— Исполни только одно. Верни меня домой.
Коул вздыхает так тяжело, что становится ясно: этот разговор между ними состоялся уже не один и даже не десять раз.
— Лайза, неужели ты не можешь позабыть о своей злости и наконец понять, что я предлагаю тебе? Сотни девушек из твоего мира, не задумываясь, поменялись бы с тобой местами.
— Сотни дур, которые готовы жить в золотой клетке, пока хозяину не надоест их кормить. Или пока его не привлечёт другая пичужка, чьи пёрышки ярче, а голос слаще. — Её взгляд мертвенно спокоен. — Ты хочешь снова услышать мою песню? Ту, которая так пленила тебя при первой нашей встрече? Но дикие птицы не поют в клетке, Коул. Должно быть, ты об этом забыл.
— Это — не твоя клетка. Это твой новый дом, твоя сказка, которая обернулась явью.
— Замок в облаках, из которого я не могу выйти? — Лайза качает головой. — Ты хороший охотник, Коул. Ты приманил меня красивыми словами и красивыми поступками. Потом накинул на меня силок и поволок за собой, да ещё сковал руки и засунул в рот кляп. А после этого предлагаешь мне спеть. — Она щурится на солнце, сдувая длинную чёлку с глаз. — Для тебя это забава, как для тилвитов, да? Только тебе настолько не хочется находиться среди ненавистного железа, что ты предпочитаешь обольщать своих жертв в более комфортной обстановке?
— Это — не забава! — Коул хватает её за плечи и встряхивает, как игрушку; голос его звенит холодным серебром. — Я видел, что тебе душно в твоём мире, видел, как тебе тоскливо среди голографических фальшивок! Кровь фейри течёт в твоих жилах. Она заставляла тебя бежать из железных тисков города в лес, она заставляла тебя бродить и петь в одиночестве. Ты рождена для этого мира, не для того, твоя жизнь должна пройти здесь!
— И кто ты такой, чтобы решать, что для меня лучше? — она не вырывается, и слова её звучат почти вкрадчиво. — Ты возомнил, что я готова променять семью и дом на тебя?
— Я люблю тебя. Меньше всего я желаю тебе зла. А ещё я знаю, что ты любишь меня. Я чувствовал это. Я чувствую это сейчас.
Лайза смеётся — тихо и невыносимо горько.
— А Эш предупреждал, что все вы одинаковые. Что вам не стоит верить. А я успокаивала его, что готова к печальному концу, — говорит она, когда ветер уносит последние отзвуки её смеха, исчезнувшие среди яблоневых лепестков. — Я была готова к тому, что ты просто уйдёшь и бросишь меня, как отец. Но ты оказался ещё хуже.
— Ты говорила обо мне с братом?
— А, так, значит, ты не круглосуточно за мной шпионил? — Лайза улыбается: кривой, пугающей улыбкой. — С кем-то же мне надо было об этом говорить. Эш, в отличие от мамы, меня никогда не осудит. И никогда ничего не запретит. — Она помолчала. — Ты прав. Я любила тебя. И сейчас, наверное, люблю. И я бы ушла с тобой, если б была в тебе уверена. Тогда, у холма, когда ты меня остановил… я думала, ты решил остаться в Харлере ради меня, и в тот миг… странно, прошёл только миг, но я поверила, что ты правда меня любишь. Что готов ради меня на всё, а, значит, и я пожертвую чем угодно ради тебя. А потом ты потащил меня в прореху и доказал, что ты тот самый эгоист, какими я считала всех вас. Ты даже одежду у меня забрал во сне, без моего ведома. — Как бы ни пугала её улыбка, но когда она исчезает с её губ, это пугает ещё больше. — Верни меня домой, Коул. Иначе, клянусь, я сделаю всё, чтобы выжечь мою любовь, и тебе останется чувствовать лишь мою ненависть. И рано или поздно я всё-таки наберусь смелости, чтобы сделать этот шаг вниз.
— Я не дам тебе его сделать.
— Ты не сможешь следить за мной вечно. А я никогда не перестану пытаться.
Она так и не вырывается, но фейри сам отпускает её. Делает шаг назад, потом ещё один, и взгляд его окрашивает растерянность и боль.
— Ты сказал родным, что прихватил из Харлера сувенир? Это ведь что-то вроде вашего загородного имения, как я поняла. Не думаю, что твои папочка с мамочкой обрадуются, когда обнаружат здесь приблудную смертную, да ещё в качестве будущей невестки, — она говорит почти насмешливо. — Я всё равно не буду твоей, Коул. Рано или поздно, так или иначе, но тебе придётся со мной расстаться. И лучше сделать это сейчас, когда прошёл только месяц. Когда мы ещё не возненавидели друг друга. Поверь мне хоть на этот раз.
Он замирает посреди тропинки; родниковая вода весело журчит вокруг его босых ног с тонкими лодыжками, оголёнными бархатными бриджами. Какое-то время молча смотрит на неё, и взгляды их составляют странный контраст с окружающей сказочной безмятежностью.
Когда Коул резко подаётся вперёд, Лайза отшатывается, но он проходит мимо. Останавливается у калитки, одним движением открывает её — от себя, заставив повиснуть над пустотой, и уже знакомая песня срывается с его губ, вплетаясь в мелодию ветра, шелестящего листьями яблонь.
В миг, когда Коул смолкает, солнечные лучи в небе за калиткой преломляются, будто ломаясь в невидимых стёклах.
— Хорошо. Раз ты так в этом уверена. — Он протягивает девушке руку. — Идём.
Лайза смотрит на его ладонь с явным недоверием.
После секундного колебания всё же подходит ближе и вкладывает пальцы в его руку.
Взявшись за руки, словно дети, они делают шаг в пустоту — и вместо того, чтобы упасть, бесследно исчезают за едва видимой гранью двух миров.
…когда их ноги касаются зелёной травы — где-то немыслимо, безумно далеко, — Лайза оглядывается на холм, поросший вереском, и кольцо буков вокруг него. Сквозь лиственные кроны просвечивает серое, с сизым отливом небо; судя по всему, невидимое солнце уже над самым горизонтом. Всё так же, как в тот день, когда они прощались.
И одновременно не так.
— Деревья… — Лайза подходит к стволу ближайшего бука. — Они… другие. — Она оглядывается на фейри. — Это точно Харлер?
Коул лишь пожимает плечами:
— Дойдём до города и убедишься.
— Не нужно меня провожать.
— Если ты не позволишь мне, я пойду за тобой невидимым.
Она раздражённо мотает головой. Прислушавшись, решительно направляется туда, откуда доносится шум волн; Коул следует за ней молчаливой тенью.
Они идут по берегу озера, воды которого отливают тревожным цветом дыма, пока Лайза не останавливается.
— Тропинка через лес, которая ведёт к Динэ. Мы уже должны были её увидеть, но её всё нет и нет. — Она смотрит на стену буков, высившуюся перед ними, с тёмной листвой и скрюченными стволами. — Куда ты меня притащил?
— В Харлер. К озеру Горм. — Губы Коула кривит усталая улыбка. — Лайза, мне незачем тебя обманывать. Если мы не видим тропы, значит, мы до неё ещё не дошли.
Лайза смотрит на него. Снова на лес.
Миг спустя глаза её ширит понимание.
— Время в наших мирах течёт по-разному, — шепчет она. — Сколько… сколько лет прошло здесь с тех пор, как ты меня утащил?
Удивление во взгляде Коула сменяет нечто, похожее на страх — и она стремглав кидается в лес.
— Лайза! — фейри бежит за ней; ноги его почти не касаются травы. — Лайза, подожди!
Она не слушает. Просто бежит вперёд, подобрав юбку, пока длинные ленты её шёлкового пояса цепляются за деревья, безжалостно цепляя нежную ткань.
— Лайза, прости, я… я забыл, просто забыл! — Коул легко мог бы догнать её, остановить, но не делает этого. — Я впервые был в вашем мире, и…
Когда старые буки расступаются, и лесную темень сменяет чистая серость дневного света, оба замирают.
Они стоят на краю круглого котлована размером с маленький городок. Безжизненного, выжженного: будто что-то взорвалось в самом его центре, и огневая волна уничтожила всё, что раньше было на этом месте, и успокоилась, лишь дойдя дотуда, где сейчас находились они двое. По ту сторону котлована угадываются полуразрушенные небоскрёбы, с которых осыпалось всё стекло, оставив один лишь голый бетон — развалины города, потихоньку рассыпавшиеся в пыль под серыми тучами.
— Это что, Динэ? — слабым голосом спрашивает Лайза.
Коул не отвечает, и трудно понять, в чьих глазах сейчас больше ужаса.
Когда поодаль раздаются весёлые голоса, они одновременно поворачивают головы на источник звука. Тот находится футах в пятидесяти от них, и это компания из пяти-шести человек, столпившихся рядом с громоздким чёрным джипом.
— Пойдём. — Поколебавшись, Коул направляется к незнакомцам. — Выясним, что здесь произошло.
Лайза бредёт следом — лицо бледно, длинная юбка, которую девушка выпустила из рук, волочится по земле, и кажется, что ноги её движутся сами по себе.
Они подходят ближе, и невнятные отзвуки чужих голосов оформляются в слова.
— …полный улёт, пацаны!
— Э, я, между прочим, тоже с вами.
— Окей, и дамы.
— Я б ещё разок сюда выбрался. Нигде так не стремался, как здесь.
— А ты чего хотел? Сколько тут народу померло? Наверняка половина душ в потусторонний мир не отправилась, а зависла…
— Простите, любезнейшие, — говорит Коул, не дойдя до переговаривающихся шагов десять, — это город Динэ?
Те разом осекаются, чтобы повернуться в сторону пришельцев. Подростки, ровесники Лайзы: джинсы, ветровки или кожаные куртки, на ногах тяжёлые высокие ботинки со шнуровкой. Единственная девчонка почти не отличается от парней — особенно благодаря короткой мальчишеской стрижке, — и она же первая подаёт голос.
— Ой, — в её голосе звучит лёгкий восторг, — вы ж фейри! С Эмайна!
— Очуметь. — Один из парней даже перестаёт перемалывать во рту жвачку. — Думал, на своём веку ни одного не увижу, а тут сразу двое…
— Я тоже рад встрече, но не изволите ли ответить на мой вопрос?
Подростки переглядываются.
— Ну да, Динэ, — наконец отвечает девушка, рассеянно потеребив языком колечко в нижней губе.
— Вы здесь живёте?
— Да кто ж на проклятых развалинах жить будет? — хмыкает один из парней, с коротким ёжиком и выбритыми висками. — Не, мы фарвокеры.
— Исследуем заброшенные города, места, всё такое, — добавляет девушка.
Коул вопросительно изгибает бровь:
— Проклятые развалины? Когда я видел этот город в последний раз, он был… живым.