– Шиньянка сопровождает валгомца? То есть предательница?
– Ава. – Торей крепко сжал мою руку. – Ты – мой друг. Это все, что им нужно знать. Я требую к тебе уважения, и они его окажут. Просто будь рядом, и все будет хорошо. Даю слово.
Я поджала губы. Его слова согревали, хоть и не успокаивали, но все же я отпустила его рукав.
Лучше бы любовницей представил, ей-богу!
Торей ободряюще мне улыбнулся и подмигнул, а затем снова нахмурился и двинулся к столу. Показывать свою добрую сторону всем, кто за ним сидел, ему явно не хотелось. Почтительно поклонившись Пурезу (я так даже старательно), мы сели подле Кисея. Я встретилась взглядом с Тонаром. Ему досталось ничуть не меньше, чем брату: кровоподтек у глаза, бровь рассечена. Выглядел он опрятно, но если присмотреться, то ворот рубахи был перекошен, рукав – надорван.
– А, княжич! – улыбнулся Пурез. – Вижу, ты тоже размялся с утра.
Он взглядом указал на губу Торея, и тот поспешил отвернуться. Пожелав всем доброго утра, он принялся за еду. Я же не проронила ни слова, а до еды и вовсе боялась дотронуться. Кусок в горло не лез в таком окружении, да и яства такие я впервые видела! Даже не понимала, как их есть. Я узнала капусту, порубленную и залитую чем-то, да отварную репу. Все остальное – непонятные похлебки, красные горошины на хлебе, тарелки с неведомыми перетертыми овощами и чем-то еще – даже трогать не стала.
Завтрак прошел в тишине, если не считать звона посуды. Торей и Тонар украдкой бросали друг на друга взгляды, но старательно скрывали это. Пару раз это заметил Кисей и не сдержал смешка, но тут же делал вид, что кашляет. А несколько раз я заметила на себе любопытный взгляд девушки. Стоило мне посмотреть на нее, она тут же отворачивалась, а я чувствовала себя заморской диковиной, которую привезли на ярмарку для потехи.
Когда с едой было покончено, Пурез спросил:
– А что было в том письме, которое вы отправили с гонцом? Неспокойно мне, что оно до сих пор не дошло.
– Речь там шла о том, что мы скоро тебя навестим, князь, – отозвался Дагар, потому что писал он. – Не более. Мы предполагали, что гонца могут перехватить.
Пурез закивал.
– Славно, славно. Нельзя, чтобы кто-то прознал о нашем замысле раньше срока.
– Но и медлить уже нельзя, государь, – сказал Тонар. – Нападение на моего брата означает, что мятежники хотели обезопасить себя, а значит, не доверяют. Я желаю утрясти все разногласия до рождения ребенка. Поэтому…
– Какого ребенка? – не своим голосом спросил Торей.
Он посмотрел на княжну. Та же залилась румянцем и смущенно взглянула на мужа. Тонар нежно улыбнулся ей, взял за руку и чмокнул тыльную сторону ладони, а затем посмотрел на Торея:
– У Лесов вскоре родится наследник, брат мой. Или наследница, кого боги пошлют.
И в любой другой семье это означало бы счастье, но только не в той, где будет проклят последний из рода. Торей наклонился вперед и что-то произнес на валгомском – судя по голосу, настороженное. Но Тонар в ответ только рассмеялся и ответил на давигорском:
– Разумеется, она знает о проклятии. Я бы не смел принимать такое решение в одиночку. Ничего, – он снова повернулся к жене, и та растаяла под его взглядом, – мы будем рядом с ребенком. И будем искать лекарей, волхвов, чтобы облегчить его превращения. Я буду с ним так же, как был с тобой, – взгляд на Торея, – и не стану таким же, как отец.
– Ты уже таковым становишься. Обречь ребенка на такое? Ты же знаешь, каково это!
Затем он снова перешел на валгомский, видимо, не желая пугать Раксу. То, как Торей защищал еще не рожденное дитя, поражало до дрожи, но ведь он лучше всех понимал, что ждало этого ребенка: проклятье перейдет с Торея на него. Тонар поднял ладонь, показывая, что разговор окончен.
– Что же ты, братец. Сам ведь просил говорить на давигорском, – теперь валгомский князь взглянул на меня. – Ты так и не представил нам свою спутницу. Кто она? Шиньянка, судя по облику? Как тебя звать, девушка?
Меньше всего мне хотелось, чтобы за этим столом кто-то обратил на меня внимание. Стоило Тонару повернуться в мою сторону, у меня свело от волнения желудок.
– Ава. – Странно, но мой голос не дрожал, хотя все нутро содрогалось.
– Ава, – улыбнулся он. – В честь всех богинь?
Я коротко кивнула и поспешила отвести взгляд.
– И кем же ты приходишься моему брату?
– Это тебя совсем не касается, – вмешался Торей. – Раз все идет по вашему замыслу и волноваться не о чем, то я полагаю, мы можем вернуться в Овтай и дождаться там твоего возвращения.
То, как Тонар спокойно принимал все колкости брата, лишний раз напоминало, что он с рождения воспитывался будущим князем Великих лесов. Его невозмутимость и доброта удивляли не меньше справедливости и самоотверженности. Ведь он пошел на все это, понимая, что может убить отца и потерять доверие Торея, его могли поймать мятежники, – и все же он решился, и не только ради Лесов, но и ради Равнин. Его поступок был столь же великодушен, сколь и безрассуден, и я не могла понять своих чувств к нему.
– Это было бы прекрасно, но теперь у нас появилась другая беда. До нас дошли слухи, что в Лесах деревья горят негасимым огнем. Здесь же, на Равнинах, вода в реках стала негодной, и берега чернеют. Думаю, это плата за то, что Журавль засиял. Ведь когда это случилось впервые, земли перестали плодоносить, а в море исчезла почти вся рыба. Теперь же камень уничтожает защиту валгомцев и промысел шиньянцев. Боги разгневались на нас. Мы должны что-то предпринять, и быстро.
– Что мы можем против богов?
– Есть один способ, – вдруг сказала я и сама испугалась своего голоса.
Торей был слаб и вряд ли помнил рассказ вирьси, но именно об этом она и поведала: обратить сияние Журавля вспять мог только его «брат», еще один камень – Тол. Но где его искать, не знала ни одна живая душа. Оба княжича взглянули на меня, и я поджала губы. Но когда Торей предложил продолжать, пересказала слова Элювы. Княжна смотрела на меня с удивлением, и чем дольше я говорила, тем быстрее удивление сменялось отвращением. Говорила, да еще так много? Недостойное поведение для шиньянки.
– Значит, решено, – произнес Тонар. – Торей, поручаю тебе найти этот камень и снять проклятье Каргаша любой ценой. А я в ответ навсегда отведу беду от наших земель.
Торей не обрадовался приказу брата, но не спорил. Дело ведь и впрямь важное. «Кто смуту начал, тому и укрощать ее», – вспомнились слова вирьси, но озвучивать их я не стала.
– Что ты сделаешь с мятежниками? – спросил он. – Они ведь тоже наши люди.
– Которые пытались построить новый мир на крови собратьев.
– Это ли не вина князей? Правители были слепы и глухи к мольбам. Ты же сам просил отца услышать их.
– Я услышал.
Торей выпрямился.
– Убьешь их всех?
Было неизвестно, сколько людей хотели учинить переворот. Это могли быть целые деревни! Торей и сам не думал, как бы их останавливал, но он для того и искал главаря, чтобы договориться, придумать то, что устроит всех. А главарь все это время руководил битвой издали.
– А потому я не велю убивать их. Все, кому не по нраву наш порядок, отправятся жить в деревню на границе двух княжеств. У нее пока нет названия, но скоро будет. Дома уже возводят. Это будет небольшой кусок земли, но все же. Охранять ее будут дружинники и Лесов, и Равнин. То единое царство, о котором они мечтали. Валгомцы и шиньянцы – единый народ. Я создам это.
– Но ведь это тюрьма под открытым небом!
– И все равно лучше смерти. – Тонар глотнул из кружки и поставил ее на стол. – Не быть двум народам единым, когда у каждого уже давным-давно своя история. И пока я жив, так и будет. Теперь я несу ответственность и за Леса, и за Равнины.
И все же такой ответ Торея явно устроил. Он опустил плечи и больше ни о чем брата не спрашивал. Он больше не был наследным княжичем, и борьба за безопасность Лесов была окончена. Это понимал каждый, кто сидел за столом.
Вскоре мы разошлись, чтобы собраться в дорогу, и условились встретиться во дворе. У меня вещей было немного, а потому я вышла во двор первой. Осмелела, не иначе, но сидеть в комнате, подобной темнице, мне не хотелось. Теперь, после стольких откровений, все здесь казалось слишком глупым. Кем мы были в этой повести? Какое у нас место? Я не понимала. Но на душе было легко лишь от одного – Торей скоро освободится от проклятья. Больше не будет выломанных костей, разорванной плоти, боли и криков. Он станет свободным, впервые и по-настоящему.
Быть может, теперь мы сбежим? Денек был погожим, как раз для дальней дороги. Поверить трудно, сколько верст я проехала с момента возвращения! За всю жизнь я покидала Радогу лишь раз, а теперь видела столько земель.
Теплый ветер приятно ласкал тело и трепал волосы, будто обнимал и звал в путь. Я стояла у стены хоромины и рассматривала внутренний двор. Как и в валгомском замке, в шиньянских хоромах жил не только князь с семьей, но и его прислуга, советники и дружинники. И сейчас, в разгар дня, двор был полон людей и напоминал базар: слышны были голоса, смех, скрипели повозки, лаяли собаки. И всюду яркие одежды: красные, белые, голубые! Я вглядывалась в лица прохожих из тени и невольно тосковала. Мне не хватало родной речи, привычного уклада и видов, и вот, оказавшись среди этого, я не могла наслушаться и насмотреться.
Но душу кольнуло при виде знакомой фигуры. Тифей вышел во двор из дальнего от меня угла и свернул за постройку. Это точно был он! Его светлые кудри, немного короче, чем в лагере, та же прямая спина и размашистая походка – он всегда ходил так, будто спешил куда-то. Лицо тоже его – красивое, с мягкими чертами. Я сделала несколько шагов в его сторону и остановилась. А вдруг почудилось? А если нет, вдруг он так же кинется на меня с огнем или мечом, как родители? Нет, нельзя было подвергать такой опасности ни себя, ни его. И все же…
На следующем моем шаге чья-то крепкая ладонь ухватила меня за запястье и удержала на месте.