Глава двадцать перваяМарни в окне
Вода казалась свинцовой. Прилив поднялся только до половины, на причале было безлюдно. За болотом виднелась огромная темно-лиловая туча, наползавшая с моря. Анна вздрогнула от холода и пожалела, что не надела чего-нибудь потеплее.
Она спустилась к самой воде. Если Марни смотрит в окно, здесь она никак не сможет обойти ее взглядом. Анна медленно шла вперед, пиная голыши и временами нагибаясь за камешком или перышком – чем именно, неважно. Каждую находку она подолгу разглядывала, ничего при этом не видя, думая только о том, как бы самой не остаться незамеченной… и продолжала идти.
Дождь полил сильнее. Туча уже повисла над головой, было слышно, как тяжелые капли шлепаются в воду залива. В очередной раз выпрямив спину, Анна обнаружила, что стоит как раз против Болотного Дома, – и невольно, не успев удержаться, глянула вверх, на окно Марни.
И конечно же, Марни была там. Или померещилось? Анна вновь посмотрела, просто чтобы увериться. И больше взгляда уже не отводила.
Марни вправду смотрела сквозь стекло, ее лицо казалось странно перекошенным… или это дождевая вода сбегала по окну, искажая черты? Анна зашагала вперед, начисто забыв о своей прежней решимости: она увидела, что Марни машет ей рукой, зовет подойти. Она пыталась ей что-то сказать.
Анна подошла как можно ближе и стала смотреть, не замечая ни дождя, лившего уже вовсю, ни ветра, взбивавшего маленькие злые волны. Она видела только Марни в голубом платье, расплющившую нос о стекло. Марни хлопала ладонями по окну и кричала совершенно прежним голосом, голосом их дружбы:
– Анна! Милая Анна!
– Что? – отозвалась та.
– Анна! Как же я хочу к тебе выбраться! Только не могу! Меня тут заперли! А завтра вообще прочь отсылают! Я хотела тебе сказать… попрощаться… а мне выйти из дому не дают! Анна!.. – Марни в отчаянии заламывала руки. – Ты меня прости, пожалуйста! Я не хотела тебя бросать, просто так получилось… Я с тех самых пор тут сижу и все плачу, все плачу! Скажи скорей, что прощаешь меня!
Ветер пытался унести сказанное, дождь, ручьи воды на стекле не давали толком рассмотреть лицо… Но Анна все равно услышала и поняла. Для нее каждое слово прозвучало так ясно и четко, будто все это шло из ее собственной души, а не извне.
Вся ее горькая и окончательная обида на Марни тут же рассеялась. Марни была ее подругой – и она любила ее.
– Да, да! – радостно закричала она в ответ. – Конечно! Я прощаю тебя! И я люблю тебя, Марни! Я тебя никогда не забуду!
Анна еще очень о многом хотела ее расспросить. Она в самом деле уезжает? Куда? Она вернется?
Но дождь уже лил как из ведра, хлестал косыми струями, прибивал волосы к щекам, обжигал холодом ноги. Потоки воды превратили лицо Марни в бледное пятно на темном фоне окна.
Анна еще напрягала зрение, силясь что-нибудь рассмотреть, когда холодная вода стала захлестывать ее ступни. Быстро обернувшись, Анна увидела, что за спиной у нее вздулся прилив. Серая вода, подернутая мелкими волнами, наступала на сушу, разливаясь все шире. Она уже почти покрыла болото.
Анна снова повернулась к окну. Лицо Марни успело совершенно исчезнуть, почти смытое ливнем. Видно было только, как отчаянно она машет руками, прощаясь и одновременно указывая на узкую полоску берега, где еще можно было пройти посуху. Анна смотрела, и дом вновь казался ей опустевшим. Окна таращили слепые глазницы: там больше никого не было. Давным-давно обезлюдевший, необитаемый дом…
Всхлипнув, Анна отвернулась и пошла вдоль берега туда, где начиналась дорога. Сухая полоска уже скрылась под водой, приходилось идти вброд. Похоже, прилив наступал необычайно проворно. Битый камень и всякий мусор, принесенный морем, колол ступни. Анна хваталась за длинную траву на откосе, пытаясь вылезти наверх, но обрыв был слишком скользким. Выбраться не удавалось.
Задыхаясь и всхлипывая, она кое-как брела дальше. Ноги налились свинцовой тяжестью, вода поднялась уже выше колен, каждый шаг давался все с большим трудом. Дождь стекал по щекам пополам со слезами, промокшая одежда липла к телу, влажные пряди волос хлестали по лицу, словно водоросли. Лишь пересохшее горло так и горело.
Постепенно до Анны дошло: если она вовремя не выберется на берег, так недолго и утонуть! Вода почти достигала бедер, а она едва одолела половину пути. Но нет, она так просто не позволит себя утопить! Люди могли обращаться с ней как угодно скверно, но вынудить ее утонуть, если она сама не пожелает? Не бывать тому! Она обязательно выберется! Обязательно!
Она даже представила себе, как все будет. Она явится домой, хромающая, насквозь мокрая, тихонько проберется к себе наверх… Да, она едва не погибла, но никто об этом так и не узнает. Никто никогда не догадывался ни о чем, что было для нее по-настоящему важно. Никто не знал, как она себя почувствовала, выяснив, что приемным родителям доплачивали за ее содержание. О том, каково ей было все время ощущать себя лишней, не такой, как другие… Люди даже не задумывались о том, что делают с нею. И даже Марни не задумывалась – ее первая и единственная близкая подруга.
Да и той больше не было…
Эта мысль заставила Анну захлебнуться рыданиями. Она оступилась и упала в серую неспокойную воду.
Глава двадцать втораяДругая сторона дома
Анна и в самом деле едва не утонула. Однако кое-кто об этом узнал, и этому кое-кому было не все равно. Из-за поворота залива как раз вышла лодка. Многоватик увидел падение Анны, и от этого зрелища его мозги заработали проворней, чем когда-либо прежде. Он направил лодку прямиком к девочке, выскочил за борт, сам оказавшись по пояс в воде, подхватил Анну на руки и вынес на берег.
Миссис Пегг после утверждала, что испытала величайшее потрясение всей своей жизни, когда Многоватик ввалился к ней в кухню – как раз когда она разгружала хозяйственные сумки с покупками. Она оглянулась – и увидела их обоих и как с них ведрами лило прямо на чистый кухонный пол… и хоть бы разрешения попросили войти!
И это было еще не все. Многоватик вдруг взял да и задвинул самую длинную речь, которую от него когда-либо слышали.
– Девчушка-то ваша чуть не утопла, – изрек этот достойный член общества. – Хорошо ветер засвежел! Лечу я это, значит, домой… глядь – а она там барахтается! Прямо небывалый нынче прилив… – С этими словами он спустил Анну с рук на диван и добавил: – Вот это я понимаю, улов!
Таким, знаете, тоном, будто не малышку приволок, а треску какую. И вышел себе за дверь, прежде чем миссис Пегг дух успела перевести…
Однако впечатлениями она поделилась много, много позже. В первые дни у нее никакого желания не было про то говорить, да, в общем, и времени. И подавно – рассказывать о случившемся как о чем-то занятном и даже смешном. Поначалу было попросту страшно.
Анна очень долго болела. Она горела в жару, ей снились кошмары, она просыпалась с криком… а как болели все кости! Однако рядом всегда находился кто-то, готовый разогнать страшный сон, утешить, дать напиться. Однажды, к своему изумлению, она увидела подле себя миссис Престон, облаченную в ночную рубашку; женщина поднесла к ее потрескавшимся губам стакан воды.
– Тетушка… – прокаркала Анна и попробовала улыбнуться.
Миссис Престон погладила ее по руке, помогла удобнее откинуться на подушку.
– Спи, маленькая, – ласково пробормотала она.
Даже в полубреду Анна не удержалась от мысли: «Это она что – про меня? Вот странно…» До сих пор миссис Престон никогда ее подобными словами не называла… Потом Анна решила послушаться «тетушки», закрыла глаза и уснула – спокойно, без сновидений.
Постепенно ей стало лучше, она начала понемногу вставать. Миссис Престон, приехавшая помочь миссис Пегг по дому, заговорила о возвращении в Лондон. По ее словам, она была нужна оставшемуся там «дяде». Доктор, однако, посоветовал не увозить Анну с побережья: здешний воздух был для нее полезней столичного.
– Что ты сама обо всем этом думаешь, дорогая? – спросила миссис Престон, подсаживаясь к Анне на постель и поглядывая на нее искоса, с беспокойством. – Может быть, хочешь все-таки вернуться со мной?
Анна не знала, как ей ответить.
– Ты же вроде неплохо здесь время проводила? – продолжала миссис Престон. – Миссис Пегг говорит, тебе было хорошо, да и они с Сэмом будут рады, если ты еще у них поживешь… Но конечно, если что не так, я ни в коем случае тебя здесь не оставлю! Чего бы тебе хотелось, скажи?
Анна переспросила, не веря своим ушам:
– Миссис Пегг правда сказала, что хочет… чтобы я у них пожила?
– Да, именно так и сказала. Она говорит, им с тобой очень понравилось. Я просто хочу, чтобы ты сама выбрала, что тебе по душе.
Анна почувствовала, с каким волнением миссис Престон ждет ее ответа. Она сказала:
– Тогда я бы осталась.
Миссис Престон сразу встала, просияла, кивнула:
– Значит, договорились. Пойду им скажу.
В ее голосе звучало такое облегчение, что Анна даже удивилась ее опечаленному виду, когда они расставались. «Тетушка» на секундочку крепко-крепко обняла ее и пробормотала нечто невнятное; Анна расслышала хорошо если половину.
– Вот бы ты вернулась… ничего… быть может, однажды мы…
Не договорив, разомкнула объятия и зачем-то притворилась, будто застегивает кофту Анны – которую сама минуту назад застегнула на все пуговицы.
Анна только и успела, что поддаться внезапному порыву и обнять ее в ответ, и тут Сэм окликнул их с лестницы – из-за угла показался станционный автобус… Еще минута – и миссис Престон уехала.
Вскоре Анна снова начала гулять по окрестностям, и жизнь в доме в общем и целом вошла в прежнее русло. Только для Анны очень многое успело измениться.
После болезни словно захлопнулись некие ставни, отгородившие все, что случилось до того злосчастного дня. Казалось, успело миновать очень много времени. Порою Анна вообще смотрела на Литл-Овертон как будто впервые… Потом вспоминала Марни.