ывались ни в чем не повинные люди. Кого-то из них потом отправляли в лагерь, кого-то ставили лицом к стенке. Палачи обычно любят стрелять сзади. Так проще, так не видишь глаза жертвы. Да и свои растерянные и испуганные ей не показываешь… Вроде того, что совесть свою таким образом пытаешься усыпить. Но совесть человеческая бдительна, она все видит, потому и мучает потом тебя долго. Бывает, что и всю жизнь…
Антона Белоцерковского взяли без всякого шума. Он не сопротивлялся. Лиза, жена его, не причитала. Только стояла бледная и широко открытыми глазами наблюдала всю эту сцену.
– Да вы не переживайте так, – на прощание сказал ей Алексей. – Вот сейчас мы кое-что выясним, и ваш муж вернется домой…
«Так я вам и поверила!» – сказали ему ее глаза. Видимо, ей уже приходилось наблюдать подобное, и она знала, чем это все кончается.
Расхристанного и подавленного привезли Белоцерковского в комендатуру. Жаков не стал терять времени и тут же начал допрос. Нужно было спешить: вдруг в разговоре с ученым откроется такое, что потребует немедленного ареста Блэквуда?
– Назовите вашу фамилию, имя-отчество, дату и место рождения… – положив перед собой листок бумаги, привычно начал Алексей. Тот называл – он записывал. Потом Жаков попросил задержанного назвать точный адрес его постоянного места жительства, поинтересовался его семейным положением, тем, на какие средства тот жил весь этот последний год… Спросил, чем он занимался во время японской оккупации, не состоял ли в каких-либо антисоветских организациях, не был ли на службе у японцев, не выполнял ли задания японской разведки на территории СССР… Когда Белоцерковский ответил на все эти вопросы, буквально побожившись, что с японцами никаких отношений не имел, Жаков неожиданно прервал допрос и сказал:
– Вы помните, какое лицо было у вашей жены, когда мы вас увозили? – Тот, видимо, вспомнил, и глаза его наполнились слезами. – Да вы не расстраивайтесь, Белоцерковский! – сочувственно произнес капитан. – Давайте договоримся так: вы мне выкладываете все начистоту, и я отпускаю вас домой. Ну, нельзя же, в конце концов, чтобы ваша жена страдала!
Тот так и замер в вопросе, готовый исполнить все, лишь бы поскорее увидеть свою Лизу. Единственное ценное, что было в его жизни.
Бледный, с взъерошенными русыми волосами, с очками-велосипедами, съехавшими ему на нос, он в эти минуты выглядел испуганным школяром, отправляющимся на выпускной экзамен.
– Что вы от меня хотите? – с готовностью смотрел Белоцерковский на контрразведчика.
– Правды! – ответил тот. – Иного я не приму…
Очкарик кивнул.
– Я готов… – сказал он, однако тут же добавил: – Если это, конечно, не затронет чести моей семьи…
– Не затронет… – улыбнулся Алексей, и улыбка у него получилась такой искренней, такой светлой, что Белоцерковский тут же растаял.
– Спрашивайте…
– Ну так вот, – начал капитан, – вам знакома такая фамилия – Блэквуд?
– Нет! – даже не попытавшись покопаться в завалах своей памяти, тут же ответил задержанный. – Фамилия-то вроде английская… Блэк – черный, вуд – лес…
– Значит, эта фамилия вам неизвестна? – снова спросил Жаков.
– Нет-нет, я бы запомнил… – говорит Белоцерковский.
– Ну а Кларк? Такого вы знаете? – капитан внимательно посмотрел Белоцерковскому в глаза – не вспыхнет ли в них какая-то искра тайны, не выдадут ли они его? Однако кроме напряженно-пульсирующей мысли Жаков ничего не разглядел.
– Нет… я не знаю такого, – покачал головой задержанный.
– Хорошо… – задумчиво произнес капитан. – Тогда пойдем дальше… Хотя давайте-ка вначале закурим…
Он достал из стола пачку дефицитного в этих краях «Беломора», которую третьего дня оставил один из тыловиков, приходивший в комендатуру по делам.
– Я не курю, – сказал Белоцерковский.
Жаков одобрительно кивнул.
– Правильно, – сказал, закуривая, – здоровье свое нужно беречь. А я вот как с семи лет пристрастился к этой дряни, так до сих пор не могу бросить. Сиротой рос, у нас все детдомовские пацаны курили… На заводе тоже со всеми за компанию смолил… А на войне разве бросишь?.. Там постоянно живешь в напряжении. Но вот покуришь – вроде легче становится… Поэтому мы даже перед боем махру по кругу гоняли. Покурим – и вперед!
Белоцерковский удивленно посмотрел на Жакова.
– Вы что, воевали с немцами? – спросил он.
– Ну а как же! – отвечает Жаков. – И я воевал, и моя жена… Оба ранения имеем, контузии.
На бледных щеках задержанного вдруг появился румянец.
– Спасибо вам… – проговорил он.
– Это еще за что? – не понял его Жаков.
– А за то, что вы родину нашу спасли…
Во как! Человек чужую для себя страну вдруг называет родиной – отчего же это? «И ведь не врет, гад, – думал Алексей. – По глазам вижу, что не врет».
– Так вы что же, Советский Союз родиной своей считаете? – спросил Жаков. – Отчего же тогда вы американских шпионов у себя дома принимаете?
Услышав это, Белоцерковский побледнел.
– Я?.. Мы?.. – начал, заикаясь, он. – Ах, вот вы о чем!..
– Вот-вот, именно об этом… – решив, что задержанный наконец понял, о чем идет речь, проговорил капитан. – Ну давайте, выкладывайте, а я вас послушаю… Только не врите, пожалуйста… И помните: вас ждут дома.
И Белоцерковский стал рассказывать. Рассказ его был сбивчивым, однако Жаков понял все, что он сказал.
По словам задержанного, он раньше ни сном ни духом не ведал о существовании этих людей, которые нынче днем постучали к нему в дверь. Один из них, представившись сотрудником международной организации Красный Крест мистером Гором, сказал, что пришел по очень важному делу. Белоцерковский впустил незваных гостей в дом, усадил в гостиной, обставленной плетеной дачной мебелью, и предложил чаю. Вернее, чай предложила Лиза, невысокая темноволосая молодая женщина, заглянувшая полюбопытствовать, кто это там к ним пришел. А до этого она лежала на софе в смежной комнате, украшенной копиями «Христа в терновом венце» Гвидо Рени и «Богоматери» Мурильо, и читала какой-то французский политический детектив. От чая гости отказались. Когда Лиза ушла, Гор спросил:
– Я слышал, вы занимаетесь славистикой?
– Да, – коротко ответил ученый.
Гость улыбнулся.
– И над какой темой вы сейчас работаете? – поинтересовался он.
Белоцерковскому показалось, что гость задал свой вопрос этак походя, и это его обидело.
– Вам это будет неинтересно… – сказал он.
– И все же?.. – не отставал Гор. – Когда я учился в Оксфорде, у меня были знакомые ученые-слависты. Поэтому я в вашем деле немного разбираюсь.
Узнав, что гость учился в Оксфорде, ученый тут же проникся к нему уважением.
– Ну хорошо, – сказал он. – Если в общих словах, то я пишу работу, которая посвящена раскрытию образов «Слова о полку Игореве». Слыхали о таком произведении?
– А как же! – воскликнул Гор. – Это великий памятник древнерусской литературы. Если мне не изменяет память, в этом произведении речь идет о неудачном половецком походе русского князя по имени Игорь Святославович… Дайте-ка вспомнить, когда оно было написано… – напрягал память Гор. – Ну вот, кажется, вспомнил… – говорит он. – В конце двенадцатого века новой эры, так?
– Так-так! – радостно кивнул ему собеседник.
Гор улыбнулся. Дескать, видите, и я не лыком шит.
– Скажите, удалось ли наконец ученым узнать имя автора «Слова»? – спросил он.
«И об этой проблеме ему известно!» – удивился Белоцерковский.
– Увы, увы! – вздохнул он. – Пока что все осталось как прежде. Когда этим заниматься? – вопрошал он. – Вы же видите, что происходит в мире… Вместо того чтобы творить добрые дела, человечество постоянно воюет! – с горечью произнес он.
– Вы правы! – согласился мистер Гор. – Человечество все воюет. Но ничего, сейчас все будет по-другому…
– В каком смысле? – не понял Белоцерковский.
– Я говорю о том, что у нас есть теперь настоящий гарант мира… – заявил гость.
– И кто же он? – поинтересовался хозяин дома.
– Соединенные Штаты Америки! – не моргнув глазом, произнес Гор. – У нашей страны, которая всегда стояла на защите мира и демократии, появилось атомное оружие… Как это сказать по-русски? Ах да… Мощь которого трудно переоценить. Вот оно и станет главным инструментом сдерживания преступных политических амбиций. Скажите, разве Гитлер посмел бы развязать мировую войну, если бы у американцев была тогда атомная бомба? Да никогда! Ну а если бы он все-таки решился, то его армия тут же сгинула бы в огненной геене. Вы, я думаю, слышали об эффекте атомных взрывов над Хиросимой и Нагасаки?..
– Это было чудовищно! – отреагировал на его слова Белоцерковский.
Гор кивнул.
– Не спорю, – сказал он. – Это и в самом деле чудовищно, но иногда ради блага человечества стоит чем-то пожертвовать… В данном случае Америка пожертвовала собственной репутацией, но зато теперь все потенциальные агрессоры разом притихли.
Хозяин дома с любопытством посмотрел на него.
– Вы кого имеете в виду? – спросил он.
– В первую очередь Советский Союз, – прямо ответил Гор. – Вы разве не видите, насколько амбициозны его планы? Он готов весь мир превратить в фабрику рабов, отравив людей коммунистической идеей. А чем коммунистическая идея лучше нацистской? Да ничем! То же желание править миром, тот же захват территорий, те же тюрьмы и лагеря… Вы посмотрите – Советы уже всю Восточную Европу превратили в свой идеологический полигон. Не сегодня-завтра русские овладеют всем Китаем… Вот и половина Кореи уже находится под их пятой. Но этого им мало! Им подавай Вьетнам, Индонезию, Индию – короче, все, что, как говорится, плохо лежит. А вы представляете, что будет, если у них вдруг появится атомная бомба? Да они в клочья разнесут весь мир! Вместе с вашим «Словом о полку Игоре»…
Гор рисовал такую мрачную перспективу, от которой волосы дыбом вставали. Он был прекрасным психологом и видел, как его слова действуют на сидящего напротив него человека. Все, артподготовка окончена, пора переходить к главной фазе операции.