Сдалась ты мне, право слово, – буркнул он и опустил руки. – Но о своей гибели ты должна мне рассказать.
– Потехи ради?
– Хочу понять, что происходит.
Я утерла рукавом щеки и шумно вздохнула.
А Торей вдруг улыбнулся, и на мгновение его лицо перестало пугать. Это был обычный мужчина, чуть старше меня, с усталым взглядом и шрамами, у каждого из которых была своя история.
Он поморщился – от улыбки заболела рана, – и присел на край кровати.
– Напомни имя, – попросил он.
Я опустилась на пол, поджав под себя ноги.
Семиднев? Куда он потащит меня за семиднев? Что заставит сделать? Неужто решил, будто я поверила ему, что войны нет? Что ж, пускай думает, но защищать я его не стану. Я никогда не предам свой народ.
Торей наклонился и пощелкал перед собой пальцами.
– Эй, если имя слишком шиньянское, получишь новое, – не то пошутил, не то всерьез сказал он.
– Ава. Меня звали Ава.
– Ава, – протянул Торей, будто пробовал имя на вкус. – В честь всех богинь?
Я кивнула.
Покои снова погрузились в тишину: мы будто обдумывали, что делать дальше, ведь доверия между нами не было и быть не могло. Хранитель из меня тоже не выйдет – мне попросту безразлична его жизнь.
Я перевела взгляд на нить. Она была такой же призрачной, как и мое тело, и все же и я, и Торей могли касаться ее.
Касаться друг друга через нее.
В дверь громко и отрывисто постучали.
Торей произнес непонятное слово, грубое на слух, и в спальню вошел молодой мужчина, такой же высокий, но куда худее Торея. Он замер на пороге. Взгляд темных глаз пробежался по хозяину покоев, и тот поднялся. Незнакомец что-то ему сказал и возмущенно взмахнул рукой. Он казался моложе Торея, на лице не было ни бороды, ни щетины. Волосы, собранные в низкий хвост, напоминали огонь в камине. Несколько прядей падали на лоб и щеки.
Я тоже поднялась, и сначала взгляд незнакомца прошел сквозь меня, будто девушки в этой спальне не были редкостью, а затем его глаза округлились. Он приоткрыл рот, но так и не задал вопрос, только взор его метался с меня на Торея и обратно.
Торей устало вздохнул. Он выглядел недовольным.
– Эй! – Этот возглас я поняла. Дальше последовала валгомская речь. Незнакомец отвечал на вопросы, пояснял, но поглядывал на меня. Я же от смущения обхватила себя руками и отвернулась к окну.
Они недолго о чем-то спорили, а когда дверь захлопнулась, я услышала:
– Вызывают на военный совет.
Торей распахнул сундук и нырнул туда, вынул простую белую рубаху. В темных покоях она казалась луной на черном небе. Бросив ее на кровать, он распустил шнуровку на своей безрукавке, стянул ее и бросил туда же, а затем принялся расстегивать пуговицы.
Внутри меня что-то дернулось, когда оголился смуглый участок кожи.
– Эй, эй! – Я прикрыла глаза ладонями. – Совсем стыд потерял? Я же здесь!
Послышался ехидный ответ:
– Ты что же, не видела мужчин без рубахи?
Я прижала ладони к глазницам сильнее. Провалилась бы сквозь землю, кабы могла.
– Не обязана смотреть на тебя нагого. Будь так добр, не забывай, что я теперь тоже здесь!
– Будто ты дашь забыть, – хохотнул Торей. Позади меня шуршали ткани. – Тебе тоже надо переодеться. Я попросил Кисея принести одежду. Тебя что, прямо во время свадьбы убили?
– Нет.
– Почему тогда в свадебном покае?
Отвечать я не собиралась, и чуть погодя Торей тоже это понял.
– Ладно. Но отныне ты в Овтае[6], и будешь выглядеть как валгомка.
В столице Великих лесов?
Я повернулась, но его нагота заткнула мне рот. Торей стянул с себя рубашку. Лучи солнца скользнули по обнаженной груди. Его кожа была куда темнее моей, напоминала хлебную корку, хорошенько запеченную в печи. Живот Торея перечеркивал шрам, длинный и неровный.
Я замерла от смущения. Торей явно не заметил этого, потому что спокойно натянул на себя рубаху и безрукавку.
– И как же я переоденусь, коли я дух?
– Перетянешь к себе, как в легенде о давигорском князе-духе. – Торей поправил повязку там, где раньше было ухо.
Я глядела на него в ожидании.
– Ты же слышала эту легенду?
– О Ранее, что после смерти заключил со Кшаем сделку на десять зим?
– И мог вытягивать душу из любых вещей, – кивнул тот. – Да, я о ней. Ясно представь, что вещь уже у тебя в руках, и так и станет.
Торей огляделся и схватил с кровати медвежью шкуру, протянул мне с приказом: «Попробуй!»
Отец рассказывал мне легенду о князе-духе так часто, что она стала едина со мной, будто воспоминание из иной жизни. Теперь же я стала этим князем, только без выбора и воли.
Моя ладонь замерла над шкурой, а я постаралась представить, какая она на ощупь. Наверняка мягкая и густая, будет щекотать ладони и тянуть к полу своей тяжестью.
Я опустила руку, и она скрылась под шкурой, а я почувствовала твердость в ладони, сжала пальцы и потянула ее к себе. И вот у меня в руках была такая же шкура, что и у Торея.
– Милостивая Светава, – сорвалось с моих губ.
Я не ощущала ни тяжести, ни мягкости, но она была в моих руках.
– Все же удивительно, – выдохнул Торей. Хоть он и ожидал чуда, скрыть удивление не смог.
В дверь снова постучали, но не стали ждать разрешения. В покои вошел Кисей со стопкой одежды. Ни единой яркой ткани там не было, лишь земляные, черные и серые тона. Они будто напоминали, что жизнь валгомцев была такой же мрачной, как они сами. Будь на мне наша одежда, я бы стала ярким пятном среди этих унылых стен.
Кисей положил одежду на кровать и поспешил уйти, напоследок бросив на меня внимательный взгляд.
– Одевайся, – снова приказал Торей и принялся стягивать завязки на своей безрукавке.
Я посмотрела на него, как родители – на детей в ожидании верного ответа, но Торей был слишком занят завязками. Пришлось прокашляться.
Он вскинул брови, заметив мою нерешительность.
– Смущаешься? – серьезно спросил он.
– В отличие от тебя – да. Исчезни куда-нибудь. – Я помахала ладонью в сторону двери.
– Но это мои покои, – напомнил Торей. Ему понравилось меня злить или что?
– Тогда будешь объяснять, почему у тебя на привязи мертвая невеста-шиньянка. – Я нежно улыбнулась.
Он закатил глаза, взъерошил волосы и отвернулся.
Я обошла кровать, подступила к одежде и тут меня осенило. Нить! Как он умудрился переодеться с ней на запястье?
– А как…
– Нить? – Он чуть повернул голову, и мне снова стал виден шрам. – Она заметна лишь нам, и касаться ее можем только мы. Ни люди, ни предметы, лишь мы.
Вытянув в свой мир вещи, я огляделась в поисках любого укромного уголка, но в этих покоях не было ничего подходящего.
Ты ничего не можешь сделать. Ты никогда ничего не могла сделать. Смирись с этим так же, как смирилась с замужеством.
Стало противно от собственной беспомощности, да только сделать я и вправду ничего не могла. Что живая и дома, что мертвая и у врага за спиной, я оставалась духом: без выбора, без воли.
– Ава. – На сей раз его голос был мягок. – Знаю, как неприятен тебе, но ничего не поделать.
Я сняла бусы, которые мать надела на меня перед самым погребением. При жизни красные, теперь они ничем не отличались от новой меня: бледной и прозрачной. Опустив украшение на кровать, я едва сдержала удивленный вздох, когда оно исчезло. Прямо как я из маминой жизни.
– И я хочу услышать, что с тобой случилось и как ты оказалась здесь.
Ты меня призвал!
Я стянула с себя покай и прижала к себе на случай, если Торей все же повернется. Одной рукой надевать платье было неудобно, зато я чувствовала хоть какую-то безопасность.
– Ты же поможешь мне разобраться?
– Да помогу, помогу.
– И вредить не станешь?
Я усмехнулась от его наивности. Будто бы я могла ему навредить!
– Не стану.
– Обещаешь? – все так же мягко протянул Торей.
Покай выпал из рук, и я выругалась, на мгновение оставшись почти голой. Наспех надернув платье, я завязала на талии пояс.
– Да обещаю!
4. Военный совет
Валгомцы выгнали шиньянский народ на край Давигора холодной зимой. Многие люди погибали от голода, замерзали в полях. Если умирал родитель, то вскоре Кшай прибирал к рукам и дитя – оно не могло выжить в одиночку, а брать себе нахлебника никто не решался.
Спустя много зим народ все же расплодился, и тогда семьям запретили рожать больше двух детей, а у тех, кто ослушался, отбирали чад и… здесь мама всегда вздыхала и благодарила Светаву, что та позволила ей родить только одно дитя.
Минуло еще несколько зим, и на Великие равнины пришла засуха, люди голодали. До нас долетали слухи, что в землях валгомцев случались бунты: подданные негодовали от равнодушия князя к их бедам. И тогда наш правитель согласился выдать старшую дочь за наследника валгомских земель в знак союза и помощи друг другу. Да только поганые валгомцы подвели, и свадьбу отменили. А после я встретила тех незнакомцев в лесу…
Нить между мной и Тореем сократилась, но не давала идти рядом. Мы были привязаны друг к другу за левые руки, и мне приходилось держать ладонь возле живота, чтобы нить не мешала. Я пыталась встать справа от Торея, но он быстро возвращал меня на место.