Когда журналисты были свободны — страница 23 из 32

Тем более что зрителей намного больше волновала обычная жизнь с обычными, неполитическими проблемами.

И наша команда создавала передачи, каких никогда не было на российском ТВ.

Нас включали, чтобы смотреть «Акул пера» и «Я сама», «О.С.П. – студию» и «Дорожный патруль», «Вы – очевидец» и «Мое кино»… Когда мы обсуждали формат новой передачи, я мог понять, понравится она зрителям или нет. Но те же «Акулы пера» и «Я сама» «выстрелили» настолько, что даже в самых смелых прогнозах я не мог ожидать такого успеха.

После программы «Я сама» Юлия Меньшова стала настоящей телезвездой, впрочем, как и Таня Лазарева, Миша Шац и другие талантливые ребята из «О.С.П. – студии», как Ваня Усачев и Отар Кушанашвили… Как Станислав Кучер с программой «Обозреватель», когда у нас все-таки появились новости.

В конце концов мы обнаглели настолько, что даже сняли художественный фильм «Бедная Саша». Его режиссером стал Тигран Кеосаян, а продюсерами – Иван Демидов, Давид Кеосаян и Татьяна Воронович. Милая рождественская история завоевала для нас ТЭФИ и была очень тепло принята зрителями. Я тогда задумал свою телепрограмму «В мире людей». Она была о вечных ценностях, о любви, о жизни и смерти. Тут требовалась особая интонация, никакой фальши, искренность, доверительность. И кажется, нам это удалось, во многом благодаря соавторам программы Оксане Найчук и Виктории Эль-Муалля.

Да, все это время я работал с Березовским.


Мы, конечно, были с ним знакомы и раньше. Но знакомство это было скорее шапочным, чем близким. Но однажды – у меня уже был ТВ-6, но еще не было достаточно денег на его развитие, – Березовский вдруг пригласил меня на ужин.

Мы приехали в какой-то ресторан в подвальном помещении. Никакой нарочитой роскоши: все спокойно и практически безлико. Заказали еду – но даже приблизительно не вспомню, что мы тогда ели и ужинали ли вообще. Меня захватила беседа с Березовским.

Он, конечно, человек совершенно неординарный. Оценивать его в категориях добра и зла – все равно что температуру воздуха измерять в метрах – невозможно. Он предлагал мне деньги и сотрудничество. Причем денег предлагал очень много, а сотрудничество – с минимальными для меня рисками.

И мы подписали договор. 37, 5 % акций ТВ-6 оставалось у меня. Ровно столько же уходило Борису Березовскому. Ни один из нас не имел права голосовать против другого – об этом мы тоже написали в договоре. Фактически мы оставались держателями контрольного пакета акций ТВ-6.

За свои акции Березовский обязался вложить в ТВ-6 30 миллионов долларов.

Если за годы работы мы получили от него хотя бы 5 миллионов – это уже было бы хорошо. Как только я чувствовал, что над нами сгущаются финансовые тучи, ехал к Березовскому в ЛогоВАЗ и спрашивал:

– Боря, где деньги?

– Деньги были, деньги будут, денег нет, – отвечал он своей коронной фразой, через день-два давал 100 или 300 тысяч рублей, и я на время успокаивался.

А потом все начиналось по новому кругу.

Он учил меня:

– Никогда не работай своими деньгами! Никогда! Работай только чужими!

И сам всегда действовал по этой схеме: брал у кого-то в долг, чтобы отдать другому, потом брал еще, чтобы вложить в оборот, потом возвращал (если возвращал) долг и брал еще…

В эфирную сетку он не вмешивался, и сюжеты для передач мы с ним, конечно, не согласовывали. Впрочем, его отношение к телевидению хорошо показал один факт.

Однажды он позвонил мне ближе к вечеру и сказал, даже не поздоровавшись:

– Кис ми квик…

– Что-что, Боря? – Я был уверен, что ослышался.

– Кис ми квик! – В его голосе почувствовалось раздражение. – Есть такая песня – Kiss Me Quick. Поставь ее в эфир.

– Ну-у-у… хорошо, – удивился я. – Надо подумать, в какую передачу она лучше подойдет.

– Без разницы, в какую! Поставь ее прямо сейчас. Какая передача сейчас идет – в такую и поставь!

И я ведь действительно попросил Ваню Демидова – мы нашли эту песню, раздвинули программу, поставили песню. Иногда наглость просьб (каких «просьб»? Требований!) Березовского была настолько запредельной, что буквально гипнотизировала – и заставляла их выполнять.

Потом уже мы встретились с ним лично. Я бросился к нему за разъяснениями:

– Борь, ты что вообще творишь?!

– Понимаешь, – он слегка смутился, – у меня там была телка – я хотел ей показать, что кое-что значу на телевидении. Ну она и сказала: «Докажи! Kiss Me Quick» мне поставь!

Я хохотал минут пять. Ничем другим, кроме смеха, отреагировать на такое было невозможно.

Если бы вмешательство Березовского в политику канала ограничивалось только внезапно понадобившимися песнями, думаю, он существовал бы до сих пор. И у этой книги был бы другой финал. Но произошло то, что произошло. Впрочем, об этом – в следующих главах.

Глава четырнадцатаяВыборы-1996

Не бывает среди политиков фигур однозначно положительных или однозначно отрицательных. Когда меня просят оценить личность Ельцина, я объясняю, что не могу сказать о нем в двух словах.

Мы не были с ним тесно знакомы (я целенаправленно избегал близких знакомств со всеми первыми лицами – такие отношения автоматически делают тебя обязанным, связывают по рукам и ногам), но, конечно, хорошо знали друг друга.

В конце 80-х Ельцин был кумиром миллионов. Первый секретарь горкома, который ездит в общественном транспорте и разносит чиновников в пух и прах. Нация, еще недавно восхищавшаяся Горбачевым за то, что открыл железный занавес и впустил в страну ветер свободы, мгновенно избрала себе в кумиры Бориса Николаевича.

Тогда Горбачев совершил стратегическую ошибку – он начал «давить» Ельцина (чем лишь прибавлял ему плюсов, а себе – минусов). А мог бы отправить «конкурента» послом в какую-нибудь приятную для самоуважения страну вроде Франции или Италии – возможно, вся история современной России тогда сложилась бы иначе. Но может быть, и нет. Не берусь судить.

В начале 1996 года рейтинг Ельцина был равен пяти процентам. Борис Николаевич обрюзг, давно перестал ездить на трамвае, инфляция в стране нередко приписывала себе приставку «гипер», бушевала война в Чечне… С таким процентом инфляции и таким процентом народного доверия идти на выборы казалось самоубийством.


Это был один из безликих кремлевских кабинетов. Место во главе стола пустовало, мы сидели за вытянутым «языком» стола переговоров, как равные. Якобы – как равные. Заместитель председателя Правительства РФ Олег Сосковец, начальник службы безопасности президента Александр Коржаков и я.

– Эдуард Михайлович, я передаю вам просьбу Бориса Николаевича. – Коржаков смотрел мне прямо в глаза. – Борис Николаевич просит вас занять пост председателя ВГТРК.

– Председателя ВГТРК? – Мне даже показалось, что я не расслышал. – А что с Олегом Максимовичем Попцовым? Почему он не будет работать?

У Попцова на ВГТРК все складывалось отлично: канал прирастал аудиторией и региональными эфирами – и к середине 90-х сложно было сказать, какая кнопка вещания на самом деле первая по силе воздействия на зрителей – первая или вторая.

– Не беспокойтесь, с Попцовым все уже решено. – Сосковец подался вперед. – Это его личное желание – уйти с ВГТРК. Ему уже предложена должность посла в хорошую страну, его все устраивает.

– Что ж… – Я понял, что в такой ситуации не должен ни отказаться, ни согласиться, но должен укрепить свои позиции. – Что ж, если это желание Бориса Николаевича, то пусть он сам мне об этом и скажет.

– Хорошо, – и Сосковец, и Коржаков неожиданно быстро это приняли.

14 февраля Ельцин едет в Екатеринбург и приглашает меня в состав своей делегации. Его рейтинг – 6 %. В своем родном городе он официально объявляет, что принял решение идти на выборы президента.

А после, спустившись со сцены, подходит ко мне.

– Эдуард Михайлович, – говорит медленно, с трудом. – Я прошу вас возглавить ВГТРК.

И ему я тоже задаю вопрос про Попцова.

И он мне тоже говорит, что с Попцовым все будет в порядке. 15 февраля выходит приказ о моем назначении на должность председателя ВГТРК.

Почему я тогда согласился? До сих пор не могу ответить себе. Борис Березовский тогда говорил: «Ты совершаешь ошибку». Но, видимо, я не мог ее не совершить. Наверное, в тот момент я еще не наигрался в политику. Хоть и говорил, что на ТВ-6 ее не будет, хоть и избегал ее старательно во всех проявлениях (исключение мы сделали лишь один раз – когда транслировали штурм Белого дома в 1993 году, – тогда я не мог поступить иначе), но политический журналист во мне все еще жил.

И была еще та самая магия масштаба. Пусть ТВ-6 транслировался по всей стране. Но у ВГТРК зона покрытия была несравнимо больше. И это на меня действовало магнетически. Человек, который много раз выходил в прямой эфир перед сотнями миллионов зрителей, уже не может избавиться от этой «потребности в масштабе».

Утром 16 февраля я приехал на ВГТРК. Первым, кого встретил, был Олег Попцов – хмурый и неразговорчивый.

– Олег, что случилось? – Я подумал, у него какие-то нелады, не связанные с работой.

– Что случилось?! – Попцов сверкнул глазами. – Ты меня подсидел – вот что случилось!

По спине пробежал холодок.

– Подожди… – Я все еще пытался вернуть себе ощущение реальности. – Но ты же уезжаешь послом… Куда ты едешь? Во Францию?

– Да никуда я не еду! – Попцов буквально выбросил реплику. – Никуда! Я! Не еду!

– Как?

– А вот так, – и он, прочитав на моем лице бесконечное изумление, добавил: – Тебя обманули. И меня обманули. Нас всех обманули.

Я повернулся и пошел в кабинет. В приемной поймал на себе пару злых и несколько обиженных взглядов. Коллектив ВГТРК смотрел на меня как на оккупанта, который пришел и выставил за дверь их любимого Олега Максимыча.

Достал бумагу, ручку. И написал заявление с просьбой уволить меня с поста председателя ВГТРК по собственному желанию. Отдал в канцелярию – и уехал домой.

Заявление потом напечатали в газетах.