Я не знала, с чего начать, какие слова подобрать. Казалось, если я произнесу это вслух, то придется признать, что все происходило на самом деле.
– Кисей был в таком отчаянии, что обратился за помощью к ведунье. Она сказала, что лишь я знаю, где тебя искать. И чтобы выяснить это, он и остальные собрали меня из останков моих сородичей. Кости выкопали, у кого-то руку взяли, у кого-то ногу. – Я на мгновение умолкла, давая себе время осознать. – Мое тело все там же, в земле Радоги, но кости из него пока не достать. Рано… ну, ты понимаешь. – Я надеялась, что понимал. – И когда они его собрали, то нужно было выкупить мою душу у Калмоланго. Нужна была жертва, понимаешь. Торей, я не хотела этого. Я не просила!
– Викай?
Его имя обдало жаром. Услышать ответ, а не произнести его самой было неожиданно. Он знал? Догадывался, что видел наставника последний раз? Я крепче сжала его ладони и кивнула. Торей сглотнул и опустил взгляд.
– Вот как.
Его голос снова звучал тихо, но в нем слышалась не печаль, а смирение. Недолго, но все же какое-то время он просидел, склонив голову. Я тоже не решалась ни отпустить его, ни обнять и поэтому молча сидела рядом.
Викай был тем, кто вырастит Торея, кто направлял, к кому можно прибежать в случае ошибки и попросить совета. Они не были кровными родственниками, но связи, что у них создалась с зимами, позавидовали бы многие семьи.
– Должно быть, тяжело сообщать такие вести. Все-таки ты смелая, Ава.
Он улыбнулся – так искренне и тепло, что душу защемило. Я больше не могла знать, что он чувствовал, и оставалось надеяться, что мы научились понимать друг друга за время, проведенное вместе. А ведь и правда, столько всего было: мы пытались убить друг друга, но каждый понимал боль другого. Мы прикрывали спины друг другу, мы прошли через столько препятствий вместе, расстались и вновь встретились, и теперь я стояла перед ним на коленях и оплакивала то, что с нами произошло. Он был предан братом, которому беззаветно верил, а я стала игрушкой в руках валгомцев. Как бы хорошо ко мне ни относились, как бы ни ценили, а все же всем было плевать, что я чувствовала. Меня привязывали к себе, душили, таскали в нору к лесному духу, заставили взять в руки оружие, возненавидеть этот мир и покарать его. Но если бы не все это, в моем сердце так бы и жила ненависть к людям, которых я даже не знала. Я не увидела бы море и края, поросшие лесами, не познала бы колдовства и никогда не говорила бы так свободно. Все, через что я прошла – мы прошли, – было так важно и при этом так бессмысленно.
Я привстала и обняла Торея за шею. Мне было уже все равно, как это выглядело и что можно было подумать о моем поведении. Меня и быть-то здесь не должно, так хоть после смерти я буду жить, как велит душа, а не люди вокруг. Он опешил, но лишь на мгновение, а после обнял меня в ответ. Это не было похоже на то, как обнимал Тифей – те прикосновения напоминали желание обладать. Торей же обнимал меня крепко, но бережно, будто боялся сломать. И в тот миг это были самые желанные объятья на свете. Я уткнулась носом в его плечо и прошептала:
– Как ты мог прогнать меня?
Этот вопрос душил с первого вдоха после возвращения. Я понимала и не понимала его решения. Ведь мы могли бы противостоять им, могли бы придумать что-то еще, а он просто сдался.
– Я освободил тебя.
Его удивленный голос прозвучал возле моего уха. Я даже чувствовала его дыхание.
– Нет. Прогнал.
Торей усмехнулся и прижал меня сильнее.
– Иногда это одно и то же.
Мне было страшно до сих пор. Но теперь, когда Торей был рядом, на смену страху наконец-то пришел покой.
Кисей не щадил Торея и выложил ему все как на духу: мятежники до сих пор не объявлялись, поиски среди простолюдинов ни к чему не привели, пытки мятежников – тоже, а Леса продолжали гореть. К этому добавился и рассказ Вария о том, что на Равнинах земля гнила от самой реки, и гниль эта расходилась в разные стороны. Дойдет ли она до Лесов – загадка, на которую вскоре мы получим ответ. О том, что старший княжич жив, воевода умолчал, но коротко переглянулся с Тореем, когда Дагар заговорил о венчании на княжение. Как долго они собирались молчать, мне было неведомо. Мы были в зале советов, и я стояла поодаль ото всех, у стены, где была всегда, когда совет еще возглавлял князь Торай. Интересно, где теперь блуждала его душа? Нашла ли она покой или, как я, застряла между мирами?
Яркое солнце за окном заставляло щуриться, но и наслаждаться теплом его лучей. Разговор перескакивал с давигорского языка на валгомский, и тогда я смотрела в окно. Сквозь него виднелось ясное небо и часть горы, за которой, если верить Мирославу, стояла Иирдания. Откуда же у Тонара было столько монет? Одежды мятежников явно стоили немало. А еще лошади, оружие… Неужели это привезли с Равнин незаметно? А что, если и под носом у Пуреза кто-то промышлял таким обманом? Если предатели затаились и среди его приближенных, не только среди простого люда?
– Ава, – позвал Торей, и я обернулась. Он сидел на своем обычном месте, не на княжеском, словно напоминая самому себе, что наследник – не он.
– Ты согласна поехать со мной на Равнины?
По лицу Дагара мне стало ясно: его не радовала эта мысль. Что он предлагал вместо этого, я не знала, потому что говорил он на валгомском. Кисей тоже посмотрел на меня и улыбнулся. По его ясному взгляду было понятно, что Варий ни словом не обмолвился о моем побеге, а ожог на руке я скрыла рукавом.
– Я? – только и сорвалось с моих губ. Торей улыбнулся и кивнул.
– Думаю, стоит поступить так, как велел отец, и отправиться к Пурезу заключить союз. И оповестить его о том, что и среди его народа есть мятежники. Да нам многое нужно обсудить, – добавил он напоследок.
– Это ни к чему! – начал Дагар уже на общем языке. – Опасно пускаться в такой долгий путь, когда знаешь, что тебя поджидают мятежники. Ты только из плена вернулся! Безопаснее послать гонца. Я сейчас же составлю письмо для Пуреза!
Наверное, он хотел, чтобы и я это услышала. Уже заметил, что Торей советовался не с ним, а со мной, с Кисеем, да с кем угодно, только не с Дагаром.
– Сядь, Дагар, – по-доброму, но настойчиво сказал Торей, когда советник почти поднялся из-за стола. – Негоже просить о союзе в письме. Я хочу встретиться с ним сам.
– Ты еще даже не принял правление. Дай нам семиднев, мы все подготовим!
Из вредности ли противился Торей его совету или же потому, что Тонар был жив, оставалось для меня тайной. Я не понимала княжьих дел, а потому молчала и не лезла.
Дальше Дагар вновь перешел на валгомский, но убедить Торея так и не смог. К концу совета было принято решение: Торей отправится к Пурезу в сопровождении дружинников, Кисея, Юрея, Дагара и… меня. Зачем ему там понадобилась я, мне было неясно. Я чувствовала себя еще более неловко, когда он велел слугам подготовить мне наряд в дорогу. На мои слова о том, что мне и нынешняя одежда сгодится, лишь косо посмотрел, и я умолкла. Ясно, что он не собирался ни с кем обсуждать свои решения, и пришлось только соглашаться. Я всюду ходила за ним, словно мы опять были связаны, и на сей раз ловила на себе удивленные взгляды слуг, даже тех, с кем уже виделась. Селема, которую мы встретили в коридоре, охнула при виде меня.
– Это все твои волосы. Здесь такие светлые и длинные последний раз видели только у княгини, – отозвался Кисей.
Втроем мы шли к темнице, где держали Мирослава. Торей хотел поговорить с ним до отъезда.
Мне вспомнилось, как выглядел Тонар. Высокий светловолосый мужчина, статный и с виду доблестный. На лицо они с Тореем были совсем разные, да и нравом тоже. Младший княжич был вспыльчивым, но верным своему слову и народу. Старший же, судя по рассказам, рассудительный и справедливый, примкнул к мятежникам, заставил всех поверить в свою смерть, довел отца до больного сердца, и ради чего? Мирослав тогда сказал, что не выдумал свою историю, а просто повторял слова Тонара. Выходит, он так сильно хотел помочь валгомцам и шиньянцам, что не просто переметнулся на сторону врагов, но еще и возглавил их?
Валгомская темница была длинным коридором под замком, куда воздух попадал через отверстия в стене. Они же служили и источником света. Вдоль стены виднелись решетки, за которыми и сидели пойманные мятежники. Из-за некоторых решеток в нос бил запах мочи и сырости, и я прятала лицо в рукаве рубахи. Сколько здесь было людей, я не знала, но явно меньше, чем увели в тот день. Кисей обмолвился тогда, в доме Атора, что пытался добиться ответов… Я быстро помотала головой. Думать, что он сотворил, мне не хотелось. Вел нас, к слову, воевода. Он точно знал, куда нужно идти, и, подойдя к самой дальней решетке, остановился.
На стенах горели пламенники, которые перед нашим приходом зажгли дружинники. В их рассеянном свете я увидела Мирослава. Он сидел у стены. На нем был все тот же кафтан благородного синего цвета, но теперь его покрывала грязь, ворот был оторван, рукава – закатаны. На штанах красовались прорехи. Некогда сияющие волосы теперь потускнели и свалялись. Лицо, заросшее густой светлой бородой, покрывали ссадины. Один глаз заплыл синевой. От былого величия остался только взгляд: в нем по-прежнему читалось превосходство над другими. Сперва он криво улыбнулся гостям, но, когда рассмотрел лица, обомлел. Взгляд метался с Торея на меня, и трудно было сказать, кто из нас больше его поразил.
– Так-так, – протянул он хриплым голосом, приподнял подбородок выше и посмотрел на воеводу. – Ты все-таки нашел его? А то кричал тут каждый день «Куда его увели?», «Отвечай!».
Воеводу он изобразил противным голосом и скривился, будто ему даже вспоминать было тошно. От былого царского тона ничего не осталось, теперь слышался только яд. Кисей стоял, скрестив руки на груди. Казалось, они уже не раз виделись с той битвы вот так: один перед решеткой, другой – за ней.
– Странно, что тебя не убили. Видать, Тонар все так же держит в страхе б