Я посмотрела на Торея и окинула взглядом его комнату. Все было темным, мрачным, и трудно было представить, что княжич хотя бы раз надевал что-то нарядное.
Кому принадлежит эта монета?
Я вытянула ее в свой мир и очертила пальцем всадника. Он был выдавлен, так что при жизни я ощутила бы бугорки и неровности, но сейчас казался плоским. Перевернув монету, я ахнула. На другой стороне была оттиснута печать Пуреза – лисья морда. Это была не просто монета, она была с Равнин!
– Положи.
Хриплый голос прозвучал над ухом, и я взвизгнула.
Торей склонился надо мной, почти касаясь своим лбом моего.
– И никогда больше ничего не трогай в этих покоях. Ясно?
– Ясно, – прошипела я.
Откуда у него монета с печатью Пуреза?
Он зыркнул на украшение в моей руке, и я разжала пальцы – монета выскользнула и исчезла.
Мы оставались слишком близко. Торей через мое плечо смотрел на монету, а я – на его шрам у левого глаза. Я впервые стояла так близко к мужчине, чужому мужчине, да еще и врагу в придачу. В груди неприятно щемило, но сдвинуться с места не могла – боялась. Молчание Торея пугало. Что он удумает? Разозлится из-за монеты и снова будет душить? Ударит? Он мог бы.
Но Торей поджал губы и отвел взгляд.
Я будто растревожила ворох воспоминаний, от которых он старался избавиться.
Бросив, что он голоден, княжич шагнул к сундуку в поисках одежды.
Из комнаты мы вышли, когда солнце уже вовсю растапливало снег на валгомских землях. Спускаясь, мы столкнулись с людьми в одеянии дружинников. Их было пятеро, и у четверых одежда выглядела так же, как у тех людей на ступенях: рубахи цвета земли, безрукавки и штаны в тон, поверх безрукавок – латы, а на открытой части спины – медвежья морда, вышитая серебряными нитями. Одеяние же пятого человека отличалось. На груди слева, как и у Торея, была вышита морда медведя, только серебряными нитями.
Увидев княжича, дружинники остановились и поклонились. Он же не пролетел мимо, а задержался и поприветствовал их кивком. Они даже обменялись парой слов с тем, чья одежда походила на княжескую. Торей несколько раз кивнул, соглашаясь с ним.
– Почему у него другая одежда? – Я повернулась в сторону уходящих дружинников. На спине у пятого медведя не было.
– Потому что у него иной чин.
– Какой?
– Не докучай, – пробурчал он и свернул за угол.
Я была уверена, что мы идем в роскошную княжью трапезную, но Торей привел меня на кухню. Это было небольшое помещение с широким и длинным деревянным столом посередине. Подле него стояли лавки, уже местами ободранные. Слева от стола виднелся проход, а в нем – кухарки, готовящие еду. Одна из них зачерпывала поварешкой что-то вроде похлебки и разливала по мискам.
За столом сидели дружинники, у всех – миски с похлебкой и кружки, а между ними лежал нарезанный хлеб. Каждый мужчина прожил свой срок, но это не мешало им говорить наперебой и шутить. Однако с появлением Торея голоса стихли.
Я едва сдержала ухмылку. Веселье при нем всегда исчезало.
Но только я так решила, как дружинники радостно протянули «О-о-о», засуетились и начали двигаться со своих мест, словно каждому хотелось, чтобы княжич сел рядом. Чем ближе мы подходили, тем больше взглядов переходило с Торея на меня.
Княжич сделал немыслимое – улыбнулся всем. Меня он называть не стал, но, сев за стол, попросил об одолжении.
«Не стой над душой», – так это прозвучало.
Я уселась подле края скамьи, на пол, спиной к нему и дружинникам. Мне было омерзительно смотреть на то, как они набивали брюхо перед нападением на мой дом.
Утро прошло под ржание моего мучителя и его холопов. Приходилось закрывать руками уши – настолько громким был их смех. Понемногу мужчины расходились, и перед выходом из столовой смотрели на меня: кто-то мельком, а кто-то – открыто разглядывая. Наконец поднялся Торей.
– Идем, – бросил он и зашагал к выходу. – Здесь воняет гнилой репой.
Я мельком огляделась. Остальные валгомцы ели так, будто в воздухе витал запах цветов. Либо они привыкли к гнили, либо светлейшество уж очень чувствителен.
– Как будто у меня есть выбор, – проворчала я под нос.
Неужели теперь я буду таскаться за Тореем по замку, смотреть, как отвратительно он ест, смеется, слушать валгомскую речь, видеть, как они зачеркивают шиньянские деревни на карте?
Что ж мне не хватило храбрости его убить!
Торей запнулся о нашу нить и едва не упал. От этого меня дернуло вперед, и я рухнула на пол, проехав по нему обожженными ладонями. Мне бы взвыть от боли, но я ее не ощутила. Совсем ничего! А вот пальцы на правой ноге ныли, хоть я ими и не билась.
– Ава, не ушиблась? – спросил тот, кто вчера пытался меня удушить. Торей склонился с виноватым видом. – Проклятая нить, я и не думал, что она под ноги может угодить. Длинной стала…
Будто меня от него подальше отвести хотела. О чем я думала, когда это случилось?
Торей ухватил нить в ладонь и протянул мне:
– Хватайся, я помогу.
Я недоверчиво вложила ладонь в его руку и поднялась.
– О какую ногу ты запнулся?
Торей посмотрел вниз и вытянул правую.
– Заклинание передает твои ощущения мне… – простонала я и прикрыла глаза.
Нога болела.
Княжич промолчал. Ему такой расклад был только на руку, ведь, защищая его от копий и мечей, я буду защищать от боли и себя.
Наш путь по коридорам замка меня мало волновал. Я не умела запоминать дороги, да мне и не нужно было: Радогу я знала, а ее мне никогда не было суждено покинуть.
– Куда путь держим, княже? – раздался голос слева от нас. По коридору к нам шагал Кисей. На нем была такая же одежда, как и на том пятом человеке.
– Ага, так он воевода! – победно провозгласила я, повернувшись к Торею. – Тот мужчина.
Он только закатил глаза, показывая, как сильно его раздражало мое присутствие.
Кисей кивнул мне в знак приветствия и сказал Торею:
– Тебя ждут у картографа. Воеводы двух лагерей привезли пергаменты с границы, правят карты, отмечают слабые места Равнин.
Едва произнеся это, он тут же поджал губы и посмотрел на меня.
Я не была знакома с военным делом, откуда ж. Но я была обещана дружиннику. Тифей поступил на службу к князю, когда нам минуло пятнадцать зим и уже полагалось пожениться. В соседнем царстве Иирдании вспыхнули мятежи, и их царь Акимир запросил помощи у Равнин. Пурез отправил туда бывалых вояк, а еще обычных работяг с полей, заверив тех, что каждому дарует воинское звание, коли вернутся. Тогда судачили, что это была попытка избавиться от лишних ртов, чтобы пережить голод, но из Иирдании воротились многие, и Тифей в их числе.
Пурез слово сдержал, и с тех пор Тифей служил в дружине князя, изредка наведываясь в Радогу, и без умолку трещал о картах, битвах и прочем, чего женщине знать не полагалось.
Судя по тому, как по-свойски дружинники встретили Торея, он был либо одним из них, либо предводителем, а значит, он отправится на поле боя, туда, где будут шиньянцы. Туда, где будет Тифей.
Как же он возненавидит меня, когда увидит на привязи у валгомца.
Остановившись у невысоких деревянных дверей, Торей бросил мне через плечо:
– Только молчи, Ава. Никому не надо знать о твоем происхождении.
Комнатой картографа оказалось узкое помещение, куда странным образом втиснулось пятеро громадных мужчин. Когда в комнату вошли еще и княжич с воеводой, места почти не осталось.
Стоило мне показаться, все взгляды тут же обратились на меня. И если валгомские дружинники уже наверняка знали обо мне, то картограф – низенький мужчина с длинной бородой и сеткой морщинок у глаз – от удивления выронил из рук гусиное перо.
Кисей чуть склонил голову, будто ему стало неловко за его поступок. А вот Торей грозно буркнул, и картограф тут же перестал меня разглядывать. Он схватил перо и склонился над столом как ни в чем не бывало.
На столе лежал широкий пергамент, поделенный кривой линией. Большая часть рисунка была с левой стороны, и от линии в разные стороны тянулись линии покороче, разбегались по пергаменту как ручейки. А на той части, что меньше, была нарисована лисья морда. Такая же, как на медали в покоях Торея, а значит… на пергаменте это были шиньянские земли? А ведь похоже! Валгомцы отхапали себе огромные владения, а нам оставили клочок!
Пока картограф тыкал пером в другие пергаменты, я разглядывала этот. На нем были нарисованы и перечеркнуты круги – деревни? И почти вокруг каждой были разбросаны черные точки. Это же были не войска? Милостивая Светава, это войска валгомцев на наших землях? Как много! Почему так много?
– Когда вы нападете? – Я повернулась к Торею. Звук моего голоса был настолько громким, что все замолчали. Или их заставил смолкнуть давигорский язык?
Торей покосился на меня, но сделать вид, будто меня здесь нет, у него не вышло.
Мужчины переглянулись, но заговорить не решались. Я была уверена, всех нас, врагов, объединяло одно чувство: мы боялись Торея.
Он медленно втянул носом воздух и резко выдохнул через рот и обратился к Кисею. Тот кивнул и отошел в сторону, пропуская княжича. Нить потянула меня за ним, но напоследок я взглянула на карту.
Три со стороны Лесов, два со стороны Келазя. Три со стороны Лесов, два со стороны Келазя.
Торей выдернул меня в коридор и захлопнул дверь. Я попятилась от него.
Три со стороны Лесов, два со стороны Келазя.
Убивать он меня не станет, а душить ему когда-нибудь надоест. Но если мне суждено встретить Тифея на поле боя, я расскажу о пергаменте, о кругах, я расскажу все, что узнаю в этом поганом замке!
Три со стороны Лесов, два со стороны Келазя.
Но Торей посмотрел на меня с обидой, как обычно смотрят дети, если пообещать угостить их лакомством и не сдержать слово.
– Ведь я просил, – прошептал он. – Зачем заговорила?
– Почему войска подле моей деревни? – Я не собиралась скрывать свое происхождение. Да пусть бы весь Овтай узнал, какой олух их будущий князь!