Когда завтра настанет вновь (СИ) — страница 37 из 72

Он смотрит на неё. Его лицо спокойно, и лишь уголки губ едва заметно кривятся: словно от мучительной боли, которую еле удаётся сдержать.

— Прощайте, Вэрани, — говорит он наконец.

В её улыбке стынет странная смесь горечи и облегчения.

— Прощай, Коул.

Они отворачиваются друг от друга — и, не оглядываясь, девушка стремительно идёт прочь от холма, залитого солнечным светом. Туда, где осталось серое озеро, волнующееся под прохладным ветром, первым предвестником скорой осени.

Замирает, когда чьи-то руки обхватывают её сзади за плечи, останавливая, удерживая.

— Коул… — она бессильно сжимает кулаки. — Не надо. В долгих прощаниях лишь больше слёз.

Фейри мягко привлекает её к себе. Не разворачивает, просто обнимает, касаясь губами волос на её затылке.

— Не будет никакого прощания. Мне не нужен Эмайн, если я вернусь туда в одиночестве. Ни один из миров не принесёт мне счастья, если в нём не будет тебя.

Глаза её изумлённо ширятся, когда она поворачивает голову, чтобы взглянуть в его лицо.

— Ты… остаёшься? Глупый, зачем?..

— Я никуда тебя не отпущу. — Он целует её лоб, зарываясь носом в густую чёлку. — Никуда и никогда.

Минутой позже солнце скрывается за тучами, вновь окутывая кольцо буков пасмурным сумраком.

И вернувшийся ветер качает вереск на холме, подле которого уже никого нет.

— НЫНЕШНЕЕ ВРЕМЯ ~

Дом Питера оказался всего в пяти минутах ходьбы от переулка, где жила Латоя.

Как и обитель баньши, он приткнулся в переулке, отходящем от центральной улицы Ахорка — той самой, с магазинчиками и кафе; она шла почти через весь город извилистой лентой, в конце концов спускаясь к морю и переходя в набережную. Припарковав мобиль на обочине, мы быстро проследовали за Питером, на ходу доставшим из барсетки связку ключей. Нужный дом было видно сразу: его окна тёмными провалами контрастировали со светящимися квадратами соседних, дубовую дверь украшал тяжёлый навесной замок. В остальном же дом ничем не отличался от других — узкий, двухэтажный, с кирпичными стенами, увитыми плющом, и трёхступенным каменным крылечком.

— Эх, давно я тут не был. — Парой ловких движений Питер открыл замок, снял с двери и сунул в барсетку. Зазвенел связкой ключей, выискивая следующие — помимо навесного замка, от взлома дом охраняли ещё и два врезных. — Я в отпуск всегда навожу здесь порядок. В последний раз вон обнаружилось, что робот-пылесос сломался, пришлось новый покупать…

— А почему ты уехал? — осторожно поинтересовалась я. — У тебя хороший дом в самом центре. И городок милый.

— Покрупнее, чем Мулен, — заметила Рок.

— Я много где был, пока не приехал в Мулен. И в Динэ жил, и в Ландэне, и в Манчестере… потом понял, что в больших городах мне не особо нравится. Может, потому что вырос в небольшом. Но в этом доме я жить не могу. — Наконец справившись с нижним замком, Питер дёрнул дверь на себя; шагнув в прихожую, торопливо открыл щиток сигнализации возле входа. — Здесь умерла вначале мама, а потом и бабушка, и оба раза я был рядом. Знаете, каково эмпату быть рядом с тем, кто испытывает предсмертную агонию? Особенно такому сильному, как я?

Мы промолчали, слушая, как пищат кнопки, на которых Питер набирал код, отключающий охранную систему.

— Готово. — Закрыв щиток, Питер включил свет, и серые стены окрасила голографическая сирень. — Проходите, осматривайтесь, располагайтесь. Я сейчас сбегаю, куплю чего-нибудь поесть…

И, пропустив нас внутрь, гостеприимный хозяин был таков.

Разувшись и пройдя вперёд по узкому коридору, мы завернули в первую попавшуюся комнату. Судя по всему, гостиную. Мебель, включая шкафы, была закрыта белыми чехлами: открытым оставили только камин, и на полке над ним собрался приличный слой пыли. А вот полы — видимо, благодаря усилиям робота-пылесоса — казались такими чистыми, что хоть колбасу на них режь. Поколебавшись, мы с Эшем и Рок всё же сняли чехлы, свалив их в углу, и комната моментально обрела жилой вид; дом обставили с большим вкусом, в эдаком изящном стиле восемнадцатого-девятнадцатого века — много дерева, изысканных завитушек и резьбы. Тона нежные, пастельные, и голографические обои имитировали винтажный шёлк.

Жаль, что то была лишь голограмма.

— А, сняли чехлы? Молодцы, что догадались, — одобрил Питер, вернувшийся с парой больших картонных пакетов в руках. — Сам забыл вам сказать… так, что я вам обещал по поводу ресторана?

— Мы никуда не пойдём, — категорично заявила я, усевшись на диван по соседству с Эшем. — Эта тварь может вселиться в кого-нибудь в любой момент.

— Нет, не пойдём. Ресторан сам придёт к нам. — Питер кивком указал на пакеты. — В том, что все здесь присутствующие любят курицу, я уже убедился. Её и приготовлю. Весь вопрос в том, что вам больше хочется на гарнир. Спаржа или картофельное пюре?

— Ты что, собрался готовить ужин?

— Надо же чем-то угощать званых гостей. Так спаржа или пюре?

— Пюре, — хором откликнулись мы.

— Значит, вопрос решён.

Весело насвистывая что-то, Питер удалился в коридор: видимо, по направлению к кухне.

— Он что, умеет готовить? — шёпотом спросила Роксэйн.

— Видимо, — растерянно отозвалась я.

— И что в этом удивительного? — буркнул Эш. — Я вон тоже готовлю.

— Зато я не умею.

Это был ещё один постыдный факт моей биографии. В отличие от мамы, готовить я не любила, а когда героически пыталась, получалась редкостная подгоревшая или пересоленная гадость — даже если делала всё по рецепту. Скорее всего, тут как с магическим даром: либо дано, либо нет. И я предпочитала не задумываться, что буду делать, когда выйду замуж, и от меня потребуется потчевать всяческими разносолами мужа, оголодавшего за тяжёлый рабочий день. Придётся либо прилично зарабатывать и заказывать еду из ресторанов, либо вооружиться кулинарными книгами и, стиснув зубы, искоренять сей досадный недостаток.

Правда, сколько подгоревшей гадости нам с супругом придётся съесть, прежде чем он искоренится…

— Лайз, тащи его к алтарю, пока не убежал, — покачала головой баньши. — А то даже странно, почему такое сокровище до сих пор не окольцевали.

Для меня это не было странным. Питер ведь объяснил, почему боялся даже дружить с кем-либо.

Но слова Рок снова заставили щёки вспыхнуть краской.

— Сводничанием попрошу заниматься без меня, — поднявшись с дивана, холодно бросил Эш через плечо, прежде чем зашагать к двери. — Слава богам, что я не родился девчонкой — даже в такой ситуации мысли только об одном.

Хлопок, с которым он закрыл дверь за собой, казалось, сотряс дом до основания.

— Рок, — досадливо изрекла я, — не обижайся, но твоё поведение касательно меня и Питера и правда попахивает сводничеством.

— И что? Он отличный парень, и ты ему нравишься. Ты отличная девчонка, и он тебе нравится. Не отрицай. — Баньши достала из сумочки сигарету. — Не против, если я закурю?

— Даже если так, мы сами как-нибудь разберёмся.

— Вижу я, как вы разбираетесь, — хмыкнула баньши, касаясь мундштука сигареты кончиком губ. — Знаешь, я бы в такой ситуации не стала ждать, пока всё закончится. Потому что, без обид, в любой момент каждый из нас может умереть. — Она хладнокровно затянулась. — Будет обидно, — выдохнула Рок вместе с вишнёвым дымом, — если ты или он потом всю жизнь будете жалеть о том, что не успели чего-то сказать. Или сделать.

— Да мы друг друга несколько дней знаем!

Изящный изгиб её губ исказила усмешка.

— Иногда и этого достаточно. Тут вся штука в том, твой человек или нет. И если он твой… неважно кто, друг или возлюбленный, но главное — твой… зачем тогда тянуть время? Из соображений «так правильно»? — глядя на пыльную каминную полку, баньши сделала ещё затяжку, и дым из её рта складывался в изящные белёсые завитки. — Любые отношения могут закончиться, и закончиться плохо. Это каждый раз — пропасть, на дне которой — мрак и неизвестность. И даже если ты раз неудачно упал один раз, не нужно бояться нового падения. Нужно делать шаг и верить, что тебя подхватят. А лучше — что в полёте обретёшь крылья.

Я смотрела на её тонкий профиль, и смутное подозрение становилось всё более чётким.

— Ты была на моём месте, — тихо произнесла я. — Ты… любила кого-то. И не успела ему об этом сказать.

Роксэйн поднесла сигарету к губам — и опустила руку, так и не коснувшись мундштука.

— Я тогда была на втором курсе универа. Пришла на учёбу после летних каникул, а к нам перевёлся один парень из другого города, — привычная хрипотца в её голосе будто обозначилась чётче. — Я на него посмотрела и поняла — мой. Виду, конечно, не подала, но после первой пары он сам ко мне в буфете подсел. Да только я видела, что ему осталось две недели. И… подумала, что не стоит начинать то, что так быстро закончится.

Я молча слушала, как откуда-то доносится звяканье посуды, перемежаемое отзвуками свиста Питера.

— Мы сидели рядом, и после пар он провожал меня до дома. Я пыталась отказаться, но он жил в той же стороне, что и я. Я видела, что нравлюсь ему, но он ничего не говорил. Видно, думал, что у нас впереди ещё куча времени, — насмешка в её словах горчила болью. — Он умер в тот самый день, который я увидела. Пожар в квартире, которую он снимал на пару с другим студентом — замкнуло проводку. Хоронили в родном городе. Я туда, естественно, не поехала. — Баньши всё же донесла сигарету до губ; нервно затянулась, успокаивая дрожащие пальцы. Медленно, долго выдохнула. — Я думала, что не буду страдать из-за того, кого толком даже не знала. Но даже год спустя понимала, что ошиблась. И если бы это к чему-то привело, наверное, я бы всё-таки предупредила его… и тоже умерла. Да только знала, что это бесполезно. Латоя права — с пути, который уготовила тебе Великая Госпожа, невозможно сойти. И если ты узнал день, в который умрёшь, значит, тебе было суждено его узнать. — Роксэйн наконец посмотрела на меня: пристальным, тоскливым взглядом. — Я не знаю, как тебе удалось этого избежать. И была бы рада видеть, что вы с Питером проживёте ещё долгие годы, но ты уже должна быть мертва, а он может умереть в любой момент. У вас обоих есть только сегодняшний день. — Опустив руку с сигаретой на колено, баньши откинулась на спинку дивана, глядя на меня из-под полуприкрытых век. — И поверь, Лайз: все доводы вроде «мы знаем друг друга всего несколько дней», или «нам не до того», или «этому всё равно скоро придёт конец»… всё это выглядит абсолютной ерундой, когда важным становится только то, о чём ты так и не успела ему сказать.