может, и до сих пор еще не осознала»[610].
Ощущая себя первой женщиной – владелицей одного из главных универмагов Пятой авеню, Джеральдина еще больше срослась с «Бенделем». «Я и есть “Генри Бендель”, – говорила она, – именно так я это и вижу: магазин – это я. Если в цветниках у входа валяются бумажки или банки из-под “кока-колы”, я смотрю и думаю: “У меня торчит комбинация!” Так я себя и ощущаю». Благодаря новому статусу, а также урокам, извлеченным из ухода «Дженеско», Джеральдина – возможно, на подсознательном уровне – изменила свои методы ведения бизнеса. «Ведь в реальности разница между наемным директором и управляющим партнером компании огромна»[611].
В то время как конкуренты, включая «Бонвит Теллер» и «Лорд энд Тейлор», в рамках стратегии развития вовсю открывали филиалы, Джеральдина долгое время считала, что для ее универмага расширение не имеет смысла, поскольку едва ли за пределами Нью-Йорка сыщется достаточно женщин, желающих соответствовать «стилю Бенделя». Но не расти было нельзя, и Джеральдина стала подумывать об отдельностоящих «Улицах лавок» в фешенебельных районах вроде Беверли-Хиллз. Однако идея ничем не закончилась. «Я пришла к выводу, что это выйдет слишком дорого, ведь деньги есть деньги, а затраты есть затраты», – рассказывала она. Кроме того, специализированные магазины типа «Бенделя» успели расплодиться повсеместно. «Стоит выехать на трассу, то и дело натыкаешься на грозди модных имен»[612]. И Джеральдина придумала иной способ расширения бизнеса – заказы по почте.
Она снова пригласила на работу Пат Теннант, чей бизнес по пошиву одежды Стивена Берроуза пришлось в свое время закрыть, когда модельер переметнулся к конкурентам, и назначила ответственной за выпуск рождественского каталога, который станет мощнейшим оружием в арсенале «Бенделя». Он издавался в виде нарядных квадратных книжечек всего 10 см в ширину с умно составленными текстами и изящными карандашными рисунками. Все товары в нем были эксклюзивами «Бенделя»: ключницы из пурпуровой замши или томатно-красной телячьей кожи; халат-рубаха от Джона Клосса из хлопкового трикотажа с ромбовидными узорами; детские «именные» пластиковые тарелочки цвета морской волны с рутбировыми конфетами, фруктовыми палочками, мятными леденцами и жевательными «монетками». Поначалу каталог рассылался только держателям счета в «Бенделе» и имел тираж 12 тыс. экземпляров, но спрос рос, а вместе с ним – тираж и периодичность. К облегчению Джеральдины, этот бизнес оказался чрезвычайно прибыльным, и обходился он гораздо дешевле, чем строительство новых магазинов.
Несмотря на все успехи, проблемы по-прежнему создавал исход модельеров к конкурентам покрупнее. Чтобы сократить потери и нарастить прибыльность, «Бендель» перестал торговать мужской одеждой, а детскую ограничил вещами для малышей до шести лет. Кроме того, Джеральдина прибегла к старому испытанному методу и решила освежить торговое пространство. Она увеличила витрины, которые до тех пор были сравнительно маленькими, поскольку Бендель делал их для демонстрации шляп, и поставила новый козырек над входом. Другие магазины в то время вовсю старались подражать успешным мелким бутикам с их современной, камерной атмосферой, а Джеральдина, как водится, пошла иным путем – оригинальным и парадоксальным: расширила третий и четвертый этажи, связав их широкой лестницей и создав новый, по типу лофта, отдел под названием «4 плюс 3».
«Эти новые этажи – противоположность бутиковой концепции, поскольку здесь сразу всё, – говорила Джеральдина. – Мне хотелось, чтобы они навевали ностальгию – современный вид, но без модерна, постмодерна и стилизаций»[613]. Товары были сгруппированы не традиционным способом, по именам модельеров, а по видам одежды: свитера – в одной части, а рубашки – в другой. Чтобы не перегружать пространство, Джеральдина выставляла каждую вещь только в одном размере и отказалась от манекенов – вместо них она использовала плечики, висящие на стенных панелях.
«4 плюс 3» получил смешанные отзывы. «Вименз Уэр Дэйли» назвала новую планировку «путаной и сбивающей с толку», добавив, что там «больше пространства, чем одежды», а царящий в отделах покой навевает мысли о «храме для монахинь от моды»[614]. «Нью-Йорк Таймс» же похвалила «новаторский, высококлассный, минималистический дизайн», где одежда «выставлена с приятной легкостью» в «расслабляющей атмосфере для выбора покупок»[615].
Но вскоре возникла новая угроза, куда более серьезная, чем проблема планировки торговых площадей – она заставит Джеральдину переосмыслить всю стратегию «Бенделя». Даже суровая рецессия начала 80-х встревожила ее не так сильно, как занимавшаяся в те годы заря эпохи торговых центров. Их культура, прославлявшая единообразие и охотно принимавшая бренды вроде «Бенеттона» и «Гэпа», диссонировала с концепцией Джеральдины, всегда делавшей акцент на неординарности и эксклюзивности. Широкая публика вовсю расхватывала товары от «Айзод»[616], однако приверженцев «Бенделя» – как отметила «Дэйли Ньюз» – «врасплох не застать, они выбрали в этом году беспроигрышный стиль преппи»[617].
Худшие страхи Джеральдины начинали становиться явью: магазин переставал идти в ногу со временем, его мода утрачивала свежесть. «“Бендель” – маленький, да больше не удаленький», – кричал в 1984 году заголовок в «Вименз Уэр Дэйли», а в самой статье приводились высказывания анонимных модельеров о том, что «Бендель» «уже не так впечатляет», и в нем «нет того новаторства»[618]. У Джеральдины были и удачи, причем заметные – она, например, разглядела авангардную японскую моду и открыла первый бутик «Ком де гарсон». Но впервые, пожалуй, за всю ее карьеру начало казаться, что она свернула не на ту дорогу. «Теперь, став совладелицей, она пошла на компромиссы, чего не делала, когда универмаг принадлежал другим», – сообщал «Вименз Уэр Дэйли». «Похоже, у нее убавилось готовности идти на риск или экспериментировать»[619]. Сама Джеральдина высказывалась на эту тему уклончиво. «Я обожаю свою работу, – говорила она в одном интервью. – Работа не дает мне скучать ни в физическом, ни в эмоциональном, ни в интеллектуальном плане. Кроме того, я инвестировала в это дело все свои деньги. Я, что называется, сделала ставку на любовь»[620].
В январе 1985 года земля под ногами Джеральдины вновь зашаталась. Она получила неприятное известие, что ее анонимные партнеры решили воспользоваться своим правом и выкупить здание «Бенделя», а поскольку главная цель сделанных инвестиций достигнута, они захотели продать сам бизнес. «Наше намерение в этом и состояло, – сказал Роналду де Соуза, который представлял в Америке самого крупного из инвесторов, одну бразильскую строительную компанию. – У нас с Джерри всегда были хорошие отношения, но мы просто не могли ей помочь, поскольку, скажем так, не планировали финансировать этот бизнес»[621]. Джеральдина не располагала средствами на то, чтобы выкупить у партнеров 70 процентов в «Бенделе», и поэтому вновь занялась поисками инвесторов. Ничего другого не оставалось – если она не хотела лишиться магазина.
Однажды весной 1985 года де Соуза обнаружил возможного кандидата в покупатели «Бенделя» – листая один журнал, он наткнулся на статью о Лесли Векснере, 48-летнем коммерсанте из Огайо, чья дешевая, но популярная спортивная одежда занимала лидирующие позиции на рынке. Его компания работала в том числе под брендами «Лимитид» и «Викториас Сикрет» и, как утверждалось, производила 200 млн единиц одежды в год – то есть примерно три вещи на каждую американку[622]. «Я подумал про себя: вот очень даже неплохой покупатель для “Бенделя”», – рассказывал де Соуза, который принялся зондировать свои контакты в деловом мире в поисках тех, кто мог бы свести его с Векснером[623]. Через два дня тот прибыл в офис де Соузы. Встреча началась в полдевятого вечера и продлилась три часа. «Он был абсолютно непроницаем, – рассказывал позднее де Соуза, – но чутье подсказывало, что не стал бы он сидеть у меня допоздна ради светских разговоров»[624]. И де Соуза не ошибался: Векснера предложение весьма заинтересовало.
К лету стороны начали обсуждать условия возможной продажи универмага, и к началу августа основные пункты соглашения были определены. Были и другие кандидаты – среди них стоит особо упомянуть Леонарда Стерна, девелопера-миллиардера, предлагавшего выкупить те самые 70 процентов, а Джеральдине оставить ее 30 процентов и перевести универмаг в новое здание, которое строила его компания на углу Мэдисон-авеню и 61-й улицы. Джеральдине идея понравилась, но Стерн в итоге отступил, поскольку стало ясно, что Векснер готов заплатить гораздо больше.
Окончательно определившись с фигурой покупателя, де Соуза решил, что пришла пора познакомить «коммерсанта из торгового центра» с Джеральдиной – к тому же соглашение с Векснером требовало ее одобрения. Их обед втроем состоялся в манхэттенской квартире Векснера. «Если бы между ними не возникла химия, сделка бы не состоялась», – рассказывал до Соуза[625]. Обед прошел хорошо, несмотря на то что Векснер оставался верен своей обычной манере игрока в покер. «Меня трудно “прочитать”, – признавался он. – Я просто смотрю, улыбаюсь, но что у меня на уме – неизвестно»