Когда садовника брали, он даже не сопротивлялся, что очень удивило Гончарука. А он-то готовился потягаться с ним силой. Струхнул, что ли, этот Кван? Сдался без боя – тогда какой же ты самурай или кто ты там?..
Его привезли со связанными руками.
– Развязать? – втолкнув арестованного к начальнику в кабинет, спросил Гончарук. – Да вы не бойтесь, товарищ капитан, я рядом буду, – улыбнулся он.
Алексей усмехнулся:
– Я, Вася, ничего уже в этой жизни не боюсь, разве что дураков…
О дураках он неспроста вспомнил. Это они мешают людям жить, часто говорил он Гончаруку. А их, мол, везде хватает – и в политике, и на базаре, и даже в родной нашей армии. Не было бы их, мы давно бы жили при коммунизме. И родное правительство он не побоялся поругать при подчиненном, заявив, что только дураки могут принять решение о начале строительства коммунизма в бедной, еще не успевшей отойти от долгой оккупации стране. Мол, это то же самое, если бы в каменном веке людей выгнали из пещер и заставили сесть на трактор. Дойди эти слова до чужих ушей, Жакову бы точно не поздоровилось. Но он знал, что Вася не из тех, кто сдает своих. Потому и доверял ему.
– Ладно, развяжи его, – сказал капитан. – А сам постой за дверью…
– Но так ведь он… – кивнув на садовника, хотел было что-то сказать ординарец, но Жаков остановил его:
– Иди, говорю! Да заодно кликни там Ли Ден Чера. Скажи, начальник срочно зовет…
Кван с самого начала вел себя как-то странно. Глаз он не опускал и говорил ровно и спокойно.
– Назовитесь своим полным именем, – макнув перо в чернильницу и придвинув к себе поближе листок бумаги, приказал ему капитан. Чтобы было лучше дышать, он расстегнул у кителя верхние крючки. Он бы и пуговицы расстегнул, однако это было бы уже чересчур – не дома же на диване сидит.
Ли перевел Квану слова капитана, и тот без запинки назвал себя: Кван Пен Сон.
– Это ваше настоящее имя? – поднял на арестованного глаза Алексей.
– Да, – твердо ответил тот.
Жаков покачал головой.
– А по нашим сведениям, у вас другое имя. Вы не тот, за кого себя выдаете… – прищурив левый глаз, произнес он.
Садовник взглянул на него с удивлением:
– Я говорю правду, начальник… Мое имя Кван Пен Сон…
– Врешь! – не выдержав, грохнул кулаком по столешнице капитан. – Ты – Ким Пен Хва! У нас есть данные, что ты агент американской разведки и тебя специально подослали ко мне…
Глаза садовника покрылись легкой мутноватой поволокой. От прежнего спокойствия не осталось и следа – наружу медленно выползал этот всепоглощающий страх за свою жизнь. Кван с отчаянием помотал головой.
– Нет, я Кван! Спросите мою жену… – попросил арестованный.
– Жену? – переспросил капитан. – Но какая же жена выдаст своего мужа!.. У тебя есть другие свидетели?
– Нет…
– Нет?.. – Жаков хмыкнул. – Скажите, – немного успокоившись, снова переходит он на «вы». – Скажите, где вы жили до того, как попали в Гензан?
– В Пусане, – выслушав перевод, произнес садовник.
– В Пусане? Где это? Уж не за тридцать ли восьмой параллелью?
– Там, там, – поспешил подтвердить догадку начальника Ли. – Это большой порт… Американская зона…
Жаков даже крякнул от удовольствия.
– Ну вот, что и требовалось доказать! – сказал он и машинально потер руки. – Конечно, кто тут может знать Квана? Потому его и забросили к нам, – сделал он вывод. Он некоторое время о чем-то думал. – Ну, пойдем дальше?..
А дальше он задавал вопросы, на которые Кван часто не отвечал, делая вид, что он не понимает капитана. Когда Алексей спросил его, где он проходил диверсионно-разведывательную подготовку, тот только пожал плечами. Дескать, никакой подготовки он не проходил, а в Гензан переехал с семьей только потому, что много хорошего слышал о русских. «Врешь ведь!» – снова хотелось крикнуть капитану, но он сдержал себя. Сидел бы сейчас здесь вместо меня Гоша Бортник – ты бы быстро забыл про «хороших русских». Что ни говори, а порой крепкий кулак лучше всякого психолога способен скорректировать наше сознание. Хотя нет, с кулаками тут никак нельзя. Зло – оно затягивает. Человек ведь существо слабое: он всегда ищет легкий путь, чтобы добраться до цели. Даже формулу специальную для этого нашел: дескать, цель оправдывает средства. По этой формуле сейчас многие живут, но ведь это же махровое средневековье! Гитлер тоже по этой формуле жил – и где он сейчас?..
– Господин Кван или как там вас?.. – произнес Жаков. – Я должен заявить вам следующее: чистосердечное признание только облегчит вашу участь… Вы же, я думаю, не хотите оставить свою семью без кормильца?.. Кстати, сколько у вас детей?
– Пятеро… – ответил Кван.
– Вот. И их всех поднять надо. А я знаю, как это трудно, – сам в большой семье вырос. В три года лишился отца, потом умерла мать… И остались мы сиротами. Это хорошо еще, что советская власть не дала нам умереть с голоду, а так бы… – он тяжело вздохнул. – В общем, я не хочу, чтобы такая же участь постигла ваших детей. Поверьте, нет в мире ничего дороже, чем родные дети… Вас ничто не оправдает, если вы их предадите.
Выслушав перевод, Кван побледнел.
– Я не хочу… не хочу их предавать!.. Но я ни в чем не виноват, поверьте мне! – воскликнул он.
– Врешь! – снова грохнул кулаком по столешнице капитан. – Ты все врешь!.. Ну, будешь говорить правду?.. Нет?.. Василий! – позвал он Гончарука. – Давай, веди его в тюрьму!
Вася связал Квану руки и, ткнув дулом автомата в спину, велел идти вперед.
– Расстреляй его, капитана! – когда они остались вдвоем, сказал Ли. – Все равно он ничего не сказать.
– Ишь ты, быстрый какой! – усмехнулся Жаков. – А вдруг он ни в чем не виноват?
– Нет, нет, ты не прав, капитана! Виноват он, осень виноват! Расстреляй его! А то сбежит – беда будет…
– Не сбежит, – пообещал Жаков. – С сегодняшнего дня мы усилим охрану. Если этот Кван и в самом деле матерый разведчик, более того, если он ценный для американцев кадр, ему попытаются устроить побег. Так что с него нельзя спускать глаз.
Глава тринадцатая
Как-то, заглянув на городской рынок, Алексей увидел прекрасного пойнтера, которого продавал старый кореец. «Ого, – удивился он, – откуда тут такой породистый пес?» Светлой масти, поджарый, шея длинная, хвост стрелой, не тело, а пружина. Охотник!
Жаков подошел, потрепал песика за холку. То была молодая легавая сучка.
– Продаешь? – спросил он корейца, тот подслеповато посмотрел на него и не понял. «Эх, жаль Ли Ден Чера с собой не взял, – подумал он. – Такая, черт возьми, собака!» А у него в запасе только несколько корейских слов – поймет ли его торговец? – Кап… Цена, говорю, какая? – Кореец стал низко кланяться и что-то говорить на своем, но кроме слова «капитана» Жаков ничего не разобрал. Пришлось снова копаться в памяти, выискивая подходящее слово. Не найдя, решил идти от простого. – Йена… Вона… Сколько?
После этого уже больше не надо было ничего говорить – кореец его понял.
– Овон… – сказал он и показад ему пять пальцев.
– Пять, что ли?.. Ну, так на тебе десять – для такой собаки это не цена.
Он вытащил из кармана портмоне, отсчитал десять вон и отдал их старику. Тот поклонился ему – поблагодарил.
– Мне бы еще веревку какую… – Жаков начал жестами показывать, что ему надо. – А то ни ошейника, понимаешь, ни поводка – как я поведу собаку?
И теперь старик его понял. Он куда-то сходил и притащил ему коротенький бумажный шпагат, из которого Алексей тут же сделал поводок. Однако, к его удивлению, пса даже не нужно было тащить за собой. Почуяв в нем нового хозяина, тот не просто покорно, а с какой-то даже подчеркнутой радостью зашагал рядом, при этом то и дело задирая свою красивую морду и заглядывая ему в глаза.
«Красавица! Какая же ты красавица…» – следуя к дожидавшейся его неподалеку машине, восхищенно думал Алексей. Он с детства любил собак, однако собственного пса у него никогда не было. Думал, вот встану на ноги, тогда обязательно заведу себе мохнатого дружка. Но разве до того ему было все эти годы? Когда работал в Управлении НКВД, дома бывал редко, а потом война… Но вот, кажется, настало время, когда уже можно позволить себе некоторые слабости. Но кто знает, что будет завтра? Когда закончилась война с немцами, они с Ниной тоже было решили, что все уже позади. У них уже и квартира в Риге была, и мебель они приобрели, даже машина под окном стояла – трофейный «оппель-капитан», – а что в итоге? Все это пришлось оставить. Правда, соседи Лесснеры обещали, что присмотрят за домом. Но время идет, а они все скитаются где-то, и уже даже не верится, что когда-то всему этому будет конец. Глядишь, так и жизнь пройдет. А что хорошего они видели? Да ничего!..
Пойнтера своего Алексей назвал Астрой. Вернее будет сказать, это Нина ему помогла. Увидела, что муж ломает голову в поисках подходящей клички для собаки, назвала первое, что ей пришло в голову. Наверное, потому что была осень и за окном цвели астры – ее любимые цветы. «Астра так Астра», – сказал Жаков. А что? Ей подходит…
Нина отнеслась к приобретению мужа спокойно. А когда увидела, с какой нежностью он обращается с собакой, то и вовсе успокоилась. Не вечно же жить в напряжении – пусть потешится.
По-другому воспринял это событие Ли. Увидев пса, тут же спросил Жакова: дескать, не гостей ли каких высоких они ждут. Когда узнал, что никаких гостей не будет, удивился: а зачем же тогда собаку покупал? Оказалось, они этих собак тут жрут почем зря. Наравне со змеями, всякими жуками-пауками и живыми устрицами. «Ну, народ!» – дивился Алексей. У них ничего не пропадает. Едят все, что только шевелится. Как же тогда его Астра смогла уцелеть? Видно, жила у какого-то русского эмигранта – они, говорят, заводили собак для охоты.
Собака оказалась страшной чистюлей. Если ей не постелить коврик или хотя бы газету, ни за что на пол не ляжет. Ночь простоит, но своими принципами не поступится. «И кто ее к этому приучил? – удивлялся Алексей. – А может, это у нее в крови?»