– Ты говорила обо мне с братом?..
– С кем-то же мне надо было об этом говорить. И не с мамой, реакцию которой на счастливое известие, что дочь пошла по её стопам, легко предугадать. – Лайза улыбается кривой, пугающей улыбкой. – Ты прав. Я любила тебя. И сейчас, наверное, люблю. И, наверное, ушла бы с тобой, будь я уверена в тебе. Тогда, у холма, когда ты меня остановил, – я думала, ты решил остаться в Харлере ради меня, и в тот миг… странно, прошёл только миг, но я поверила, что ты правда любишь меня. Что ты готов ради меня на всё, а значит, и я пожертвую чем угодно ради тебя. Но ты потащил меня в прореху и доказал, что ты именно такой, какими я всегда вас считала. – Как бы ни пугала её улыбка, когда она исчезает с девичьих губ, это пугает больше. – Верни меня домой, Коул. Иначе, клянусь, я сделаю всё, чтобы выжечь мою любовь, и тебе останется чувствовать лишь мою ненависть. И рано или поздно я всё же наберусь смелости, чтобы сделать этот шаг вниз.
– Я не позволю тебе сделать его.
– Ты не сможешь следить за мной вечно. А я никогда не перестану пытаться – и всё равно не буду твоей. Рано или поздно, так или иначе, но тебе придётся расстаться со мной. Лучше сделать это сейчас, когда прошёл только месяц. Когда мы ещё не возненавидели друг друга. Поверь мне хотя бы на этот раз.
Сид неподвижно стоит посреди тропинки. Родниковая вода журчит вокруг его босых ног с тонкими лодыжками, оголёнными белыми бриджами.
Сид смотрит на смертную девушку, в лице которой ещё так недавно светилась любовь, а теперь нет ни тени её; взгляды их, обращённые друг на друга, странно контрастируют с окружающей безмятежностью.
Сид подаётся вперёд – и Лайза отшатывается, но он проходит мимо. Останавливается у калитки, одним движением открывает её – от себя, заставив повиснуть над пустотой, – и знакомая песня срывается с его губ, вплетаясь в мелодию ветра, шелестящего листьями яблонь, перебирающего их, точно чётки.
Коул смолкает, когда солнечные лучи в небе за калиткой преломляются, будто ломаясь в невидимых стёклах.
– Идём, – протянув Лайзе руку, просто говорит он.
После долгих секунд колебания она всё же подходит ближе, чтобы недоверчиво вложить пальцы в его ладонь. Взявшись за руки, словно дети, они делают шаг в пустоту – и вместо того чтобы упасть, бесследно исчезают за едва видимой гранью двух миров.
Их ноги касаются зелёной травы где-то немыслимо, безумно далеко, и Лайза оглядывается на холм, поросший вереском. Кольцо буков смыкается вокруг него; сквозь лиственные кроны просвечивает серое, с сизым отливом небо. Невидимое солнце клонится к горизонту, наполняя лес тенями и прохладой близящейся ночи.
Всё так же, как в день, когда они прощались – и одновременно не так.
– Деревья… – Лайза подходит к стволу ближайшего бука. – Они… другие. Это точно Харлер?
Сид лишь жмёт плечами:
– Дойдём до города, и убедишься.
– Провожать меня не нужно.
– Если ты не позволишь мне, я пойду за тобой незримым.
Она раздражённо мотает головой. Прислушавшись, направляется туда, откуда доносится шум волн, и Коул тенью следует за ней.
Они идут по берегу озера, воды которого отливают тревожным цветом дыма, пока Лайза не останавливается.
– Тропинка через лес, которая ведёт к Динэ. Мы уже должны были её увидеть, но её всё нет и нет. – Она смотрит на стену буков с тёмной листвой и скрюченными стволами, высящуюся перед ними. – Куда ты меня притащил?
– В Харлер. К озеру Горм. Лайза, мне незачем обманывать тебя. Если мы не видим тропы, значит, мы до неё ещё не дошли.
Лайза смотрит на него, снова на лес – и глаза её ширит испуганное понимание.
– Время в наших мирах течёт по-разному, – шепчет она. – Сколько… сколько лет прошло в Харлере с тех пор, как ты меня утащил?
Когда она стремглав кидается в лес, во взгляде сида впервые блестит нечто, похожее на удивление.
– Лайза! – Коул устремляется за ней; ноги его почти не касаются травы. – Лайза, стой!
Она не слушает. Просто бежит вперёд, подобрав юбку, пока длинные концы шёлкового пояса цепляются за деревья, царапая нежную ткань.
Старые буки наконец расступаются, лесную темень сменяет чистая серость дневного света, – и сид со смертной девушкой замирают на краю круглого котлована размером с маленький городок. Безжизненного, выжженного: будто что-то взорвалось в самом его центре, и огневая волна уничтожила всё, что раньше было на этом месте, а успокоилась, лишь дойдя дотуда, где сейчас стояли они двое. По ту сторону котлована угадываются полуразрушенные небоскрёбы, с которых осыпалось всё стекло, оставив один голый бетон – развалины города, потихоньку рассыпающиеся в пыль под серыми тучами.
– Это что, Динэ? – слабым голосом спрашивает Лайза.
Коул не отвечает, и трудно понять, в чьих глазах сейчас больше страха.
Поодаль раздаются весёлые голоса, и сид со смертной девушкой одновременно поворачивают головы на источник звука. Тот находится футах в пятидесяти от них – компания из пяти-шести человек, столпившихся рядом с громоздким чёрным джипом.
– Идём. – Поколебавшись, Коул направляется к незнакомцам. Лайза бредёт следом; лицо бледно, длинная юбка, которую девушка выпустила из рук, волочится по земле, и кажется, что ноги её движутся сами по себе. – Надеюсь, у них найдутся ответы.
Они подходят ближе, и невнятные отзвуки чужих голосов оформляются в слова:
– …полный улёт, парни!
– Э, я, между прочим, тоже с вами!
– Окей, и дамы.
– Я б ещё разок сюда выбрался. Нигде так не стремался, как здесь.
– А ты чего хотел? Сколько тут народу померло? Наверняка половина душ в потусторонний мир не отправилась, а зависла…
– Приветствую вас, – говорит Коул, не дойдя до незнакомцев шагов десять. – Ответьте, что за город перед нами?
Те разом осекаются, чтобы повернуться в сторону пришельцев. Подростки, ровесники Лайзы: джинсы, ветровки и кожаные куртки, на ногах тяжёлые высокие ботинки со шнуровкой. Единственная девчонка почти не отличается от парней – особенно благодаря короткой мальчишеской стрижке, – и она же первая подаёт голос:
– Ой, фейри! С Эмайна!
В голосе звучит детский восторг.
– Очуметь. – Один из парней перестаёт перемалывать жвачку во рту. – Думал, на своём веку ни одного не увижу, а тут сразу двое…
– Ответьте, – голос сида тих, но неумолим, как ветер, гнущий тростник. – Прошу.
– Это Динэ, – покорно произносит девушка, рассеянно потеребив языком колечко в нижней губе. – Когда-то был.
– Вы живёте здесь?
– Да кто ж на проклятых развалинах жить будет? – хмыкает один из парней – с коротким ёжиком и выбритыми висками. – Не, мы фарвокеры.
– Исследуем заброшенные города, места, всё такое, – добавляет девушка.
– Проклятые развалины? – Сид смотрит на них непонимающе. – Когда я видел этот город в последний раз, он был… живым.
– Так это ж когда было. Наверняка ещё до того, как Форбиден к власти пришёл.
Лайза, до этого момента слушавшая молча, вскидывает голову:
– Форбиден?..
– Премьер-министр Эшли Форбиден. Кровавый ублюдок. – Один из парней отхаркивается и мрачно сплёвывает себе под ноги. – Из-за него Динэ и разрушили.
И без того бледная Лайза становится похожей на привидение, но озвученная почти шёпотом просьба её больше походит на приказ:
– Расскажите мне. Расскажите про Эша… про Эшли Форбидена. И что произошло с городом.
Пасмурный ветер гуляет над развалинами, сдувая с них пыль, чтобы упокоить её на дне котлована, ставшего братской могилой.
– Да чего про него рассказывать. Псих он был. С катушек слетел. Но мозгами его боги не обделили, и тем страшнее. – Бритоголовый зевает. – В сорок лет уже премьером заделался. Королева в него втюрилась по уши, сквозь пальцы на его делишки смотрела.
– Железной рукой правил, – вставляет девушка. – Но поначалу дела в стране очень даже хорошо шли. Только Форбиден фейри ненавидел лютой ненавистью, вот и начал, как к власти пришёл, всякие законы против них проводить. Гайки закручивать. Хотя сам наполовину сид был, вот как так?
– Так он фейри потому и ненавидел, дурёха! Травмы детские, все дела. – Бритоголовый вновь обращает взгляд на Коула. – У Форбидена отец был из ваших, с Эмайна. Он и сам вылитый тилвит уродился – по фотке и не подумаешь, что такая сволочь.
– Эш… ненавидел фейри?..
– Он вроде с детства на отца своего дулся, что тот мамашку его кинул, – усердно работая челюстями, поясняет парень со жвачкой. – А потом у Форбидена ещё сестра пропала. Ни тела не нашли, ничего, но Форбиден всем говорил, что её украл сид с Эмайна. Хотя никто этого сида в глаза не видел – ни сам Форбиден, ни мать его. Может, девку вообще маньяк какой обработал.
– А я всегда думала, что она с сидом добровольно ушла, – добавляет девушка. – Таким красавчикам, как вы, вряд ли нужно девчонок к чему-то силой принуждать.
Последние слова обращены к Коулу; как и девичий взгляд, они приправлены кокетством, – но сид смотрит только на Лайзу, которая молчит, с абсолютно бесстрастным лицом глядя на чёрный джип.
– Короче, сестра его сгинула, а мамашка после этого с горя запила и в конце концов вроде как умом тронулась. Тут у Форбидена крышу-то и снесло, – продолжает бритоголовый. – Решил всем фейри поголовно отомстить. А тем, кто на Эмайне, мстить трудновато, вот и начал гнобить тех, кто жил здесь.
– Ну, он финансировал всякие исследования. Хотел… как это… синхронизировать наше время с ихним, с эмайновским. Ему и харлерские фейри нужны были в том числе для опытов, – возражает девушка. – Если б Форбиден к успеху пришёл и его не пришили, потом бы наверняка на Эмайн войной пошёл.
– Да только харлерских фейри, ясен пень, это всё не устраивало, и началась война. За Форбиденом куча людей пошла – и не подумаешь, что стольких фейри раздражали. Тогда Динэ и порушили… и Динэ, и Манчестер, и Ливерпуль, всех городов не упомню. А в итоге Форбидена траванули, и королеву тоже, – заканчивает бритоголовый. – Несколько покушений было, но все проваливались, а тут получилось.