Я сел за письменный стол Мамедова – только теперь это был мой стол.
Я посмотрел на телефоны прямой связи Мамедова с табличками «Горбачев», «Крючков», «Лукьянов», «Шеварднадзе» – только теперь это были мои телефоны.
– Да, Эдик, – сказал я сам себе. – Сбылась мечта идиота.
По чистой, гладкой, идеально ровной коричневой поверхности стола пробежала стайка рыжих тараканов.
Тараканы были не к добру. Совсем скоро из приятного ступора меня вывел звонок Михаила Полторанина.
– Ты чего, бл…! – орал он в трубку. – Ты ох…л, бл…?! Ты какого х… там творишь?
– Миш, что случилось? – Я чуть отодвинул трубку от уха: истерика Полторанина била по барабанным перепонкам.
– Что за сюжет ты дал в программе «Время»? Мы что, по-твоему, дербаним партийное имущество?!
– Миш, ну вы правда дербаните, – усмехнулся я.
Сюжет действительно был – бомба. Ровно в тот же день, как победила, молодая ельцинская власть занялась перераспределением среди своих людей партийных квартир, машин и прочих благ цивилизации. Занялась так неприкрыто и нагло, что не рассказать про это мы не могли.
– Ты что? – орал Полторанин. – Ты забыл, кто тебя поставил на это место?! – Значит, мою кандидатуру все-таки согласовали с Ельциным. – И вообще, – надрывался он, бывший тогда ельцинской правой рукой, – сейчас мы власть! Мы будем говорить, что тебе можно, а что нельзя!
Я положил трубку.
Посмотрел на огромный, просторный, бездушный кабинет Мамедова. На мой теперь кабинет.
– Попал, – сказал я себе. И был прав.
Как раз в тот момент меня озарило: я должен делать свое телевидение. Не горбачевское. Не ельцинское. Не общественное даже – свое. Чтобы никто не говорил мне, какие сюжеты ставить в эфир. Никто не распоряжался эфирной сеткой, кроме меня. Никто не диктовал, какой должна быть картинка.
Я должен сделать свое. И только свое. Тот день я считаю днем рождения ТВ-6.
Я проработал в «Останкино» еще месяцев восемь. Это было сложное время – мы не сошлись характерами с Егором Яковлевым, хотя он искренне старался подружиться, приглашал меня к себе на дачу. Он нравился очень многим людям, женщины его просто обожали, но… можно сказать, мы не совпали по крови. Такое бывает даже среди очень хороших людей.
Потом Яковлев пригласил Игоря Малашенко на должность политического директора – что оставалось делать мне? Чем заниматься?
Как раз в тот момент, когда почва для ТВ-6 была подготовлена, я написал заявление об уходе.
Глава двенадцатаяТВ-6
Однажды я совершенно случайно узнал, что в России есть свободная телевизионная частота. Не первый канал, не второй, не учебный. Еще один. Полностью «готовый к употреблению». Только он не используется.
Канал, зарезервированный для КГБ. И вроде бы во времена Советского Союза КГБ действительно этой частотой пользовался. Но потом что-то пошло не так – и «контора» от этой частоты отказалась, передав ее в ведение Министерства обороны.
Военные «подарок» приняли, но что с ним делать – не придумали.
Словом, она просто была. Представьте, что между Москвой и Санкт-Петербургом построили бы отличную широкополосную дорогу – но по ней бы никто не ездил, потому что о ее существовании не стали сообщать. Или в городе, где не хватает больниц, возвели новую современную больницу, наполнили ее оборудованием, но так бы и оставили без персонала и пациентов.
Или… – да, или в стране открыли бы телевизионную частоту и не использовали ее по назначению.
– Александр Анатольевич, мне кажется, это совершенно нерационально: иметь свободную частоту и не пользоваться ею, – я сидел в кабинете заместителя министра связи СССР Александра Иванова и рассказывал ему про то, что он знал лучше, чем кто бы то ни было.
Несмотря на то что в начале 1992 года СССР де-факто уже распался, Иванов все еще назывался заместителем министра связи СССР, а не Российской Федерации. И, несмотря на то что я пришел к нему как к чиновнику, Иванов в первую очередь был человеком военным. Точнее, военным связистом.
Мне не пришлось ничего рассказывать ему про частоту – он и без меня все знал.
– Но нельзя просто взять – и передать ее вам. – По голосу Иванова было понятно: в принципе, он меня поддерживает.
– Согласен, – я кивнул. – Но можно разыграть ее на конкурсе.
– Хорошо. Готовьте документы.
Иванов мог бы ответить: «это не в моей компетенции» или «мы должны вынести этот вопрос на повестку, создать комиссию, рабочую группу». Он мог бы найти миллион вариантов, позволяющих ему снять с себя ответственность.
В начале 90-х время было такое, что приходилось все решать быстро. И люди были такими, что не боялись брать ответственность на себя. Я до сих пор благодарен Александру Иванову за то, что он не «замылил» этот вопрос.
Так началась история ТВ-6. Первые шаги мы делали с Нугзаром Попхадзе и Олегом Орловым – каждый из них внес неоценимый вклад в это новое для нашей страны дело…
На федеральную конкурсную комиссию тогда заявились три сильных претендента: я со своей идеей независимого телевидения, газета «Аргументы и факты» и неизвестная мне компания под названием «Северная корона».
И «АиФ», и «Северная корона» стали для меня не то чтобы неприятной неожиданностью, но радости от появления конкурентов я, конечно, не испытывал. При этом я понимал Владислава Старкова, главного редактора «АиФ». Газета тогда была популярной настолько, что ее тираж даже вошел в Книгу рекордов Гиннесса. В 1990 году он составил более 33 миллионов экземпляров – самый большой тираж печатного СМИ за всю историю человечества.
Конечно, Старкову уже было тесно в газетных рамках. Он чувствовал, что редакция должна развиваться дальше, – и решил, что новым вектором развития станет телевидение.
Он был сильным соперником.
А мне нужна была ТВ-частота.
Не скажу, сколько водки выпили вместе, но с Владиславом Старковым мы все-таки договорились: если конкурс выиграет он – его редакция будет давать «зеленый свет» моим проектам. Если выиграю я – «зеленый свет» загорится для «АиФ».
С загадочной «Северной короной» все оказалось по-другому. Я выяснил: эта организация оказалась связана то ли с бизнес-университетом, то ли с православной церковью. В любом случае предполагалось, что с экранов ТВ она должна будет нести духовные ценности. И она таки смогла выторговать два часа ежедневного эфирного времени на канале ТВ-6.
Да, я выиграл в том конкурсе. Я – и частично «Северная корона».
Забегая вперед, расскажу: история с «Северной короной» произошла удивительная. Те два часа ежедневного вещания, что отдали «Короне», ломали мне весь эфир. Мы очень тщательно выстраивали свою сетку, долго выверяли, какая программа пойдет первой, какая – вслед за ней. Нужно, чтобы все узелочки были правильно завязаны, чтобы зритель, заканчивая смотреть одну программу, уже предвкушал следующую.
И мы видели, как от передачи к передаче рос охват зрителей – а в 15.00, когда «власть» ТВ-6 заканчивалась и наступало время «Северной короны», он резко падал.
Инородная – и по стилю подачи информации, и по темам, и по качеству съемок – телекомпания «выключала» наших телезрителей. И не приводила своих.
Через год-полтора, когда моим бизнес-партнером уже стал Борис Березовский, мы договорились с ним поехать к отцу Питириму, митрополиту Волоколамскому и Юрьевскому и руководителю издательского отдела Московской патриархии.
Разговор нам предстоял сложный: мы хотели убедить одного из самых влиятельных людей в РПЦ отказаться от вещания на ТВ-6 и обсудить другие варианты сотрудничества. Я приехал вовремя, отец Питирим меня уже ждал. Березовского не было.
Начали говорить о вещах незначительных, проговорили десять минут, пятнадцать… Березовского нет.
Двадцать минут – нет.
– Батюшка, позвольте, я позвоню, – набираю номер редкой тогда еще сотовой связи, – и в трубке после гудков – какие-то крики, шум, звуки падающих предметов.
– Владыка, видимо, не поговорить нам сегодня, – извиняюсь перед отцом Питиримом. – Что-то случилось, я должен срочно уехать.
Уже в машине, мчась в дом приемов ЛогоВАЗа, я услышал по радио, что на Березовского было совершено покушение. И судя по всему, произошло оно как раз, когда я ему звонил.
Столы перевернуты, бумаги разбросаны, люди испуганы. Кто-то вжимался в стену, кто-то крестился. По коридорам дома приемов метался Березовский – лицо и руки его были в бессчетных царапинах, белки глаз – красными, одежда – разорванной.
Он был в бешенстве:
– Это Лужков! Это он! – Казалось, Березовский живет силой своей ярости.
Его пытались утешать две его жены – бывшая и «действующая», но утешать можно того, кто испуган или подавлен. Кто растерян – даже и того можно.
Березовский же не выглядел ни растерянным, ни испуганным, ни подавленным. Казалось, он даже не замечал, что руки его травмированы, а в белках глаз – осколки стекла (они действительно были! Я сам потом договаривался со Святославом Федоровым, чтобы врачи его клиники сделали Березовскому операцию).
Бомба сработала в старом «Опеле», припаркованном возле здания ЛогоВАЗа. Машина взорвалась ровно в тот момент, когда с ней поравнялся «шестисотый» бронированный «Мерседес» Березовского. Водитель погиб, Борис получил ранения средней степени тяжести.
Березовский то и дело накручивал диск телефона – звонил всем, вплоть до генпрокурора – и требовал, чтобы Лужкова наказали: в первые моменты после взрыва Борис Абрамович был уверен, что бомба – дело рук московского градоначальника.
Потом выяснилось: взрывное устройство – «подарок» Сильвестра, был в России такой авторитет в начале 90-х годов.
Через некоторое время Сильвестр погиб – в его машине сработала бомба. Точь-в-точь как у Березовского, только у Сильвестра – со смертельным исходом. Борис Абрамович обид не прощал.
Впрочем, про Березовского я еще буду рассказывать.
С «Северной короной», кстати, мы все-таки смогли завершить работу: компания ушла с нашего канала, и мы вздохнули с облегчением. А вот «АиФ» я действительно был рад предоставить какую-то часть эфирного времени, но профессионал Старков, начав делать передачи и быстро поняв, что телевидение и газеты – это две разные «журналистики», благословил меня на работу в одиночку. Впрочем, с «Аргументами и фактами» у нашей телекомпании всегда были теплые отношения – «АиФ» много писал про ТВ-6, мы рассказывали про них.