его мобилизовали. И тут же для него нашлась работа – нужно было выступить в качестве эксперта при расследовании уголовного дела по факту разработки японскими учеными и испытания ими на людях смертоносного бактериологического оружия.
– Я что-то вас не понял, майор… – закуривая папиросу, проговорил Жаков. – Вы что, считаете, что мы тоже занимались подобной мерзостью?
Майор ухмыльнулся.
– Да почему считаю? Так оно и есть.
«Смершевцы» переглянулись. Для них это было настоящей неожиданностью.
– По-моему, вы не то говорите, товарищ майор, – сидя на веслах и пытаясь бороться с течением, заметил Глушко. – Мы живем в стране, где гуманизм провозглашен началом всех начал…
– Американцы тоже считают себя великими гуманистами, но и они разводят бактерии, которые могут убить все живое, – взяв предложенную ему Жаковым папиросу, сказал майор. – И англичане этим занимаются, а до недавнего времени этим занимались и немцы…
– Допустим!.. – кивнул Алексей. – Но только не мы…
– Вы уж поверьте мне… – продолжал стоять на своем ученый. – В Советском Союзе существует даже не одна, а несколько лабораторий, где ведется разработка бакоружия.
– А почему это мы должны вам верить? – прищурив левый глаз, как-то подозрительно посмотрел на майора старлей.
– А потому, что в одной такой лаборатории я сам недавно работал, – не удержался ученый.
– Вы?.. – изумленно посмотрел на него Жаков.
– Да… я… – выпуская из легких дым, произнес майор.
– А что вы там делали?
– Я руководил группой исследователей…
Контрразведчики снова переглянулись.
– Ну хорошо, допустим, и мы у себя разрабатываем бактериологическое оружие… Но ведь не на людях же мы его испытываем, правда? Ну что молчите? – Алексею не терпелось узнать всю правду.
– На людях, дорогой мой, на людях…
– Да ты что такое говоришь, майор! Нет, этого не может быть!.. – возмутился Жаков.
– Может! – делая затяжку, сказал тот. – При этом я вот что вам скажу: японцы хоть на чужих эту дрянь испытывали, а мы ведь на своих…
Ну, это уже было слишком.
– Послушай, майор, а тебе не кажется, что ты занимаешься антисоветской пропагандой? – едва сдерживал себя Жаков.
– Вот именно! – подхватил Глушко.
Майор усмехнулся.
– Да нужно мне больно! Я ведь знаю, с кем говорю, – другим бы разве я стал что рассказывать?..
Этого было достаточно, чтобы его спутники успокоились. Можно было бы на этом и точку поставить, но Жакову вдруг захотелось еще послушать майора.
– Ну, и что то были за люди? – как бы между прочим спросил он его.
Тот не сразу ответил. Будто бы примерялся к чему-то.
– В основном политические… – наконец сказал он. – А куда их девать? Не кормить же такую ораву – вот их и того…
Жаков был поражен. Он слышал, что над политическими в лагерях издевались, но не до такой же степени! Ему не хотелось верить – а вдруг майор не врет?
– Ладно, мы ничего этого не слышали, – неожиданно заключил он. – А вам, майор, я посоветую никому больше об этом не рассказывать…
– Понятное дело, – кивнул ученый. – Может, и вам я зря это рассказал. Но все как-то к месту получилось.
– Может быть, может быть… – задумчиво произнес Алексей, для которого рассказ ученого явился полной неожиданностью. – Но я вас предупредил: больше никому!
Придет время, и Жаков узнает о том, что после капитуляции Японии руководство «отряда 731» передало американцам всю документацию, касающуюся секретных разработок бактериологического оружия, в обмен на свою свободу. Эти разработки США потом использовали при создании собственного бактериологического оружия.
Глава двенадцатая
Поезд шел тяжело, протяжно и бестолково поскрипывая ржавыми тормозами. Впереди, раздувая щеки и изредка хрипло откашливаясь, с одышкой, натужно тащил состав старенький паровоз. За окном было тускло и по-сиротски уныло, и лишь попадавшиеся время от времени на пути небольшие селения вносили в этот безликий пейзаж некую живинку. Возле иных из селений поезд останавливался, принимая на борт редких пассажиров. В основном то были крестьяне и мелкие ремесленники, неведомо зачем решившие оторваться от насиженных мест.
– Черт возьми, как же медленно мы едем! – проговорил Бортник, усаживаясь за накрытый стол. Пришло время обедать, и старшой позвал Жору с Цоем в купе, оставив в коридоре Алексея, который успел к тому времени перекусить.
Козырев ухмыльнулся.
– Ты скажи спасибо, что мы еще едем. А то мне говорили, что эти здешние поезда чаще стоят, чем идут.
– Это верно, – сказал Жора. – Топлива нет, грузов нет – разруха, одним словом.
– Мы такое в свое время пережили и корейцы переживут, – открывая банку с тушенкой, произнес старшой. – Доставай галеты, что сидишь? – обратился он к Бортнику.
Тот вздохнул.
– Как же мне надоели эти чертовы галеты! Сейчас бы сюда хлебушка из ржаницы да к нему сальце в придачу, – мечтательно проговорил он.
– Про сало не знаю, а за хлебом мог бы и в ресторан сходить. Хотя нет, отставить… – тут же спохватился москвич. – Вагон я запретил покидать – не ровен час…
Жаков не слышал, о чем они там говорили. Здесь, в коридоре, была своя жизнь. Устав сидеть по своим норам, пассажиры высыпали из купе и теперь, стоя у запотевших окон, о чем-то тихо переговаривались. Тут же возились их дети, мешая снующим взад-вперед проводникам.
Алексей с детства привык к такой обстановке, и она его не тяготила. Правда, с годами немного уставал от шума, поэтому часто, вместо того чтобы поболтать с соседями, ему хотелось побыть одному. Вот так постоять у грязного запотевшего окна и о чем-то подумать. Здесь покойно, здесь тебя не донимают докучливые соседи своими разговорами. Думай, дыши, радуйся жизни! Наверное, это и есть то состояние, к которому невольно стремится человек, устав от мирской суеты.
И он подумал о Нине… О том, как они с ней вернутся домой, как их встретит родня, как они сядут за стол и выпьют за возвращение. А еще за будущую счастливую жизнь. Третьим же тостом они помянут тех своих товарищей, которых потеряли на фронте. Их много, так что всех и не упомнишь. Но вспомнить надо, и за каждого из них надо выпить, чтобы земля была им пухом и чтобы у самих на душе было легко от того, что они не забывают боевых друзей. Ну и что из того, что придется хватить лишку, – за это никто не осудит. Это – святое…
Мимо, слегка задев Алексея пустым подносом, прошмыгнула проводница.
– Одну минутку! – остановил ее капитан. – Скажите, тот тип не появлялся больше в вагоне?
Женщина посмотрела на него с недоумением.
– Какой тип? – спросила она и тут же: – А, тот, что в светлом пиджаке? Не-а, не было. Если бы приходил, я бы обязательно вам сообщила.
«Странно, – подумал Алексей, когда проводница ушла. – Очень странно. Если бы тот, что назвал себя корреспондентом, действительно хотел найти старых знакомых, он бы их искал. Но вот почему-то не ищет. А может, в ресторане загулял? Он ведь и Цоя хотел туда утянуть. Журналисты – народ ушлый. Всегда найдут причину, чтобы выпить». «Непьющий журналист подозрителен», – как-то сказал Алексею один его знакомый, работавший в отделе писем куйбышевской областной партийной газеты «Волжская коммуна». Тот и сам любил выпить, и эта любовь не раз подводила его. То, что он частенько просыпал с похмелья работу, – это одно, так ведь было нечто и похуже. Однажды, будучи дежурным по номеру, выпил втихаря и уснул прямо на рабочем месте, забыв подписать его. Так какой был скандал! Хотели даже с работы выгнать, однако пощадили. Молодой, решили, исправится. Но на вид поставили. Дескать, в следующий раз пулей вылетишь из редакции. Не умеешь пить – бросай. А то ведь так и под монастырь себя подведешь. А вдруг ты по пьяному делу политическую ошибку пропустишь в статье? Тогда все, тюрьма. А из-за тебя и другие пострадают.
Впрочем, что журналисты? Чекисты тоже любят побаловаться водочкой. Бывает, что и во время службы выпьют. Нет, не в своем рабочем кабинете – такое редко случается. Для этого существует много других мест. К примеру, явочная квартира. Там опера порой встречаются не только со своими информаторами, но и с любовницами. А в таких случаях без выпивки никак. А взять те же рестораны… Ведь это тоже рабочая площадка для чекистов. Густые винные пары и грохот оркестра – вот та дымовая завеса, за которой легко можно спрятаться и побеседовать с тем же источником или же заняться вербовкой агента. Благо пить приходится не на свои, на казенные. Для этого даже специальная статья расходов предусмотрена. Вот любители спиртного и пользовались этим. Бывали случаи, когда опера спивались, не в силах устоять против соблазнов…
Размышляя об этом, Алексей и не заметил, как поезд плавно сбавил ход, а потом вдруг скрипнул тормозами и замер. Когда до него дошло, что они стоят, он глянул в окно и удивился: остановились, как говорится, в чистом поле, где вокруг не видно было никакого жилья. Впрочем, что удивляться? Подобное нередко происходило и у них на родине, когда приходилось пропускать скорый поезд или военный эшелон. Тогда, бывало, стояли по часу, а иногда и того дольше. Пассажирам это не нравилось – все постоянно куда-то спешили. Но что поделаешь?..
– Что там у них еще случилось? – открыв дверь купе, спросил Бортник. – Уж не топливо ли кончилось?
– Скорее всего, – послышался голос Козырева. – В Гражданскую в таких случаях пассажиров выгоняли из вагонов собирать дрова. Но тут и дров-то нигде не видно.
– А может, черт возьми, какой маневровый нас подцепит? – с надеждой проговорил капитан. – В конце концов, не век же нам здесь куковать.
«А что ты хочешь?» – усмехнулся Алексей. Пока в этой стране не наладится жизнь, такое будет происходить постоянно. Но ничего, скоро все изменится. Вот сейчас доставим вождей до места, они и займутся наведением порядка. Хотя многое уже сделано – советская администрация постаралась. Было бы еще лучше, если бы наше правительство не стало торопиться с корейскими реформами и на какое-то время оставило все как есть. А то отобрали у богатых заводы и фабрики, закрыли частные компании, и началась полная неразбериха. Теперь неизвестно, кто чем должен заниматься. Тот же топливно-энергетический сектор экономики страдает. А все потому, что нет специалистов, – все сбежали за тридцать восьмую параллель. То же самое происходит и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Люди запутались, не знают, как жить. Ну ничего, все со временем наладится. Ведь в России после Гражданской тоже был бардак, но потом даже в лидеры мировой индустрии вышли. И все это было сделано за очень короткий срок. Вот и здесь все будет хорошо. Корейцы – народ дисциплинированный и работящий. А еще толковый. А какая вкусная у них еда! – сглотнул слюну Алексей, вспомнив вкус кемдичи – картофеля с жареным мясом под соевым соусом.