Президент Дороти
Дороти обустроилась в новой для себя роли президента «Лорд энд Тейлор». Каждое утро в 9.30 она подъезжала на черном лимузине к служебному входу на 39-й улице. «Когда эта высокая, со вкусом одетая женщина неопределенного возраста шагает по залам первого этажа, со всех сторон несется “Доброе утро, мисс Шейвер!” – от продавщиц, администраторов, от лифтера», – писала Жанна Перкинс в журнале «Лайф»[326]. Примыкавший к отделу светильников кабинет Дороти с двумя секретаршами перед дверью не отличался особым декором – лишь крахмально-белые стены, хромовые элементы и несколько кактусов. В этом кабинете «леди президент» проводила дни, обсуждая с производителями заказы на платья, дискутируя со стилистами и просматривая отчеты из бухгалтерии. Теперь, когда вся полнота власти в ее руках, она приступила к преобразованию универмага, приказав заменить тяжелую, консервативную мебель красного дерева современной обстановкой в пастельных тонах. Повсюду: на стенах, козырьках, даже на фирменных коробках спичек в форме «книжек» – изображен идеал американской красоты, красная роза с длинным стеблем, которую Дороти выбрала символом «Лорд энд Тейлор».
Ее стиль руководства сочетал в себе нью-йоркскую жесткость, которую она выработала за годы жизни в городе, ставшем ей второй родиной, и южное благородство, привитое ей в Арканзасе. Как и большинство женщин того времени, Дороти никогда не называла свой возраст и прибегала к расплывчатым фразам, если интервьюер набирался смелости спросить об этом в лоб. Свою речь, в которой слегка улавливалась южная манера растягивать слова, она обильно пересыпала своеобразными словечками типа «тыры-пыры». Например, делая внушение своим пиарщикам, она могла сказать: «Мне не нужны эти ваши тыры-пыры, с вас – четыре гениальные идеи в год, а остальное время можете отдыхать». Если она говорила «класс-класс-класс», значит, идея получала высшую оценку, а самая суровая критика в ее устах – называть что-либо старомодным. «Да кому интересно прошлое?» – одна из самых часто звучащих в ее кабинете фраз[327].
Дороти была мастером искусства убеждения, умела склонить человека на свою сторону, и тот не успевал опомниться, как начинал плыть в ее фарватере. «Уж вас-то убеждать в этом точно не требуется», – припирала она к стене кого-нибудь из вице-президентов-мужчин – а мужчинами были почти все ее заместители, кроме директора по рекламе и связям с общественностью, – вынуждая того с ней согласиться. «Лучший способ внушить идею, – говорила Дороти, – это сделать так, чтобы человек был уверен, будто он первый до этого додумался»[328]. «Я никогда не ставлю ультиматумы. Чтобы идея сработала эффективно, человек должен принять ее как свою»[329]. Когда все участники дискуссии уже, наконец, убеждены, что верна именно ее позиция, Дороти с невинным видом восклицала: «Черт его знает, стоит ли нам это делать!» И подчиненные оставались в уверенности, что идея с самого начала принадлежала им[330]. Кроме того, «на собраниях заместителей я всегда стучу по дереву, – рассказывала она, объясняя, что тем самым создает у них впечатление, будто успех – скорее, дело случая, а не плод ее талантов. – Тогда мужчины чувствуют себя выше, а они это любят»[331]. «Друзья считают ее дипломатом, – писал “Вог”, – а враги – подхалимкой с Юга, строящей из себя овечку»[332].
На тот момент, когда Дороти заняла президентское кресло, стоимость «Лорд энд Тейлор» оценивалась в 40 млн долларов (около 600 млн в сегодняшних ценах). Под ее руководством эта цифра вырастет многократно, число работников достигнет пяти тысяч, у компании появится торговая сеть. В посвященном Дороти материале журнал «Лайф» назвал ее американской «бизнес-леди № 1», имея в виду ее годовую зарплату – 110 тыс. (сегодняшние 1,65 млн), самый крупный в истории обнародованный оклад топ-менеджера-женщины. Но при этом Дороти получала «лишь четверть от той суммы, которую платили ее другу Томасу Уотсону в “Интернешнл Бизнес Машинз” (IBM), – указала Жанна Перкинс в своей статье для “Лайф”. – Мисс Шейвер даже в голову бы не пришло делать проблему из очевидного случая дискриминации по гендерному признаку в системе, где жалованье менеджера-мужчины в четыре раза выше, чем у женщины на аналогичной должности. Но по мере того, как положение полов в целом постепенно выравнивается, подобная несправедливость будет, вероятно, подвергнута серьезной коррекции. Ведь рабочий день мисс Шейвер, как бы то ни было, ничем не отличается от рабочего дня мужчины на ее должности»[333].
Беседы Дороти с журналисткой из «Лайф» Жанной Перкинс получились относительно откровенными, хотя она обычно избегала интервью. «Я всегда отказывалась говорить о себе, – рассказывала Дороти. – Знала слово в слово, что именно они напишут. Будут рассказывать, как я одета, сколько на мне косметики»[334]. Обратное доказать трудно – ведь сексизм, расизм и прочие предубеждения все равно, хоть и негласно, остаются распространенным явлением, – но Дороти действительно не желала участвовать в обмусоливании мелких глупых деталей, ей нужно было заниматься бизнесом, а не этой чепухой. На протяжении всей ее карьеры редкая статья о ней обходилась без подробностей вроде «прическу она чаще всего делает себе сама… А вот ногтями занимается маникюрша» или комментариев типа «мисс Дороти Шейвер, чья индивидуальность и элегантность опровергают все предвзятые представления, как должна выглядеть женщина-руководитель знаменитого универмага», или еще: «Она, прежде всего, – очаровательное воплощение грациозной дамы»[335]. Ровно в тот самый год, когда Дороти заняла президентское кресло, журналистка Элис Хьюз написала: «Деловой успех – ловушка для женщины. Те самые черты, которые кажутся столь привлекательными в добившихся высот мужчинах, пагубно сказываются на женщине, на ее образе»[336]. Даже Перкинс не удержалась от пары слов, подчеркивающих проявления женственности в Дороти. «Типичная для нашего времени деловая женщина, – написала она в статье для “Лайф”, – это, как правило, человек, с которым трудно ладить. Мисс Шейвер же, напротив, принадлежит к миру “Маленьких женщин”. Она совершенно по-женски пугается грозы или закуривает сигарету, переходя через улицу»[337].
Представляется крайне маловероятным, чтобы Дороти боялась грозы. Или пешком пересекала улицу. Но автор сделала акцент на ее женственности, видимо, пытаясь показать ее деловые успехи в более приятном для широкой аудитории свете. Дороти в любом случае подыгрывать ей не собиралась. «Я устала слушать о деловых женщинах, – говорила она. – Женщина, в конце концов, тоже человек, и оценивать ее надо как личность вне зависимости от пола»[338]. Порой, впрочем, ей приходилось считаться с мейнстримом. Например, в интервью Тексу Маккрэри и Джинкс Фолкенберг, ведущим популярной радиопрограммы «Текс и Джинкс», Дороти – рассуждая о том, как важно, чтобы такие менеджеры, как она, почаще брали на себя ведущие роли в стране и во всем мире, – употребила обобщенный термин «бизнесмены».
– Вы сказали: «Американские бизнесмены знают, как заставить идеи работать», – заметила Джинкс. – Позвольте напомнить, что вы – президент «Лорд энд Тейлор», и вы – женщина…
– Ну… – замялась Дороти.
– Значит, вам надо говорить «бизнесмены и бизнес-леди».
– Точно, да, Джинкс, мне не следует об этом забывать, – ответила Дороти, очаровав ведущую. – Просто у нас в стране столько замечательных мужчин, и они так первоклассно справляются со своими рабочими задачами, что мне всегда приятно вспоминать, сколько умов и талантов мы имеем, и поэтому я все время говорю про бизнесменов[339].
Обладая стратегическим мышлением, Дороти вела корабль «Лорд энд Тейлор» через изменчивые воды отрасли к тому, чтобы занять первые позиции в одном из самых доходных секторов потребительского рынка. В то время как одни конкуренты вроде «Мэйсиз» и «Гимбелс» своей целевой аудиторией считали экономных покупательниц, а другие – в том числе «Генри Бендель» и «Бергдорф Гудман» – стремились привлечь поклонниц высокой моды, «Лорд энд Тейлор» в лице Дороти «тщательно и методично выделил особый тип клиентки – жены и дочери состоятельных людей, представительницы верхушки среднего класса, которые ценили хороший вкус больше, чем высокую моду», – писала Перкинс в «Лайф»[340].
Успех Дороти отчасти объясняется еще и тем, что она была не только прекрасным стратегом, но и очень внимательным к мелочам тактиком и принимала участие в принятии даже самых незначительных, на первый взгляд, решений. Пришедшим до открытия покупателям, например, Дороти придумала подавать горячий кофе и свежевыжатый сок и даже распорядилась поставить в вестибюле раскладные кресла, чтобы те смогли комфортнее расположиться. Для стойки с перчатками она заказала подушечки из красного фетра – положив на них локоть, клиенткам было удобнее примерять товар. Кроме того, всем невестам бесплатно раздавали крошечные сердечки, инкрустированные жемчугом, а к каждому комплекту белья для новорожденных прилагались розовые или голубые погремушки.
Некоторые журналы писали о «почерке Шейвер». Он проявлялся во всем – например, Дороти открыла в универмаге ряд новых отделов – включая первый «Колледж-шоп», рассчитанный на молодых женщин, которые хотят одеваться стильно, но по кошельку, а также отдел для невысоких клиенток, – ниже 160 см. Она наказала персоналу проследить за перемещениями клиентов по первому этажу, и по результатам наблюдений было решено сузить входные проемы и установить направленное освещение, чтобы люди не толпились, войдя внутрь, а быстрее проходили вглубь зала. Также она велела оживить декоративной росписью начавшие стареть лестничные пролеты, спрятать портящее вид пожарное оборудование за изобретательно выполненной марлевой панелью с ангелами и украсить детский отдел причудливыми коровами из папье-маше. «Лорд энд Тейлор» стал первым в Нью-Йорке универмагом со своей закусочной – она получила название «Птичья клетка» по оформлению входной двери, – крошечная, всегда битком набитая чайная, где клиентам предлагали канапе на этажерках и бесплатные сигареты