– Волосы бы тебе обрезать. Хотя… – я указала на его голову. – Это не поможет. Ты приметный.
– Что? – Варий с удивлением провел ладонью по вискам. – Ваши мужчины не стригутся, чтобы показать, откуда они?
Теперь наступил мой черед удивляться. Я покачала головой.
– О как… А как же вы узнаете приезжих?
– Да нет у нас приезжих. В Радоге точно нет. Да и в Келазе я была однажды, и все выглядели одинаково.
Варий снова улыбнулся, на этот раз как-то снисходительно.
– Так ведь скучно – походить друг на друга. – И, не дожидаясь моего ответа, сказал: – Но я понял. Дело есть дело.
Он потянулся к своей сумке, пошарил в ней, достал кинжал и покрутил в пальцах. Отчего-то мне стало тревожно, и я чуть притянула ноги к себе. Варий был для меня загадкой. Еще один приспешник Торея, не более. Я знала, что он был глуповат и порой навлекал на себя брань Кисея, и все же тот доверял ему. Именно Вария оставили за главного в ту ночь, когда воевода отправился провожать нас в Овтай. А еще он часто говорил, не подумав, и за это иногда тоже получал взбучку. Но я не знала, каким человеком он был. Обидит ли? Поможет ли мне, чужачке? Как ни крути, а только Торей и Кисей считались со мной, да и то на лице последнего я видела разочарование от нашей новой встречи. Не того он ждал, не на то надеялся.
Варий положил кинжал рядом с собой и стянул с волос ленту. Темные волосы рассыпались из пучка и прикрыли выбритые виски.
– Что ты творишь?
– М-м? – отвлекся он от своего дела и взглянул на меня. – Так ведь волосы сбрить хочу.
– Зачем? – получилось это громче, чем я хотела, но удивление было не скрыть.
– Так ведь прическа выдает, сама сказала. Ни к чему нам лишние взоры, верно? – Он весело подмигнул и, смочив оружие водой, провел лезвием ото лба до макушки. Затем еще и еще. Волосы посыпались на траву.
А что, если я солгала? Откуда такая вера в мои слова? Я, быть может, подшутить захотела, а он… Чудак, не иначе. Он тянул себе под нос песню на валгомском, и голос его был приятен. Этот человек так отличался от всегда серьезного Кисея, вечно хмурого Торея или молчаливого Юрея. Казалось, Варий совсем ни о чем не беспокоился, а лишь делал то, что должно, и не раздумывал долго.
Перед он сбрил быстро, а вот с задней частью справлялся худо. Попытавшись несколько раз, он посмотрел на меня и улыбнулся:
– Поможешь?
Кожа на его голове была белой-белой и напоминала камень в воде – такой же гладкий и сверкающий. Я сглотнула. Он проверял меня?
Лезвие отражало солнечные лучи и оттого слепило глаза. Ненароком на ум пришел мой сон, в котором я перебила дежником всех в избе, и рука потянулась к кинжалу. Убаюкивающее чувство растекалось в душе, усыпляя все тревоги и сомнения. Как скоро станут искать Вария, если вдруг я…
«Ава».
Пальцы сжались в кулак. Голос Торея из сна будто пробуждал от дурмана.
– Боишься оружия? – понимающе отозвался Варий. Я кивнула и стыдливо опустила взгляд на землю. Боялась, только не оружия. Себя боялась.
Варий вздохнул и продолжил свое занятие.
– Надеюсь, местные не побьют меня, если не начисто сбрею, – засмеялся он. – А ты смелая.
– Я?
Он кивнул и чуть не порезался. Обронил «ай» и похлопал по макушке ладонью – не было ли крови?
– Кисей говорил, ты билась за Торея. Держала меч и даже защитила его. Это трудно – отнять жизнь. Я знаю, я бывал на войне.
На той войне, где погибли товарищи и дядя воеводы?
– Тяжело?
Улыбка с лица Вария не сходила, но всегда менялась: то печальная, то радостная, с толикой то безумия, то отчаяния. Сейчас она была растерянной. Он опустил ладони на колени и перевел взгляд на кинжал.
– Как если бы я разрезал им свою душу снова и снова. Разве кто-то будет рад, что отнял жизнь собственными руками? Нам твердили, что нужно истребить врагов, но это лишь люди, которые были не согласны с законами царя. Они не были плохими или хорошими, они просто были. Ведь палач, хоть и вершит правосудие, тоже убийца. – Он бросил кинжал в сумку и продолжил уже веселее. – Но я сам выбрал этот путь, сам пошел в дружинники и потому буду нести эту ношу до конца своих дней. Наяна говорит, я слишком сердобольный для службы. – Теперь улыбка была доброй, и в ней сквозило сожаление.
И я невольно улыбнулась в ответ. А ведь и правда. И Кисей, и Юрей, и даже Наяна – все они были серьезными и хмурыми, Юрей так и вовсе не говорил! Словно им по службе не полагалось. А Варий был иным. Улыбался, шутил и всегда старался всех примирить, будто даже малейшая злоба делала ему худо. Будто он грезил службой, но не знал, чего от него потребуют, а его обманули и всучили в руки оружие.
А мы с тобой похожи больше, чем я думала.
– Что же, пока солнце светит, нам лучше отдохнуть. Ты поспи, а я покараулю. Мало ли что. Потом поменяемся, а ближе к закату пойдем.
И когда я закрывала глаза, я знала, что к закату Варий останется один, а я буду уже на пути к Радоге. Отчего-то защемило в груди.
Преддверие лета на Равнинах всегда заставляло мою душу трепетать от счастья. Тепло, которым окутывало солнце, приятно ласкало кожу, обещая оставить красные поцелуи на щеках и шее. Ночи становились короче, а душа расцветала, как полевой цветок. Я бежала со всех ног по влажной от росы траве и молилась всем богам, чтобы Варий не сразу спохватился.
Я крепко уснула, пока он стерег наш привал, и мне снилось, как я вновь поднимаюсь на родительское крыльцо и встречаю мать. Она постарела, но при виде меня улыбается, как дитя, и заливается слезами. А я падаю ей на грудь и рыдаю, пока она гладит меня по волосам и причитает. Я проснулась в слезах, но солгала, что это от солнца. Варий не то поверил, не то притворился, что поверил, но расспрашивать не стал. Я долго сидела и прислушивалась к его дыханию, ждала, когда оно станет ровным и едва слышным. И вот он уснул: это было видно по обмякшему телу, закинутой за голову руке и приоткрытому рту. Он спал так, будто доверял мне всем сердцем, а я собиралась его предать. И мне не было стыдно. Я больше не была ойме, я больше не защищала Торея, а что важнее, я больше не была бессмертной. И сколько бы кровожадности во мне ни было, она приведет меня только к гибели. Откуда взялась эта ненависть, я не знала, но я одновременно хотела и не хотела ее глушить. Разум твердил, что нельзя, но душа… душа просила удавить Наяну, ударить Кисея, вонзить кинжал в горло Вария. Я должна была спасти себя, спрятать от всего, что надвигалось. Это была не моя битва, никогда не была ею, и сейчас, когда Торея нет, я… почему Ируна твердила, что я знаю, где он? Если бы я знала, если бы хоть догадывалась, я…
Нога скользнула по траве, и я рухнула на землю, больно ударившись коленом и щекой. Кровь внутри меня шумела, будто хотела вырваться и рекой умчаться к родительской избе. Тело дрожало не то от нехватки воздуха, не то от страха, что Варий гонится за мной. Я обернулась. Нет, не гнался.
Поднявшись с травы, я, хромая, побежала дальше. Когда силы были на исходе, я шла, но и не думала останавливаться. С каждым шагом я была ближе к дому, ближе к моей деревне. Я не знала дороги, ведь никогда не покидала Радогу, но помнила рассказы Тифея: наша деревня была на полпути от границы с Лесами.
Когда начало смеркаться, я сошла с поля к деревьям. Их было немного, но можно было укрыться от чужих глаз. Идти ночью я боялась, а потому прижалась к стволу березы и притихла. Проклятье Каргаша не коснулось здешнего леса, но вот земля… Стоило мне присесть, я заметила, что увядшей травы со стороны реки стало больше. Если Варий шел за мной, то, скорее всего, решил дождаться темноты. А значит, только-только тронулся в путь.
Силы меня покидали, клонило в сон. Я проваливалась в дремоту, и мне то казалось, что валгомец настиг меня, то слышался материнский зов. Проснулась я на рассвете. С неба еще не сошли звезды, но восход был уже близко. Я продрогла и, обхватив себя руками за плечи, двинулась дальше. Живот сводило от голода, но я старалась не замечать этого.
Я устала, мама. Я так устала.
Впереди показалась чужая деревня. Солнце уже коснулось крыш, но людей еще не было видно. Я обернулась. Варий по-прежнему за мной не гнался.
Я старалась держаться подальше от дороги, чтобы не наткнуться на людей. Несколько раз мне удалось найти землянику. Кое-какие ягоды горчили, тут и там виднелась увядшая трава. Огонь в Лесах не распространялся, а это увядание на Равнинах – оно росло?
Болели стоптанные ноги. Несколько раз я падала, и мне казалось, что не встану, и тогда я ползла. Но мысли о том, что мама ждет меня, придавали сил, и я поднималась и шла снова. Когда небо снова начало менять цвет, я наконец-то увидела знакомые огни. Моя Радога была такой же прекрасной, как и в нашу последнюю встречу.
9. Кулостяма
Я сбавила шаг, едва волоча ноги. Стоило мне увидеть Радогу, как я утратила все силы и была готова рухнуть прямо у околицы деревни.
Небо затянули тучи, собирался дождь, и людей почти не было.
Я так рвалась домой, так хотела снова здесь очутиться, что совсем не подумала, как объяснюсь. Ведь меня всей деревней похоронили.
Через Радогу частенько проезжали люди по пути в Келазь. Широкая дорога рассекала деревню на две части: ту, что ближе к реке, и ту, что ближе к полю. И дома сперва строились вдоль нее, а уже много зим спустя начали расползаться дальше, и теперь обогнуть деревню было невозможно – только проехать насквозь. Было принято всей деревней строить жилье молодоженам: месить глину с соломой, ставить доски и укладывать саман между ними день за днем, потом стелить крышу на окрепшие стены, выстругивать мебель, а после дружно гулять на новоселье. Нам с Тифеем тоже могли бы построить такой дом, если бы судьбы наши сложились иначе.
Вот бы мне тебя увидеть.
Я не знала, где он был и жив ли вовсе, но я хотела услышать его голос, почувствовать ладонь на щеке, увидеть его ясные глаза. Он все еще был моим напоминанием о той жизни, которую я не любила, но которая была хотя бы предсказуемой. И в этой неясности Тифей казался мне лучом света, воспоминанием, согревающим душу.