е на нашу мобильную студию, развернутую прямо в цехе АвтоВАЗа. – На днях Михаил Сергеевич Горбачев заявил, что через пять лет СССР будет законодателем автомобильной моды в мире. Верите ли вы в это?
В цехе повисла пауза.
– Да, – медленно и веско произнес первый секретарь горкома партии (без первого секретаря горкома, понятное дело, прямой эфир не мог бы состояться). – Задача сложная, но, если генеральный секретарь поставил ее перед нами, мы, конечно же, обязаны ее выполнить. И мы ее выполним.
Он говорил – а я смотрел в глаза молодому парню, стоявшему рядом с первым секретарем горкома. По глазам парня я видел, какие страсти борются в его душе. И не мог эти страсти упустить.
– А вы, молодой человек? – обратился я к нему. – Вы верите, что мы станем лучшими в автомобилестроении?
Парень вздохнул, чуть опустил голову и произнес:
– Не будет этого. Никогда не будет. Мы не то что от немцев – мы от Чехословакии-то отстали! У нас же половина деталей на «восьмерки» – импортные!
– Так… – Я почувствовал, как воздух заискрил. – А вы кто?
– Я инженер АвтоВАЗа, – парень вздохнул еще раз и посмотрел на первого секретаря горкома. – И его сын.
– Та-а-ак… – Искры превратились в грозовые молнии. – Так кто же из вас нас обманывает? Страну! Страну обманывает! Кто? Вы, молодой человек, или ваш отец?
И первый секретарь горкома сказал:
– Я не прав.
Дальше мы переключились на студию, и наши подростки беззастенчиво высказывали свое мнение, а наши деятели науки и культуры так же беззастенчиво критиковали подростков и соглашались с ними… И вся эта полифония выстраивалась в общий хор.
Странно: у нас кипели страсти, но практически никто не перебивал друг друга. Никто не позволял себе прямых оскорблений. Никто, конечно же, не устраивал драку в прямом эфире. Но передачу смотрели – не отрываясь.
А потом ее закрыл Егор Кузьмич Лигачев.
Второй человек в партии решил прийти к нам в молодежную редакцию, поговорить о жизни. Мы, конечно, готовились.
– Давайте чаем его встретим! – предложил кто-то из наших.
Тут же побежали на 10-й этаж: в буфете работала знаменитая Римма – ее пирожки обожало все «Останкино». Заказали у нее пирожков («Римма, постарайся, к нам важный гость придет – пусть сам попробует, как ты вкусно готовишь!»), вскипятили чаю.
Егор Кузьмич пришел не один – с телохранителями.
Сел за общий стол (пирожки, чай, аромат – кажется, собственный локоть съешь).
– Егор Кузьмич, чаю налить вам? – спросил я его.
– Хорошо, – кивнул Лигачев.
В этот момент один из его телохранителей достал из кармана фляжку. Открутил крышку. И налил в пустую чашку Лигачева… наверное, чай. Может быть, кофе. Да хоть виски!
Он боялся, что мы его отравим.
Второй человек в партии опасался, что сотрудники молодежной редакции Центрального ТВ могут его отравить!
Лигачев не прикоснулся к пирожкам Риммы.
А мне стало мерзко находиться рядом с ним в одном помещении.
– Знаете, Эдуард Михайлович, вот в вашей передаче – это же не комсомольцы выступают? – начальственно-отеческим тоном, каким разговаривали с «челядью» все члены Политбюро, произнес он. – Скажите, это ведь у вас артисты?
– Какие артисты, вы что? – Я был возмущен.
– Нет, Эдуард Михайлович, не отпирайтесь, – добродушно усмехнулся он. – Мы знаем, какие у нас комсомольцы. Наша молодежь не такая. – Нелепая манера партийных бонз говорить о себе «мы» едва не вывела меня из себя. – Вот этот парень с ленточкой на голове – ну какой он комсомолец? Видно же, что артист.
Парнем с ленточкой был семнадцатилетний Сергей Брилев – тот самый, что потом стал кандидатом исторических наук и заместителем генерального директора телеканала «Россия».
Но это – потом.
А тогда, в 1988 году, Лигачев распорядился закрыть программу «12 этаж». Он ведь искренне верил, что «наша молодежь – не такая». Партийная верхушка к концу 80-х годов настолько оторвалась от реальности, что крах СССР был лишь вопросом времени, а не вероятности.
Глава восьмая«Взгляд»
Ходили, конечно, слухи, что программу придумал «прораб перестройки» Александр Николаевич Яковлев. Что это ему принадлежит идея выпускать телепередачу, которая притянет к себе все внимание молодежи (и желательно – еще и людей постарше) и отвлечет ее от Би-би-си и прочей антисоветчины.
Но «Взгляд» не отвлекал.
Он привлекал – и молодых, и их родителей, и бабушек-дедушек. И главное – он привлекал внимание к тому, что официальной власти хотелось бы скрыть.
Нет, идея «Взгляда» не принадлежала Яковлеву. Возможно, она витала в воздухе. Может быть, Яковлев где-то высказывался о том, что молодежи нужна своя современная телепередача.
Но «Взгляд» – в том виде, в каком он вышел в эфир (и стал не просто передачей, а явлением), – детище в первую очередь Анатолия Малкина и Киры Прошутинской. Это они придумали «кухню», они предложили ведущим одеваться не в официальные пиджаки и галстуки, а в совершенно обыкновенную одежду – поношенные свитерочки и джинсы, и это они предложили, чтобы ведущих было четверо.
Кухня была символом свободомыслия – в советские годы на ней велись все «серьезные разговоры по душам». И Малкин с Прошутинской это тонко обыграли.
А настоящим отцом «Взгляда» стал, конечно, Анатолий Лысенко. Он растил и пестовал и ведущих, и саму передачу.
Когда не было еще никакого «Взгляда», а образовалась лишь идея, мы спорили до хрипоты – о чем он должен быть.
– Про кошку с четырьмя ушами! – убеждали меня.
Было у нас такое устойчивое выражение – «кошка с четырьмя ушами». Означало легкий, увлекательный рассказ о чем-то необычном, но необязательном. Родилась кошка с четырьмя ушами – ух ты! Держит молодой парень лошадь на балконе городской квартиры – ух ты!
Но я чувствовал: нельзя нам ограничиваться одной лишь кошкой (хотя и без кошки – ну куда? И про кошку нужно!).
– Эта передача должна быть политической, – убеждал я творческую группу. – Точнее, не только политической, она должна стать передачей про жизнь. Если уж мы берем формат кухни, то странно обсуждать на ней только «кошек». Да, на кухнях смеются, шутят, говорят о ерунде и забавных случаях, но ведь не только для этого мы собираемся вместе. Нам важно поговорить и о том, что болит, о проблемах, с которыми сталкиваемся, о сложностях и препятствиях, которые возникают на пути. Нам зритель не поверит, если на кухне мы будем только о «кошках»…
Мне удалось убедить коллег. «Взгляд» стал передачей о том, что волнует страну в эту пятницу. И в следующую пятницу. И в послеследующую. Нам нужно было уловить нерв.
Хотя «взглядовцы» сняли сюжет о лошади на балконе – и он оказался одним из самых удачных за всю историю передачи. Речь в нем шла о молодом парне по имени Петр, еще совсем мальчишке.
– Да этого коня хотели в совхозе отправить на бойню, – говорил парень с лицом ангела. – А мы выкупили его по цене мяса. Лечили долго, он болел. Вот, вылечили. Вышли с конем на улицу, на нас жалуются: «Он нам сейчас тут всю траву потопчет!» А машины у них на траве стоят – им не жалко…
Он рассказывал это так просто и бесхитростно, что у зрителей сжималось сердце. Ночевал конь у Пети в спальне.
– Укусил меня под утро… – Петр нежно гладил коня по морде.
Потом этот сюжет завоевал Гран-при на фестивале в Монтрё, но для нас ценным было даже не это – а то, что «Взгляд» благодаря запредельной честности, полному отсутствию лакировки действительности объединял людей.
И, конечно, ведущие. С ведущими было полное попадание.
Помню, как увидел их первый раз: четверых молодых и наглых парней привел ко мне знакомиться Андрей Шипилов, завотделом публицистики.
Они зашли в мой кабинет: умные, отвязные, свободные. Они были «нездешними»: у каждого – отличное образование, каждый работал в радиовещании на зарубежные страны, многие из них уже успели побывать за границей (а Саша Любимов – тот и вовсе достаточно долго жил с отцом в Дании). Они видели мир, знали несколько иностранных языков, были по несколько раз женаты. Как-то мы посчитали: на четверых человек у них было семь жен и девять иностранных языков.
Влад Листьев, Александр Любимов, Дмитрий Захаров, Олег Вакуловский.
Поздоровались, сели за стол – кажется, были готовы и ноги на него положить, – рассказали, какой они видят будущую, пока еще безымянную передачу… О телевидении говорили с легким пренебрежением, как о попсе.
Они казались мне по-настоящему смелыми, как и по-настоящему понятными. Конечно, они были свободнее большинства из телевизионщиков 80-х годов. Конечно, это были люди другого мира и другого кругозора.
Но они оставались нормальными советскими ребятами. В своем иновещании, где они трепались на радио «обо всем подряд», ребята все равно понимали, что они могут сказать, а что – нет. И соблюдали границы трепа. Словом, идеальное попадание на роль ведущих. Я сразу, с самого начала разговора понял: оно! Мы нашли идеальных ведущих.
Олег Вакуловский проработал в кадре лишь несколько выпусков. Потом ушел за кадр, а вскоре тяжело заболел и умер. Четверка ведущих не была раз и навсегда определенной – на «кухню» приходили Александр Политковский, Владимир Мукусев, Сергей Ломакин, Артем Боровик, Сергей Бодров…
Потом я долго размышлял над этим: трое ведущих самой свободной передачи на советском (и российском) ТВ ушли из жизни не своей смертью. Влад Листьев и Артем Боровик были убиты, Сергей Бодров погиб в Кармадонском ущелье. Что это – случайность? Или все-таки нет?
В телепрограмме, которую печатали в газетах, она именовалась просто «молодежной развлекательной программой» – и все. Споры вокруг названия не утихали. Я сразу предложил назвать программу «Взгляд», мне сразу все сказали: «Нет, это неоригинально» – в результате первый выпуск «Взгляда» оказался без названия.
Впрочем, программе это сыграло только на руку: ведущие предложили телезрителям самим придумать название передачи… а зритель у нас отзывчивый.