— Опять?! — возмутился Шнифер.
— Не опять, а снова. Топайте давайте шибче.
— Нам что, делать больше нечего?! — воскликнул Гнус, обернувшись. — Мы же только от него!
— Значит, надо, — нахмурилась рыжая. — И ребятки, давайте без вони. Вы тут на птичьих правах. Так что или топайте, или клеймо на лоб схлопочете за неподчинение.
— Чертовы рейдеры, на хрен мы вообще про это кому-то рассказали, — пробормотал Гнус, вставая.
Они ушли с недовольным видом. Их столик заняли воинственные женщины.
— Ну, здрасьте вам, амазоночки знойные, — широко улыбнулся Кабан. — Чего нового, девчонки, расскажете?
— Да ничего, заяц, нового. По дрова пока ходили. Покормишь изголодавшихся стервочек? — улыбнулась в ответ светловолосая, с тугой косой, собранной на затылке. — Ветер, привет, красавчик!
Ветер слегка улыбнулся и кивнул, приподняв свою кружку с чаем.
— Амазонкам, как всегда, — подмигнул бармен, — за счет заведения…
— Насколько скудоумна человеческая фантазия. И тут амазонки, — пробормотал Людоед.
— А кто тут у нас? — Рыжеволосая демонстративно откинулась на спинку своего стула и, причмокнув, взглянула на Варяга. — Какие-то новые интересные личности. Эй, богатырь, как звать тебя?
Яхонтов обернулся.
— Варяг.
— Ухты! — Рыжая облокотилась подбородком на ладонь и стала медленно теребить пальцами спадающий до шеи локон. — А я ведь что-то такое предполагала. К такому парию другое имя и не пристанет. Разве что Геркулес. — Она подмигнула.
— Лизка, стерва, — хихикнула светловолосая. — Опять своей киске компанию нашла.
Остальные амазонки озорно засмеялись.
Сквернослов тихо присвистнул и подмигнул Николаю.
Васнецов никак на это не отреагировал. Ему эта компания совсем не нравилась. Он сидел и хмурился. Причем хмурился так, как даже Людоед, наверное, не хмурился никогда. Николаю все это показалось настолько противным, что даже запах пареной картошки вызывал теперь тошноту.
— Ну а тебя, огненная нимфа, как звать? — спросил, улыбаясь, Варяг.
— Лиза, — томно проговорила рыжая, — но вообще меня называют Лиса.
— Такая же хитрая? — подмигнул Яхонтов.
— А-ха, — медленно и интригующе кивнула она, — и проворная, кстати.
— А как звать черноусого мачо? — подала голос брюнетка с короткой стрижкой ровных волос, аккуратно обрамляющих круглое большеглазое лицо.
— Лю… — начал говорить Сквернослов, который, видимо, хотел обратить на себя внимание.
— Сердцеед, — громко представился Крест, наступив под столом на ногу Вячеслава и заставив его тем самым заткнуться.
— Сердцеед. — Брюнетка словно смаковала это слово. — А тебе идет, зайка.
Людоед чуть скривился, но быстро вернул своему лицу дружелюбное выражение. Да, он же не любил, когда его называли зайкой.
Сквернослов громко и наигранно кашлянул. Теперь наконец обратили внимание и на него.
— А ты, блондинчик, как прикажешь тебя величать? — Светловолосая, с закрученной косой обратилась к нему.
— Славик! Славный, значит! — гордо произнес он, широко улыбаясь.
— Ну, это мы посмотрим, какой ты славный, — подмигнула ему светловолосая, и женщины снова засмеялись.
— Ну что, девушки, может, сдвинем столы? — продолжал улыбаться Варяг.
— Начнем со столов, — подмигнула ему рыжая.
— Сначала сдвинем столы. А потом полы, — хихикнула светловолосая, и ее подруги снова разразились веселым, даже сверх меры, смехом.
— Твою мать, попали кролики в силки, — совсем тихо проговорил Николай.
Его никто не услышал, ибо говорил он это самому себе. Он резко поднялся и направился к выходу.
— Эй, малыш, а ты куда? — воскликнула четвертая, кудрявая шатенка с татуировкой на шее в виде разбитого сердца.
— Да иди ты ко всем чертям, — зло проговорил Васнецов, но так, чтобы ни она, ни ее подруги не услышали сказанное.
— Эй, блаженный, куда это ты намылился? — нахмурился Людоед и вытянул в его сторону руку.
— В сортир, — резко ответил Николай, продолжая движение.
— Туалет слева от входа, — сказал ему вдогонку бармен.
— Знаю. Видел.
— А почему блаженный? — спросила одна из женщин.
— Он у нас святой, — послышался ответ Людоеда.
— Жаль, — продолжал женский голос. — С нами, грешницами, ему…
Что еще она сказала, Васнецов не услышал, так как выскочил из бара. Постояв секунду, сжимая кулаки, он решительным шагом направился без всякой цели к перекрестку.
— Идите вы все на хрен, — зло, с ожесточением в голосе шептал он самому себе. — Пропадите вы пропадом. Ненавижу вас всех. И ты, Людоед, козел вонючий, с этим прозвищем… блаженный… Хрен с тобой. Я блаженный. А ты… ты говенный. Варяг, ты просто паскудник и вообще тупой амбал. А ты, Славик, просто… просто баран. Баран, он и есть баран. Ишь ты, мясо бабское увидели… Вы еще, придурки, языки высуньте и лезгинку вокруг этих шлюх спляшите, бараны… Те шлюхи им не понравились, а от этих ум за разум зашел. Вот же уроды… Интересно, чем это те шлюхи хуже этих, а эти лучше тех? Те хоть честные. Сразу скажут, что им надо, и цену назовут. А эти сидят и цену себе набивают. А назови их шлюхами, так за ножики свои схватятся сразу. И Варяг оплеуху отвесит, и Крест что-нибудь эдакое выкинет, и Славик… Все-таки ты, Славик, просто баран… Как же я вас ненавижу… Да идите вы со своими бабами к чертям свинячьим… И вы, и ваши лисички, амазонки, грешницы, красотки, стервочки, чтоб вас всех… Фурсетки недожаренные… Быдло вонючее…
Он остановился на перекрестке и облокотился на столб с указателями. Закрыв глаза и растирая лицо ладонями, он вдруг испугался своего состояния. Вместо сновавших по первому ярусу Вавилона людей он видел лишь размытые тени, и вместо звуков их шагов и шума суеты он слышал лишь свое пропитанное бесконечной ненавистью и злобой бормотание, пробивающееся сквозь далекий скрип несуществующих качелей. Он сам вводил себя в какой-то невероятный транс дикой, первобытной ярости. Попадись ему сейчас тот плюшевый медведь, он изодрал бы его в клочья. Встреться ему Рана, он изрешетил бы ее пулями с головы до пят. Попадись та молоденькая людоедка, он с остервенением и ощущением экстаза стал бы бить ее кулаками и ногами, превращая в кровавое месиво. А попадись ему пресловутая красная кнопка! Он вдруг четко осознал пробившимся сквозь эту бурю абсолютной ненависти и тяги к разрушению разумом, что он превратился во что-то страшное. В нечто подобное тому, кто крадет по ночам людей и тащит их в метро, чтобы заживо сожрать. Кто кидается на пси-волков, не зная страха, а лишь желание уничтожить живое… Наверное, именно так себя ощущали те самые морлоки, каждый день, каждый час и даже каждая секунда жизни которых была пропитана лишь всепоглощающей ненавистью и злобой. Именно так себя ощущали существа, в которых превратились люди. Просто когда-то люди не смогли вовремя остановиться, введя себя в такой транс, и нажали эту чертову кнопку…
— Ох я и псих, — вздохнул он и, сделав глубокий вдох, осмотрелся.
Люди снова стали людьми. Предвестник чего-то нехорошего, коим являлся скрип качелей, исчез. Агрессия прошла. Николай посмотрел в сторону бара.
— И все-таки вы свиньи. Из-за этих баб забыли, что надо Юру помянуть. — Покачав головой, Васнецов пошел на рынок.
Девушка с короткой стрижкой и в разноцветном свитере крутила рукоятку лебедки, и ее торговый лоток с кассетами и старыми магнитофонами медленно, словно нехотя, со скрипом опускался в пол. Когда он наконец опустился полностью, она закрыла железную крышку и защелкнула на проушинах амбарный замок. Девушка выпрямилась и, слегка опешив, сделала полшага назад. Перед ней стоял молодой темноволосый человек с колючей щетиной на лице, в теплом свитере, одетом под камуфлированной курткой.
— Привет, — улыбнулся Николай.
— Привет, — настороженно ответила она, с любопытством глядя на незваного гостя.
Васнецов почувствовал, как его тело наполняется приятным теплом от вида ее больших, немного грустных и умных голубых глаз. И он с восхищением и некоторым стеснением отметил про себя, что у нее удивительно красивые губы. Да и все ее лицо было для него живым воплощением идеала из самых смелых и фантастических грез.
— Ты купить что-то хотел? А я закрылась уже. Сейчас вон все закрываются. Торговцы оружием только до конца сидят. Народ в основном уже весь на арене собрался. Скоро начнется бой. Ты арену не любишь?
— Нет. — Он мотнул головой, ответив совершенно машинально. Он ведь понятия не имел о том, что такое местная арена.
— Я тоже. Вот… Домой собралась… Книжку почитаю. Спать пораньше лягу. — Она наклонила голову, словно задумалась, что еще сказать.
— Интересная книжка? — спросил Васнецов, а сам думал, как он, наверное, глупо сейчас выглядит. Ему казалось, что он говорит без всякого смысла, но он отчаянно хотел с ней говорить.
— Ну да. Я, правда… Мне, кстати, в ту сторону идти.
Она указала рукой в направлении виднеющейся невдалеке крутой железной лестницы, уходящей высоко вверх.
— Мне тоже. — Николай кивнул как завороженный.
— Ну, пойдем? Проводишь, раз пришел. — Девушка улыбнулась.
— Конечно…
Они неторопливо зашагали в указанном направлении.
— Ну, так вот. О чем я… А, о книге. Ты умеешь читать?
— Конечно…
— А у нас из молодежи мало кто грамоте обучен. Сейчас главное — с оружием обращаться уметь. И уметь от холода спасаться. А ты сам книги любишь?
— Да, конечно…
— Ну вот. Я, правда, названия той книги не знаю. У нее обложка рваная и нескольких страниц не хватает. Ее мне дружинники подарили. Нашли где-то в рейде, а я книги очень люблю. Весь Вавилон знает об этом. — Она тихо засмеялась. — Но книга мне интересна тем, что она про мир как наш. После ядерной войны. Я вот читаю эту книгу, и немного настроение улучшается оттого, что в нашем, настоящем мире все не так плохо, как в том, написанном. Там люди погибли всюду, и только в одном городе, под землей, они выжили. Да и то там их какие-то жуткие мутанты осаждают. А у нас все еще не так плохо. — Девушка снова улыбнулась, взглянув на Васнецова. — Можно сказ