Он пожал плечами.
– В записях Викая сказано, что за все зимы Давигора таким способом поднимали лишь троих, но сколько они прожили, никто не знает. Ты… как бы верно сказать… Теперь ты не бесплотная душа, но ты все еще не упокоенный дух. Мы будто отсрочили твой уход в Тонаши еще ненадолго… Понимаешь?
Я покачала головой.
– И я нет, – согласился Кисей.
Он поднялся, и я проводила его взглядом.
– Чью руку жевал Калмоланго? Кого-то из мятежников?
– Идем в дом, Ава. – Он протянул мне ладонь. – Тебе бы поесть.
– Кисей, – я поднялась сама, – коли другом меня назвал, так прекрати избегать ответов. А не доверяешь, так и скажи. Я же вижу, ты недоговариваешь. Отчего?
Я вглядывалась в его усталое лицо. Лоб прорезала узкая длинная морщина, под глазами легли тени. Веки были прикрыты, будто Кисей вот-вот провалится в сон. Видимо, так его тело отозвалось на все, что на него свалилось. Но он только улыбнулся.
– Знаешь, а ведь за все время нашего знакомства это второй раз, когда ты обращаешься ко мне по имени. Первый был на кладбище.
Правда?
Он положил ладони на мои плечи и мягко сжал.
– Я доверяю тебе так же, как доверял Торей. Но я не знаю, с чего начать и как рассказать это так, чтобы тебе захотелось остаться со мной и найти его. Случилось то, чего я никак не мог даже предугадать. Пожалуйста, не торопи меня.
Я тяжело вздохнула и положила ладонь поверх его руки. Он прав, нам обоим нужно время. Хоть мне и казалось, что я приму любую правду, на деле я не знала, как будет. Но я должна сохранять голову холодной! Наши дома все еще были в опасности, и если Торей… если вдруг он… то я, мы должны сделать все, чтобы на землях Равнин и Лесов наступил мир. Мы должны сделать это ради него.
Во дворе Юрей и Варий кололи дрова. Оба были уже в простецких одеждах и ничем не отличались от Атора, который опускал ведро в колодец. С виду и не скажешь, что в этом доме жило на пять человек больше, чем полагалось: каждый был занят делом, как и должно в большой семье. Кисей заговорил с друзьями на валгомском. Наверное, сам еще не привык, что я снова не понимала эту речь. Немудрено. Нам всем предстояло ко многому привыкнуть и со многим примириться, в том числе и друг с другом. Но два семиднева! Два, и никаких вестей от мятежников или Торея. Чего они ждали?
В груди кольнуло. Если минуло столько дней, то луна уже пошла на убыль, Торей переродился в медведя, и на этот раз ему пришлось терпеть боль одному. И не только ее. Сейчас он выносил все в одиночку, да еще и был невесть где.
От горестных размышлений отвлекло солнце. Оно светило очень ярко, и пришлось щуриться, но до чего же приятно оно ласкало кожу: будто объятья после долгой разлуки. Я закрыла глаза и подняла подбородок, подставляя лицо под теплые лучи. Как же хорошо было ощущать это!
– Ава, твои волосы. – Кисей указал на свои. – Если мимо проедут торговцы, а они здесь частенько бывают, молва разлетится быстро. Лишние глаза нам сейчас ни к чему.
Я поняла – Кисей просил скрыться с глаз. И возможно, даже не из-за торговцев, а из-за своих людей. Я видела, как они поглядывали на меня, наверняка гадая, ради чего обратились к черному колдовству, раз я бесполезна.
Укрыться было можно в тени на заднем дворе, но тогда мне пришлось бы миновать Юрея и Вария, а приближаться к валгомцам не хотелось – мало ли как еще отреагируют. Потому я вошла в избу. Она состояла из одной огромной комнаты с печкой, парой сундуков в дальнем углу и кухней, на которой копошилась Ируна. Она нарезала редьку на крупные бруски и бросала в горшок, который пыхтел на печи. Двери в доме были с двух сторон, и сейчас их открыли, чтобы проветрить избу, но все равно от печного жара было тяжко дышать. Волосы Ируны были собраны в хвост, чтобы не мешались, и она то и дело проводила запястьем по лбу, отводя непослушные пряди. Мое появление никак ее не потревожило, она продолжала хлопотать по дому.
Когда я готовила, то напевала. Внезапное воспоминание проскользнуло в голове, и вот я уже была не здесь, а в родительском доме. Он тоже состоял из одной комнаты, но нам втроем был всегда впору. Отец чаще жил в мастерской, мать – в поле, когда тепло, но вечером мы собирались за столом и ели лепешки из муки и яиц. Больше молчали, чтоб отца не злить, но почему-то в эти мгновения я чувствовала себя на своем месте. Ведь пока я молчала, пока я жевала эти пресные лепешки, жизнь моя была предсказуемой. Кто ж знал, что на меня уже тогда точила зубы вирься, а впереди ждали смерть и далекий путь в Тоначи, который, казалось, никогда не закончится.
– …ыня. Сударыня. Сударыня.
Я подняла взгляд на Ируну. Она стояла в нескольких шагах от меня и не то вытирала полотенцем руки, не то беспокойно теребила его. «Просила же не называть меня сударыней», – хотела рявкнуть я, но стоило открыть рот, почувствовала боль на шее. Снова. Снова болело место, которого когда-то касалась вражеская сталь.
Полотенце упало на пол. Ируна прикоснулась к своей шее сначала одной, затем другой рукой. Ее глаза наполнял страх. Она не душила себя – ладони расслабленно покоились на горле, – но с ужасом смотрела на меня и часто дышала.
– Ируна? – сорвался с моих губ неуверенный зов.
Она издала не то писк, не то кашель, но стало ясно – дышать она не могла, будто воздух в доме наполнился чем-то тяжелым, удушливым для нее. Взгляд заметался по комнате. Она схватилась ладонями за край деревянного стола и беззвучно закашляла. А мой порез продолжал зудеть.
– Кисей! – завопила я и бросилась к Ируне.
Но стоило мне подойти, ей будто стало хуже – она опустилась на пол, пытаясь сделать вдох, но вместо этого до меня донеслись булькающие звуки, будто она захлебывалась. От резкого движения повязка на ее глазу сползла, оголяя впадину, неровно стянутую кожей.
– Кисей! Кто-нибудь, скорее!
На это раз я отступила от Ируны. Мне стало жарко, невыносимо жарко от воспоминания: все ее движения, шаги, вздохи – так умирала я в ту ночь в лесу. Точь-в-точь. Выдох за выдохом.
Беги.
Я бросилась прочь и тут же налетела на забежавшего в дом воеводу.
– Чт… – произнес он, но тут же заметил Ируну на полу.
Броситься к ней он не успел, потому что в другой двери показался Атор. Хромая и дергая больной ногой, чтобы ускорить шаг, он подбежал к дочери и рухнул возле нее. Бережно взяв за плечи и перевернув на спину, он прижал Ируну к себе, как младенца, и стал раскачиваться.
– Тише, тише, – убаюкивал он, поглаживая ее по волосам. – Ну что ты за дитя, снова прониклась несчастной судьбой, право слово. – Атор чмокнул ее в макушку. – Все хорошо, душа моя. Все хорошо.
В дом вбежали все – это я поняла много позже. А пока только смотрела, как любящий отец успокаивал своего ребенка, огораживая заботой ото всех напастей этого мира. В его объятьях Ируна успокоилась и задышала ровно. Мы же застыли в тишине, боясь нарушить ее покой. Вряд ли кто-то заметил, как я дрожала, но чувство, что я едва не убила человека тем, что просто стояла рядом, одновременно пугало и… очаровывало?
5. Глупо
– Да не трогала я ее!
Повторив это снова, я резко опустилась на край крыльца и прикрыла ладонью глаза. Моя голова от расспросов Вария норовила лопнуть, как перезрелая репа.
Как только Ируна смогла дышать, я все же выскочила во двор, потому что оставаться в одной комнате вместе с испуганным ребенком, пережившим мою смерть, – да даже в голове не укладывалось, что такое возможно. Кем она была? Следом за мной вышли Варий, Наяна и Юрей.
Смотреть тошно.
Я закрыла глаза. Что бы сказал Торей? Точно бы отогнал от меня всех и дал спокойно подумать. Ну или сказал бы что-то едкое, от чего я бы рассмеялась. Он бы ни на миг не позволил мне разбираться во всем одной.
Послышались шаги.
– Все хорошо, Ируна успокоилась. Можно зайти в дом…
– Чтобы ей снова стало худо от этой… вайме? – Брезгливость в голосе Наяны отдавалась в моей макушке.
Я ухмыльнулась. Нет, оскалилась. Вот же ж… Медленно опустив ладони, я посмотрела на Наяну. Она не улыбалась – напротив, выглядела обеспокоенной, будто ей и впрямь было дело до здоровья девочки.
– Прекрати, – холодно отозвался воевода.
Наяна поджала губы. На меня она так и не смотрела.
– Недостойна твоего взгляда? – ехидно протянула я.
Чуть помедлив, она все же взглянула – как на мусор, завалявшийся в сенях после уборки.
– Ава!
– Мне ты не воевода. – Я поднялась.
– Благодарной быть должна! Если бы не Кисей, не стоять тебе здесь!
– Верно. А я и не должна быть здесь. Мой путь окончился еще за луну до Очижи, но вам, валгомцам, чуждо уважение к другим. Но если Торей глупец и неуч, напутавший с заклинанием, то вы все сделали по доброй воле.
– Да ты хоть знаешь, какую жертву мы принесли? Викай пожертвовал своей душой, чтобы вернуть твою!
Она не должна была говорить это, а я – знать. По крайней мере, не в этот день. Это стало ясно по лицам остальных.
Викай был мертв? Что? Я обернулась и встретилась взглядом с Кисеем, но он тут же опустил глаза.
– Посмотри на меня, – тихо попросила я.
Викай был мертв.
Помедлив, Кисей произнес:
– Он так сам решил. Верил, что это вернет Торея, что так мы найдем его. Ируна сказала, тебе известно, где он. Вот Викай и рискнул.
А я подвела его. Подвела их обоих. Нет, всех, всех, кто верил, будто я и впрямь знала, куда его забрали. Ноги сами понесли меня прочь, но Кисей мягко ухватил за запястье.
– Да не трогай ты меня! – Я шлепнула по его ладони и получила свободу. Хм, свободу. Что это вообще такое? Сначала отцовские поучения, замужество в угоду его воле, затем нить на запястье, а теперь это… да буду ли я принадлежать когда-нибудь только себе?
Кисей и впрямь отпустил, и я забежала за угол дома, на задний двор. Дыхание сперло, грудь горела от воздуха, и было так тяжело стоять. Я уперлась рукой в стену избы и зажмурилась. Викай отдал жизнь, чтобы я привела всех к Торею. Он доверял мне, с первой нашей встречи доверял, как любой шиньянец поверит человеку со своих земель, а я… Чувство, что за тебя отдали жизнь, было отвратительным, мерзким и не вызывало ни капл