– Бери с собой Юрея, отныне поодиночке оставаться нельзя. Когда отправите гонцов, найдите нас во дворе. Я хочу увидеть всю свиту Мирослава. Если Ава узнает среди них убийцу, значит, дела наши куда хуже, чем мы думаем. Сдается мне, что нас оставили в дураках.
– Как всегда воодушевляюще, княже, – слукавил Кисей и похлопал его по руке.
Юрей усмехнулся.
Торей положил ладонь на плечо и ему, крепко сжав.
Я видела, каждый из них был взволнован, но старался не показывать этого.
Не сказав больше ни слова, они лишь улыбнулись друг другу.
– Идем, Юрей, заберем мои вещи. Теперь Атюта точно ничего не возразит. – Голос Кисея звучал бодро.
Они направились вниз по одним ступеням, мы – по другим, и вскоре уже шли по знакомому коридору, ведущему к покоям князя.
– Что ты хочешь ему сказать? – спросила я.
– Что забираю правление себе. Мы не должны заключать союз с Иирданией, и Каргаш Мирославу я не отдам. Соберем наши силы и сами отыщем мятежников. Больше никаких уговоров, никаких условностей, мы прогоним всех, кто не желает мира…
– Мирослав.
Торей остановился враз со мной, а я указала взглядом на идущего к нам царя.
Мирослав лучезарно улыбался нам.
– Я тебя повсюду ищу, княжич.
Торей выпрямил спину, был напряжен, но голос его оставался спокойным.
– Как славно, ведь я тоже думал тебя искать. Позови свою свиту во двор, где вчера были гулянья, будь так добр.
Царь, улыбаясь, заложил руки за спину.
– Что-то случилось?
– Случилось.
– Могу я узнать…
– Прошу, прикажи своим людям выйти во двор.
Мирослав свел брови, и теперь улыбка больше напоминала оскал. Он будто старательно думал, раскрыли его замыслы или нет.
– Это выглядит так, словно ты хочешь перебить моих людей.
– Я объяснюсь, но мне нужно увидеть твою свиту.
– Ты рискуешь потерять мое одобрение для нашего союза, княжич.
– Я рискую потерять гораздо больше.
Мирослав внимательно изучал лицо Торея, пытаясь угадать его мысли, и наконец сдержанно кивнул:
– Что же, поскольку мы лишь гости в твоем доме, я сделаю, как ты просишь.
– Благод…
По коридору прокатился звон колокола. Все громче и громче, быстрее и быстрее. Тревожный звон, не суливший ничего хорошего. Ни я, ни Мирослав не понимали, что он означал, но в глазах Торея мелькнула тень отчаяния.
– Нет, – выдохнул он и помчался в сторону покоев князя.
Нить дернула меня за ним.
Удивленный Мирослав остался на месте. А мы бежали и бежали, и звон колокола не прекращался. Теперь он казался мне протяжным и печальным, как плач.
Дверь в покои была отворена, а подле нее собрались лекари. Селема стояла у кровати князя. Он лежал среди белоснежных покрывал, худой и серый. Глаза его были закрыты, а губы, синие и сухие, плотно сжаты, словно он терпел боль. Костлявые пальцы сжимали край кровати.
Завидев Торея, лекари поклонились.
– Князь Торай обрел покой, – дрожащим голосом прошептала Селема. Ее лицо было мокрым от слез.
Я чувствовала его дрожь.
Он приблизился к постели и опустился на колени перед отцом.
Лекари отошли в сторону, чтобы дать сыну проститься с последней родной душой. Селема отстранилась, но будто не решалась оставить своего князя. Она стояла у кровати, в тени, и наверняка проливала слезы.
Торей взял ладонь отца и приложил в своей щеке.
А я заметила, что в комнате на одну ойме стало больше.
Князь Торай стоял по другую сторону ложа и глядел на свое тело. Выглядел он таким же слабым и худым, но боль и изнеможение явно больше не причиняли ему страдания.
– А я все гадал, расстроит ли сына моя смерть, – с усмешкой произнес он.
Я раскрыла рот, чтобы окликнуть Торея.
– Молчи. Не мучай его. – Он перевел взгляд на меня. – Не надо.
Торей положил голову на покрывало, но руку отца не отпустил.
Я слышала, как он сдавленно застонал, сдерживая крик.
– Подумать только, у моей постели стоит шиньянка.
И даже смерть не исправила его нрав.
– Мой бедный мальчик, – продолжил Торай. – Сколько же бед я оставил ему в наследство, а он все равно оплакивает меня. – Князь дернул ладонью, будто хотел коснуться сына, но на полпути остановился. Он отошел от кровати и теперь глядел, как за окном валгомские земли освещает солнце.
А я молчала и ненавидела себя за это.
– Я слишком долго ждал смерти, и вот она, мое благословение. Теперь я встречусь с Тонаром, и, милостью Видавы, он наконец-то простит меня. – Он снова посмотрел на меня. – Ава, дальше моего сына поведешь ты. Пусть Торей отправляется на переговоры с Пурезом. Тогда и союз с Иирданией будет не нужен. И чтобы ни случилось, не позволяй Каргашу засиять. Это мое тебе последнее слово. – Он ухмыльнулся моему удивлению. – Он рассказал мне про твою смерть и предсказание вирьси. Вияна последняя, кто касался камня. Тогда-то на земли и пришел голод. Мы с тобой чужие, и я никогда не приму шиньянский народ, но и тебе, и мне дорог Торей. Я знаю, ты сбережешь его.
Он поклонился мне.
Мне хотелось сказать ему многое. О том, каким глупым он был, отталкивая сына от себя, сколько потерял, так и не сблизившись с ним. Но вместо этого я поджала губы и чуть склонила голову в ответ.
Торай не исчез. Как и полагается ойме, он будет блуждать по замку в ожидании похорон. Совсем скоро его покинут все чувства, и он уйдет на покой. Отчего-то я надеялась на это.
Торей поднял голову и повернулся ко мне. На его глазах блестели слезы.
– Ава, ты видишь его? Душу отца видишь? Он здесь?
Я посмотрела по сторонам, старательно не замечая князя. Он задержал на мне взгляд и снова покачал головой.
– Нет. Нет, я его не вижу, – солгала я, глядя князю в глаза.
Он благодарно улыбнулся.
Торей кивнул и вытер ладонью слезы с лица, но те продолжали бежать по щекам.
Дальше тебя поведу я, друг мой.
Я присела рядом и, растянув в руках нить, обняла Торея со спины.
– Я рядом с тобой.
Он держал холодеющую ладонь отца.
23. Я выбираю свою смерть
Здесь было светло, и можно было увидеть мох на влажной стене. Он покрывал ее большую часть, и в воздухе неприятно пахло сыростью. Огонь потрескивал на фитилях в масляных лампах. Они стояли на полу от ступеней до комнаты, отделенной решеткой. А за ней на полу сидел маленький мальчик.
Я же стояла по другую сторону от него и чувствовала, как здесь холодно. Запах, чувство… Почему это вернулось? Где я находилась?
Мальчик шмыгнул носом и обхватил колени руками. Он раскачивался вперед-назад, словно хотел себя убаюкать. Темные волосы были стянуты лентой на макушке в нетугую «шишку», темные глаза с обидой смотрели в угол коридора, а шрам у глаза помог мне узнать Торея.
Я осмотрелась. Мы были в той темнице, в которой его держали перед превращением.
– Не реви, – спокойно, но требовательно прозвучало из угла, куда смотрел Торей.
Я повернулась на голос.
На той скамеечке, которой я думала убить князя Торая, сидел еще один мальчишка, чуть старше. Худощавый и высокий, он закинул стопу на колено и облокотился на нее. В руках у него была та золотая монета с гербом Равнин. Русые волосы мальчика, едва темнее моих, были коротко подстрижены. Кожа тоже была светлее, чем полагалось валгомцам. А вот глаза были точь-в-точь как у Торея.
Мальчишка улыбался и смотрел на «пленника», чуть опустив подбородок. Наверное, думал, что так его взгляд выглядел строже.
Я никогда его не видела, но точно знала, кто это.
Тонар.
Торей провел кулаком по носу, а затем отвернулся.
– Не куксись. Я буду держать тебя за руку, когда все начнется.
– Что мне твоя рука? – фыркнул Торей через плечо. – Я ее и оторвать могу.
– А ты учись не отрывать. Я вот мамины колыбельные пою, чтобы в сознании оставаться. А во время ломки, – он поднял монету, – ее держу.
Торей при виде украшения жалобно сжался и опустил подбородок на колени.
– Убери ее. Это же с маминого ожерелья. Не могу смотреть.
Тонар растерянно взглянул на монету:
– А я ее тебе отдать хотел.
– Убери!
– Хорошо-хорошо.
Тонар примирительно поднял руки и сунул монету за пазуху.
Наступила тишина. Оба мальчика смотрели перед собой, каждый погруженный в свои воспоминания.
– А ты правда будешь держать меня за руку? – с непривычно детской наивностью спросил Торей, чуть повернувшись.
Тонар широко улыбнулся, подошел к решетке и ухватился руками за прутья.
– А как же иначе? Ты ведь мой братишка.
– Ну и чего приперся сюда?
Я удивленно моргнула. Место было тем же, но теперь за решеткой на кровати лежал взрослый Торей. Запрокинув руки за голову, он разглядывал потолок. На лице играла знакомая ухмылка.
– Сказать тебе, что ты божедурье, – прозвучал грубый голос за моей спиной.
К решетке подошел высокий мужчина со светлыми волосами. Теперь они были собраны в низкий хвост и едва доходили до плеч. Тонар превратился в красивого, крепкого и статного наследника валгомского трона. Лицо вытянулось, черты лица стали острее и придавали ему изящества. Одним своим видом Тонар располагал к себе, хотелось смотреть на него и слушать.
Торей фыркнул:
– А то раньше не говорил.
– Торей, так нельзя. Ты должен научиться сдерживаться перед обращением, иначе когда-нибудь причинишь вред тому, кто тебе дорог.
Став старше, Тонар не изменил тон – продолжал говорить с братом поучительно, как с ребенком.
– Будто ты умел сдерживаться.
– Я не разносил половину лекарской хоромины из-за того, что оцарапался о край стола!
– Так ты и недолго медведем пробыл! – Торей сел.
Тонар опустил взгляд. Возразить ему было нечего.
Торей спустил ноги на пол и уперся локтями в колени.
– Ты правда собрался жениться на шиньянке?
Пренебрежения в его голосе было как воды в море.
Тонар сдержанно вздохнул.
– Если это положит конец всем бедам и валгомцев, и шиньянцев, то да. Да, я хочу этого.