Нет, не я. За все дни я и не подумала бы говорить правителю Великих лесов, что его приказа ослушались!
– Значит, пока мы размышляем, как нам остановить огонь, воевода Западного лагеря скрывает столь ценную вещь, – холодно произнес Тонар, не отрывая взгляда от Тола.
– По моей просьбе, – тут же вступился Торей и встал перед братом. – Я велел ему…
– Замолчи! У него своя голова на плечах есть, ты ему не князь. – Тонар сжал камень и испепеляюще посмотрел на него. – А впрочем – обоих в темнице запереть!
Что?
Торей не собирался противиться и покорно позволил Высокому взять себя под локоть, чтобы увеcти.
– Как ты прознал? – бросил напоследок Торей. Тонар не сразу ответил, сначала вглядываясь в лицо брата и размышляя, надо ли говорить.
– Кому-то судьба Овтая не столь безразлична, как вам. Через слуг мне доставили клочок пергамента. Увести!
– Стойте!
Я подалась вперед, и тело задрожало. Взгляд старшего княжича пугал, я еще не видела его таким озлобленным, даже когда Торей ударил его в коридоре. Но теперь и ему, и Кисею грозила темница, а если Тонар потеряет рассудок, то и казнь… Высокий и впрямь замер, задержавшись вместе с младшим княжичем возле Тонара.
– Они из-за меня его прятали.
Лучше от моих слов явно никому не становилось, и потому я продолжила:
– Журавль засиял, потому что я его коснулась. Я не умерла, потому что была ойме, а потому он не смог вытянуть из меня душу – я уже ею была. Я – тот дух-хранитель, которого призвал Торей на свою защиту. Тол бесполезен, если не в руках того, чье желание Каргаш исполнил. Он уничтожит огонь, но взамен испепелит меня. Так сказал хранитель.
– Замолчи, – выдохнул Торей так тихо, что я не сразу поняла. Тонар подошел ко мне, но я не решалась поднять взгляд и разглядывала его сапоги – из черной кожи, начищенные, с загнутыми носками. Я не могла оказаться с ним лицом к лицу, ведь он – почти нареченный валгомский князь, а я всегда была и останусь простолюдинкой, случайно погибшей в лесу и задержавшейся по глупой ошибке в этом мире. Мирская язва – вот кем я была.
– И ты готова взять его?
Голос Тонара менялся с удивительной быстротой. То он был злобным, теперь же звучал мягко и слегка удивленно.
Торей знал, что, если обман раскроется, его могут казнить? Знал, что понесет наказание за непослушание?
Я подняла взгляд на Тонара и кивнула. Он молчал, пожалуй, слишком долго. Мир словно застыл в ожидании того, что неминуемо должно случиться, от чего все эти дни убегали мы трое, из-за чего я кричала на Торея, того, о чем он будет вспоминать снова и снова, пока не закончит свой путь.
– Откуда ты, Ава? Где твой дом? – вдруг спросил он.
Моим домом когда-то было чудесное место, расположившееся посреди Равнин. Там было поле и речка, и множество цветов в округе. Там пели песни вечерами, гуляли всей деревней свадьбы и рождения, жгли костры и танцевали на Очижи. Ветер обнимал березы, и те смущенно шумели, а солнце всегда светило ярко. Эта деревня появилась задолго до моего рождения, простоит много зим и после смерти. Но где бы я ни оказалась, как бы меня ни прогоняли, душа моя всегда будет тянуться туда, где шумели березы.
– Радога, что на Великих равнинах.
– И у тебя, верно, есть семья?
– Была. Они похоронили меня.
– Я хотел бы позаботиться о них. В благодарность за то, что ты прикоснешься к Толу.
– Ты что, не слышал ее? Она умрет! – рявкнул Торей. Он дернул плечом, скидывая руку, и подошел к нам, заслонив меня собой. – Мы найдем другой способ погасить огонь. Он наверняка есть!
– Ты знаешь, что нет.
И это, должно быть, худшее, что он мог услышать от меня в этот миг. Торей обернулся и обреченно посмотрел на меня. Он знал: больше не осталось выбора. Теперь Тонар знал о Толе, и, если не исполнить его волю, и Торей, и Кисей могут погибнуть. На себя ему еще могло быть наплевать, но вот на жизнь друга – нет. Торей должен был выбрать, но он не мог. Поэтому, кем бы ни был тот, кто рассказал про камень, я была ему благодарна. Он медленно покачал головой, когда я положила руку ему на плечо и улыбнулась.
– Во мне тоже есть храбрость, помнишь?
Он судорожно втянул воздух и сжал губы.
– Будь же и ты храбрым ради меня.
Торей сжал мою ладонь и зажмурился, будто хотел, чтобы все вокруг исчезли, оставив только нас двоих. Мы еще о стольком не успели поговорить, столько рассказать друг другу. Он так и не знал, как я нашла его, какие слова напевала мне Ируна, а мне никогда не увидеть, как он живет. Зато умирать ему не будет страшно, ведь там его буду ждать я, верный друг, когда-то считавшийся врагом.
Я протянула свободную ладонь к Тонару. Он медлил, размышлял, но затем желание все закончить взяло верх, и он перевернул мешочек над моей рукой. На нее вынырнул прозрачно-огненный камень. Торей нехотя отпустил меня, и я отошла в сторону. В прошлый раз Каргаш сиял так ярко, что болели глаза. Интересно, как засветится Тол?
«Если тебе повезет, Тол просто сожжет тебя», – вспомнились слова Чиндяя. Я чувствовала, что вот-вот передумаю. Поднеся камень к губам, я прошептала:
– Спаси Овтай и Келазь.
Стоило мне договорить, камень вдруг стал горячим. Пламя внутри него закрутилось, забилось о края, а затем вырвалось наружу, кольцом прокатившись по хоромине и вылетев восвояси через стены. Ноги подкосились, и я присела на пол. Камень выпал из ладоней.
Как жаль, что с Тифеем не свиделась.
Раздались тяжелые шаги. Торей пнул от меня Тол и присел рядом, взяв за плечи, заглядывая мне в лицо.
– Ава.
Его голос звучал взволнованно, но все равно успокаивал меня.
– Мне не больно, – отозвалась я. Я и вправду не чувствовала боли. Тонар кивнул Высокому:
– Проверьте, что с лесами.
Тот вмиг скрылся в проходе. Кисей, Наяна и Варий глядели испуганно, но молчали, будто не решаясь заговорить. Торей помог мне подняться, но когда я подала ему руку, то ахнула: пальцы начинали чернеть.
20. Звезды на потолке
Стало невероятно холодно, будто я оказалась зимой посреди поля, и лютый ветер пронизывал до костей. Тело задрожало. Тепло покидало меня.
Я сжала ладони, желая спрятать их черноту ото всех, но Торей все видел. Он ухватил меня за запястье, так аккуратно, словно я была хрупкой драгоценностью, и повернул руку сначала одной, затем другой стороной. Пальцы были обуглены, как полено, выпавшее из печи. Казалось, если на них дунуть, то с кончиков сорвутся искры.
Высокий вбежал в хоромину, вид у него был изумленный.
– Княжич. Исчезло пламя!
Получилось.
На душе вмиг стало спокойно, и я расслабила плечи. Оставалось надеяться, что и на Равнинах гниль прекратила распространяться, а то и вовсе исчезла. Дремота подступала, и веки потяжелели.
– Ава.
Я улыбнулась этому голосу и приоткрыла глаза.
– Что-то я устала.
Он не плакал, но на его лице была такая смиренная печаль, что стало больно. Вдруг она никогда не сойдет?
– Иди сюда.
С этими словами я почувствовала, что воспарила над землей: Торей взял меня на руки, словно дитя. Я бы и хотела возмутиться, но стало так приятно, и вся усталость прошла, оставляя после себя слабость и желание уже больше никуда не спешить. Я словно что-то упускала из виду…
Я прикрыла глаза, и мне померещился родительский двор. Ярко светило солнце, и день выдался погожим. Ветер приглаживал траву и шуршал ею, разнося в воздухе вкусный запах маминой стряпни. Мои волосы растрепались, щекотали кожу, и я стояла у забора, глядя на крыльцо. Вот бы подняться на него, зайти в избу…
– Что нам делать? – тихо спросил Кисей.
Ему никто не ответил. Моего плеча коснулась чья-то рука. Кисей склонил голову.
– Ты всегда была смелой, Ава, – улыбнулся он, и его голос дрогнул. «Нет, не печалься, прошу», – хотела сказать я, но силы покидали с каждым вздохом. Варий оставался на месте, но когда Торей развернулся лицом к нему и Наяне, то поклонился.
Наяна почему-то заплакала. По кому она печалилась? По мне? Вот уж и впрямь диво.
– Прости меня, Торей, – едва слышно выдохнула она.
Она тоже склонила голову, а затем и вовсе поклонилась всем телом. Так они и стояли, пока Торей не вынес меня из хоромины.
Он нес меня куда-то, но я не смотрела по сторонам. В его руках было так спокойно, будто весь мир исчез, и осталось лишь это место, рядом с ним. Он был тем, кого я боялась. Он стал тем, кто подарил мне покой.
– Хочется спать.
– Побудь со мной еще немного, прошу.
Я ощутила под собой что-то мягкое и открыла глаза. Мы были в его покоях, и в закатных лучах солнца на потолке мерцали звезды. Торей опустился рядом, натягивая на меня покрывало.
– Так лучше?
Я кивнула. Веки тяжелели, но я силилась не закрывать их. Так хотелось посмотреть на него еще немного.
– Я ни о чем не жалею.
– Да замолчи, – зажмурился он и хотел было отойти, но я ухватила его за рукав.
– Останешься рядом, пока я не усну?
Торей резко отвернулся и запрокинул голову.
Нет, не стыдись своих слез. Они говорят, что тебе не все равно.
Глаза закрывались.
– Торей.
– Я здесь, – быстро сказал он хриплым голосом и сел ближе, перехватывая мою ладонь и прижимая к груди. – Я буду рядом. Конечно, я буду.
Позабыв о стыде, я положила голову ему на грудь, а он обнял меня свободной рукой. Какое-то время мы молчали, и это было так здорово – находиться в тишине с дорогим сердцу человеком. Я так и не полюбила его как мужчину, мне было всего дороже то, что родилось между нами: верность друг другу, несмотря на происхождение и разногласия. Мы не пытались менять друг друга, но поддерживали решения каждого, и пусть эти решения вели нас к ошибкам, мы смело встречали их вместе. Я свободно дышала рядом с ним, а он, я надеялась, стал немного счастливее. Быть может, весь путь и не был пройден зря?
– Спасибо.
– За что?
– За то, что неправильно прочитал заклинание и позволил мне стать собой. Та жизнь в Радоге… я любила ее, но жизнь рядом с тобой, хоть и короткая… была счастливой.