Sezame Street!
«Улица Сезам» тогда была одной из самых популярных детских программ в мире. Как случалось с каждой хорошей программой для детей, смотрели ее и дошкольники, и школьники, и их родители. Соответственно, аудитория удваивалась (если не утраивалась – прибавьте еще бабушек-дедушек), а реклама детских товаров, которую ставили в сетку вещания рядом с такой передачей, вызывала многомиллионное «мам, купи!» – и это знали все маркетологи мира.
– Сид, как здорово! – Меня охватила волна радости. – Мы как можно скорее поставим программу в эфир!
– Нет, Эд, – Сидней рассмеялся, помахал рукой. – Я привез тебе формат. Ты можешь делать в России программу по типу «Улицы Сезам». Ты имеешь на это право. Понимаешь?
Я чувствовал себя индейцем, продающим Манхэттен за стеклянные бусы.
Формат? Сидней Пайк всего лишь привез мне формат? Да зачем мне его разрешение, за полгода мы и без него придумаем и сделаем отличную детскую передачу, не хуже «Сезама»! В России – в стране, где живет Ворошилов, создавший «Что? Где? Когда?», «А ну-ка, девушки!»; в стране, где родился КВН (первыми авторами были Сергей Муратов, Альберт Аксельрод и Михаил Яковлев) с его бессменным ведущим Александром Масляковым и режиссером Светланой Масляковой, – в НАШЕЙ стране нет специалистов по формату?! Да за кого Сидней нас принимает?
Я был страшно раздосадован.
На старте работы ТВ-6 мне остро требовались программы, которые я мог бы брать и ставить в эфир готовыми. Мне нужно было занять эфирное время новыми, качественными программами – и мы уже вовсю разрабатывали их с Иваном Демидовым и творческой молодежью ТВ-6. Но на подготовку программ нам нужно было время.
«Улица Сезам» – готовая, переведенная с английского на русский – отлично прикрыла бы нас. А делать ее с нуля… Тоже мне, подарок!
Ситуацию с «Сезамом» я мог бы списать на разницу менталитетов – собственно, на нее я и списал. Но в один не самый приятный день я узнал, что часть денег, которые ТВ-6 получает за рекламу, уходит прямиком в Атланту – даже не задерживаясь на счетах ТВ-6.
Рекламой в нашей телекомпании заведовал американец. И это было логично – в начале 90-х годов россияне были сущими младенцами в рыночной экономике и маркетинге.
Впрочем, не настолько уж младенцами: проблемы с бухгалтерией я обнаружил. Возмутился. Орал на Теда (тот уверял, что понятия не имеет об этом). Но каким-то шестым чувством осознал: придет время – и финансовое хамство американцев может сыграть нам на руку.
Переговоры о заключении договора шли тяжело. Мы уже давно работали вместе, американцы уже жаловались на выпитую кока-колу, российские сотрудники уже адаптировали их программы под наши реалии, а наши с Тедом Тернером подписи на договоре так и не появлялись.
Да и договор сам не появлялся. Над ним работала серьезная британская адвокатская контора, и с CNN, и с нами согласовывали каждую запятую, затем вносили правки и снова согласовывали. В какой-то момент мне стало казаться, что так будет всегда: мы работаем с Тедом, британцы согласовывают наш договор.
Но наконец-то итоговый вариант появился. Мы проверили все, что могли, – и я отправился в Атланту.
Это было событие мирового масштаба: в офисе Теда Тернера собрались журналисты, кажется, из всех известных мне информагентств.
Проходим в зал.
Садимся за стол.
Листаем договор.
Честно скажу: я не собирался вчитываться в каждую букву. Мне казалось, я уже выучил наизусть несколько десятков страниц этого текста – настолько долго тянулись согласования.
Поэтому договор я начинаю просто листать – и обнаруживаю, что на 19-й странице английский текст занимает больше места, чем должен. Я не могу понять, что там написано (юридический английский, как и юридический русский, – это особый язык, имеющий весьма опосредованное отношение к литературному), но чувствую: что-то идет не так.
– Переведите мне, пожалуйста, вот этот кусок текста, – прошу я, подзывая помощника.
– Эдуард Михайлович, прямо сейчас? – Помощники тоже чувствуют: события развиваются не по сценарию.
– Да, прямо сейчас. Пока не переведут, я ничего подписывать не буду, – произношу твердо – никто даже не пытается со мной спорить.
Переводят.
Если говорить простыми словами, лишний абзац гласил: американская сторона имеет право отказаться от исполнения любого из своих обязательств в случае, если сочтет это необходимым.
Это был договор рабства.
– Что?! – Я швырнул Теду лист бумаги. – Что это такое, Тед?
– Я понятия не имею. – Он выглядел растерянным. – Я сам первый раз вижу этот абзац.
– Кто его туда вписал?! – Мой голос звучал так громко, что, кажется, записывался даже на неработающие диктофоны.
– Это моя инициатива, – один из британских адвокатов шагнул вперед.
– Ты что, сука, делаешь?! – Я подскочил к нему, схватил за грудки…
Меня оттащили. Американцы уверяли, что они тут же, сию секунду выкинут этот абзац из договора. Извинялись. Клялись, что это недоразумение.
– Нет, – я положил ладонь на стол, – совместного предприятия CNN и ТВ-6 не будет.
Мы собрались – и улетели в Москву.
Из нашего московского офиса американцы тоже ушли довольно быстро. Они грозили мне чудовищными штрафами за неустойку и безнадежной порчей репутации.
– Тед, выписывай штраф, – сказал я Тернеру. – Но тогда я всему миру расскажу, как твои сотрудники воровали рекламные доходы ТВ-6 и отправляли их прямиком в Атланту.
– Жаль, что нам не удалось вместе поработать, Эдуард, – ответил Тернер.
Он не выписал штраф.
А я не стал рассказывать про рекламные махинации.
Я до сих пор не могу ответить себе на вопрос: знал ли Тернер об этом лишнем абзаце? Согласовывали ли с ним его появление? Тед выглядел по-настоящему растерянным, когда я обратил внимание на тот абзац.
Но от чего была эта растерянность? От того, что договор изменили без его ведома? Или от того, что он не ожидал от меня такой наблюдательности?
И все же я безумно благодарен Теду Тернеру за его неоценимую помощь российскому телевидению (не только ТВ-6). Это человек поистине выдающийся – он легенда мирового телевидения.
Глава тринадцатаяБорис Березовский
Приемник и передатчик. Для того чтобы телевидение состоялось, нужен не только передатчик – нужен еще и приемник. Для того чтобы передача стала событием, нужно, чтобы ее не только отлично сняли – но еще и увидели.
Для того чтобы зрители начали смотреть ТВ-6, у них должна была появиться техническая возможность. Канал, который мы получили, никогда не проходил под грифом «совершенно секретно». Но и совершенно открыто про него тоже никогда не говорили.
Никто не стремился к тому, чтобы сигналы, распространяемые по этому каналу, пришли в каждый дом.
А мы стремились.
Я тогда заложил свои «Жигули» – и все деньги вложил в развитие ТВ-6. Это, конечно, была капля в море, но кто знает – может быть, именно эта капля и повлияла? А может быть, люди, видя, что руководитель канала ради успеха рискует собственными деньгами и имуществом, начинали больше мне доверять? Может быть, они думали: «Ну не станет же Сагалаев вкладывать собственную машину в заведомо убыточное предприятие. Раз вкладывает – значит, будет успех».
А мы устанавливали приемники – иногда один на дом, иногда – один на подъезд. В каждом московском дворе. За свой счет.
За техническое оснащение канала у нас отвечали Стелла Неретина и Елена Злотникова – и только благодаря им ТВ-6 пришел в каждый дом. Это, конечно, фраза-штамп, но ирония в том, что канал действительно шел в каждый дом – ногами наших сотрудников, которые устанавливали приемники.
А после того, как мы освоили Москву, рискнули арендовать спутник. И нам пошли навстречу: цену за аренду сделали договорной, приемлемой для развивающегося канала.
Тогда я позаботился и о родном Самарканде. В то время молодой энтузиаст, мой друг и ученик Фирдавс Абдухаликов создавал там первое частное телевидение. И весь пакет программ Шестого канала он совершенно бесплатно по спутнику получил от меня в подарок телезрителям Самарканда. Фирдавс сделал блестящую карьеру, он стал президентом Национальной ассоциации электронных СМИ республики, сейчас он руководит студией «Узбекфильм». Он тонкий знаток суфизма, издает уникальные книги древних восточных рукописей и рисунков. Наша дружба только окрепла за эти годы.
…Ивана Демидова мы в шутку называли «кабельмейстером»: на своей первой телевизионной работе Ваня таскал кабель по студии. Но длилось это недолго – он пришел в молодежную редакцию, быстро обратил на себя внимание, завел «Музобоз», надел на себя темные очки (сколько теорий строили поклонники и поклонницы Демидова о том, почему ведущий всегда в очках, как мечтали миллионы зрителей наконец-то увидеть его глаза!) – а потом перешел на ТВ-6 главным продюсером. Александр Пономарев тогда был генеральным, а Александр Олейников программным директором.
Их было очень много – крутых, молодых, совершенно не вписывавшихся в советскую сетку вещания ТВ молодых журналистов. Я приглашал их работать на ТВ-6 – фактически в никуда. Они не знали, что это за канал. Они не видели еще ни одного его выпуска – но они шли. Однажды меня спросили: «А как вы их убеждали? Ведь вы же не могли пообещать огромные зарплаты?»
Не мог и не обещал.
Я обещал кураж.
Мало кому выпадает шанс создавать телевидение с нуля. Как правило, журналист приходит работать на действующий канал, принимает его гласные и негласные правила и законы… Максимум, что он может сделать, – свою программу.
А здесь каждый из нас и мы все вместе делали свое телевидение.
Оно было наше. Нам никто не мог позвонить «сверху» и сказать: «Вот этот сюжет поставь в новости, а этот убери». У нас и новостей никаких не было. Сагалаев не будет выпускать передачи о политике? Мне не верили. А я к тому времени наелся этой политики – выше крыши. И очень хорошо понимал: если мы хотим оставаться независимыми, нам не нужно влезать в политику.