ь.
– Что такое? – спросила Марни. – Что случилось?
– Не могу лестницу найти. Она пропала.
– Ой, нет! Только не это!
– Она пропала, – повторила Анна. – Я все ощупала, а ее нет. Наверное, соскользнула, упала… или еще что…
Голос дрожал.
– Так что же мы делать-то будем? – всхлипывала Марни, прижимаясь к подруге. – Скажи, что мы делать будем?
– Не знаю. – Анна стряхнула ее руки. – Погоди, дай подумать!
Ей хватало собственных страхов, но Марни упорно цеплялась за нее, сама не своя от ужаса.
– Не хватай меня так, – пробурчала Анна. – От этого только хуже. Я думаю, нам надо храбриться!
– Вот это мне уже нравится! Ты же говорила: «Других легко в трусости упрекать!» А сама…
– Да, говорила. И я тебя не упрекаю, – сказала ей Анна. – У меня у самой поджилки трясутся! Я просто думать пытаюсь, как бы нам суметь спуститься!
Если бы хоть было за что схватиться руками, подумалось ей… И в памяти, словно строчка из давнего детского стишка, всплыло: «Все испытывайте, хорошего держитесь». Откуда бы? Ах да, с той вышивки в рамочке на стене ее комнаты… Там еще якорь был, но от якоря здесь было бы мало толку. Единственное, за что можно было бы здесь держаться, – это лестница, но она пропала. А за нее саму крепко держалась Марни.
До Анны внезапно дошло, что она была кругом неправа. Ну конечно же, лестница никуда не пропала. Она просто была с другой стороны. С перепугу она растерялась и зашла не с того края. Анна показала и объяснила Марни, в чем дело. Им вовсе нечего было бояться. Надо было всего-навсего держаться покрепче – и спускаться осторожно, поодиночке.
– Смотри, все в порядке, – сказала она. – Просто хватайся как следует и слезай спиной вперед. Хочешь, я первая спущусь?
– Ой, нет, нет! – ахнула Марни. – Не бросай меня здесь!
– Ну как хочешь. Давай ты первая.
– Но я не могу! Я не могу! Я же говорила…
Анна пыталась уговаривать, но все без толку. Марни от ужаса ничего не слышала и не понимала. К тому же еще становилось темнее с каждой минутой.
– Мне холодно… мне так холодно, – повторяла Марни.
Слово «холодно» всякий раз завершалось дрожащим подвывом.
Анна перепробовала уже все.
– Марни, просто отцепись от меня всего на минуточку и попробуй! Попробуй! Держись не за меня, а за лестницу! Я не могу это сделать за тебя. Ну пожалуйста, попытайся! Или, может, давай все-таки я первая слезу?
Но Марни об этом не желала и слышать.
Казалось, прошло много часов… Наконец у Марни вырвался долгий-долгий судорожный вздох, и она обмякла, заваливаясь назад. Она попросту заснула, утратив все силы. Анна собрала раскиданную по полу солому, подложила ей под голову.
Сама она подобралась к стене и уселась, прислонившись спиной, чтобы наблюдать за Марни – вдруг та проснется. Однако голова сама собой начала клониться на грудь. Не прошло и минуты, как Анна тоже заснула.
Глава двадцатаяДружба врозь
Когда в ушах у Анны стал отдаваться какой-то глухой рев, она вздрогнула и проснулась.
Кругом происходило движение, звучали голоса, слышались тяжелые шаги. Долетело еле слышное всхлипывание Марни:
– Я уж думала, ты никогда не придешь! Ой, Эдвард, я так напугалась…
Анна открыла глаза. И только тут вспомнила, где находится.
Она приподнялась, еще плохо понимая, что к чему. Только чувствовала, что озябла. Рядом никого не было. Голоса отдалились и стихли, теперь слышался только шум ветра да изредка – крик пролетающей чайки.
Марни исчезла. Анна осталась на мельнице одна.
Марни ее бросила…
Анна не могла ни о чем больше думать – только об одном этом безрадостном факте. Неловкая спросонок, она спустилась по лестнице и выбежала из мрачного ветряка наружу, в сырую и ветреную тьму. В голове молотком стучала единственная мысль: Марни ее бросила. Ушла без нее. Оставила ее одну. Это было жестоко. Этого нельзя было простить.
Она так разозлилась, что даже не плакала. Она бежала, задыхаясь, по дороге через поля, не замечая, куда несется. Высокая трава хлестала ее по ногам. Потом она споткнулась, не удержала равновесия и кувырком полетела в канаву.
Кое-как выбравшись на четвереньках, Анна осталась лежать в траве, выбившись из сил и только всхлипывая. У нее что-то случилось с ногой. Стоило пошевелить ею, и в нее раскаленной иглой ударяла боль. Анна решила немного полежать, прийти в себя, потом еще попробовать встать… Больше она ничего не помнила.
Проснувшись несколькими часами позже, она обнаружила, что лежит в своей собственной постели. Повернув голову, Анна увидела на стуле рядом с постелью поднос. А на нем – вареное яйцо, коричневый чайничек и два ломтика хлеба с маслом. Миссис Пегг отдергивала занавески. Обернувшись, она увидела, что Анна открыла глаза, и подошла к ней.
– Ну вот, так-то лучше, – сказала она. – Выспалась, я надеюсь? Давай-ка садись и завтракай у себя в постельке, как полагается маленькой леди… И, пожалуйста, не забивай головку, не беспокойся ни о чем. По крайней мере, пока яичко не скушаешь.
Анна пошевелилась – и вздрогнула от боли. У нее занемело все тело. Миссис Пегг поцокала языком:
– Ты небось еще и простудилась ко всему прочему. Ничего удивительного, если хочешь знать мое мнение! И лодыжку повредила, насколько я вижу. Когда тебя принесли, я сразу увидела, какая она красная и распухшая! Вот что бывает, глупенькая, если гулять допоздна и валяться в мокрой траве, – ласково выговаривала она. – Ты хоть помнишь, что произошло?
О да, Анна помнила. Постепенно все возвращалось. Мельница… Марни, застрявшая наверху… этот непрестанный, ужасающий ветровой гул… Она нерешительно обратилась к миссис Пегг:
– Я не вполне уверена… Вы не напомните?
– Ну, ты же в полях была, так? Ты, наверное, устала, прилегла… да там и забылась. Мы с Сэмом начали беспокоиться, – и куда же, думаем, ребенок пропал? А ветер-то разошелся… Тут к нам стучится мистер Пирс, он, значит, мимо проезжал на машине, поворачивает – тебя фары-то и осветили. Вот он и подвез тебя до двери.
Анна в самом деле смутно припомнила, что кто-то вроде бы ее поднял, понес на руках… и еще там урчал автомобильный мотор… но больше – ничего.
Миссис Пегг задумчиво смотрела на нее сверху вниз:
– Не самый осмотрительный поступок, утеночек… И что только на тебя нашло? Ну да ладно, что случилось, то уж случилось! – Она налила чаю и пододвинула поднос на стуле чуточку ближе к Анне. – А теперь кушай завтрак да лежи себе тихо-спокойно, а я обед готовить пойду. – Она посмотрела за окно. Сильный порыв ветра потряс рамы, обтекая коттедж. – Во всяком случае, сегодня ты ничего занятного не пропустишь! Сэм прав, погода и точно переменилась!
Когда миссис Пегг вышла за дверь, Анна позволила вернуться всем до единой подробностям минувшей ночи. И снова ее тягостным грузом придавила память о том, что сделала Марни. Сердце болезненно сжалось в груди. Марни бросила ее одну на мельнице. Одну, напуганную, в темноте. А ведь Анна думала, что Марни ей настоящая близкая подруга!
Сперва ей стало казаться, что это Эдвард – или кто там пришел на выручку Марни – намеренно оставил ее. Потом она вспомнила, как сидела, прислонившись к стене, и поняла: он вполне мог и не заметить ее. Он небось не ждал, что там окажется еще кто-то, кроме Марни. Но как могла Марни исчезнуть, даже слова не сказав? Анна знала: вот за это она никогда ее не простит.
И в жизни своей никому доверять больше не сможет. Ни единой живой душе!
Противостоять этой боли она не могла. Оттолкнув поднос, она снова легла. Повернулась к стене – и отрешилась от всего на свете.
Внизу, на кухне, миссис Пегг накрошила луку на сковородку, готовя «чудное румяное жаркое», и теперь знай помешивала, чтобы не пригорело. Подобно миссис Престон, она полагала добрую порцию вкусной еды первейшим лекарством от всех жизненных огорчений. Вскоре славный, такой домашний запах жареного лука распространился по всему домику. Выбравшись с кухни, он сунулся под дверь запертой передней комнаты, тихонько одолел лестницу и проник в дверную щель спаленки Анны. Но даже вкуснейший на свете, наполняющий рот слюной запах был бессилен расшевелить Анну. Девочка крепко спала.
Ветер ревел за стенами еще два дня. Все это время Анна оставалась в постели. Что касается ноги – дело обошлось без перелома. Багровая опухоль еще держалась, но лодыжка болела все меньше. Другое дело, Анна и правда простудилась. Миссис Пегг повторяла, что в постели ей нынче самое место.
Анне было глубоко все равно, где ей место. Ничто больше не имело значения. Марни, ее единственная подруга, перестала быть таковой. Дружба врозь!
На третий день она встала на ноги, бледная и невеселая. Миссис Пегг поудобнее устроила ее в уютном кресле на кухне, сама же отправилась за покупками. Сэм спал на своем обычном месте – в большом кресле в углу.
Анна смотрела в окно – сонно, без интереса. Ветер снаружи ненадолго притих. Еще шел дождь, но небо определенно светлело, и с залива доносились плачущие голоса чаек. Анне казалось, она уже целую вечность там не была. Вечность – с тех пор, как Марни бросила ее на мельнице. Два дня в постели тянулись, как двести лет.
И она больше не хотела видеться с Марни. Тут не могло быть никакого сомнения. Лежа в кровати, она твердо решила никогда больше с нею не разговаривать. А вот показаться бывшей подруге, пожалуй, хотела бы. Пусть бы та выглянула из окошка и увидела ее на причале. И вспомнила, как жестоко и подло с нею обошлась. Если вдруг они встретятся, Анна на нее даже и не посмотрит. Но нельзя позволять Марни забыть о ней. Нельзя, чтобы кто-то делал такое с другим человеком, а потом преспокойно все забывал!
Надо сходить на пристань. Прямо сейчас. Хватит уже попусту сидеть и раздумывать. Анна тихо встала, отбросила теплую шаль, которой миссис Пегг закутала ей ноги, и, бесшумно миновав Сэма, прошла через кухню. Открыла заднюю дверь…
Снаружи оказалось на удивление светло, а воздух был таким свежим, что у Анны слегка даже дух захватило. Она на минуточку ухватилась за перила. Потом, ступая на не очень послушных ногах и ощущая странную легкость, прохромала по дорожке и повернула к заливу.