— Ого… Ладно. Господи. В этом больше смысла, чем хочется. — Уилл вытаскивает из-под своей пинты влажную салфетку и мнет ее в руках, качая головой. — Но откуда берется первое насилие, если все появляются с чистым листом? Почему одни дети становятся целью, а другие — нет?
— Кэмерон не было и четырех, когда ее жизнь перевернулась с ног на голову. — Мои мысли скачут сквозь десятилетия к моему собственному детству, детству Дженни и бесчисленных других, набирая кинетическую энергию. — Подумай, насколько она была маленькой для разворота жизни на сто восемьдесят градусов. Но достаточно взрослой, чтобы потерять ощущение себя, ощущение принадлежности к кому-то. Даже если Кэмерон не показалась Эмили и Трою одинокой и напуганной, эта растерянность и неопределенность вынуждали ее слишком доверять другим. Ей хотелось любви. Хотелось чувствовать себя уверенно. — У меня сдавило горло, язык еле шевелится, но я заставляю себя дойти до конца. — И, словно этого мало, шрам от той ранней травмы отлично способен привлечь к ней внимание. Внимание другого хищника.
Уилл вздыхает.
— Гребаная ирония. Я хочу сказать, Эмили и Трой думали, что помогают нуждающемуся ребенку, а в результате причинили вред, который привел к такому концу.
Он действительно слушает.
— Ты спрашивал, почему я не хочу снять Эмили с крючка? Именно поэтому. Что, если случившееся с Кэмерон произошло после того, как ее спасли? Когда она должна была быть в безопасности и счастлива? — на последнем слове у меня срывается голос, руки на краю стойки дрожат.
Уилл замечает все это, и не только. Я прыгаю выше головы, и мы оба это понимаем. Однако он даже не подозревает, сколько разных сил подталкивают меня и почему я сейчас не могу притормозить — почему не могу и не позволю потерять Кэмерон. Любой ценой.
Он двигает табуретку, чтобы развернуться ко мне, на его лице озабоченность.
— Ты хорошо разбираешься в этих штуках, и у тебя большой опыт. Это я знаю. А еще я знаю, Анна, что твоя работа в Сан-Франциско протащила тебя через кучу вещей, которые никто не должен видеть. Может, поэтому ты и вернулась сюда.
У меня горит лицо, я не в силах встретиться с ним взглядом.
— Если все это будет для тебя слишком тяжело, ты должна мне сказать, ладно? Я здесь. Мы команда. — Он дотягивается до моей руки и сжимает ее, подчеркивая слова. — Да?
— Конечно. — Я с трудом сглатываю. — Но, Уилл, кто-то должен спасти эту девушку.
«И этим кем-то придется быть мне».
Глава 25
На следующее утро я еду в город на восходе солнца, чтобы встретиться с Уиллом в кафе «Хорошая жизнь» и прихватить кофе. Потом мы забираемся в его машину и едем на юг вдоль побережья, в Петалуму, огибая длинную серую полосу тумана, которая затирает океан и горизонт. Всё, кроме дороги.
— Есть какие-то новости о Руссо? — я проснулась, думая о ней, будто в моей голове мало одной пропавшей девушки. — Ты прогнал номер?
— Да. Ничего, кроме истекшей регистрации. Наверное, ее мать решила не обновлять номера. Зачем тратить зря деньги?
— А если разослать ориентировку на машину? Просто на всякий случай.
Он бросает на меня взгляд «снова-здорово».
— На основании заявления ясновидящей?
— Возможно, — отвечаю я, не желая отступать. — Пусть ты в них не веришь, но не все они чокнутые. В любом случае что нам стоит?
Он молчит.
— Даже если девушка была ходячей проблемой, это не значит, что она не стоит нашего времени. Нам сейчас не следует ничего упускать. Ставки слишком высоки.
Уилл дергает подбородком в полукивке. Я слежу за ним, надеясь на большее, и наконец он выдавливает:
— Ладно.
Через час мы въезжаем в Петалуму через оливковые рощи, пастбища, сельскую мозаику ферм и полей. Я уже забыла, насколько новоанглийской выглядит и ощущается эта часть Калифорнии.
— Это Наш Город, — говорю я Уиллу, пока мы катимся по бульвару, мимо исторических глинобитных зданий и винтажных фасадов. Похоже, здесь только один бар, и на его вывеске написано «Салун».
— Мы называли его Птицалума. — Уилл указывает на птицекомбинат. — Трудно поверить, что до Сан-Франциско всего сорок пять миль, а?
Слишком близко. Меня колет иррациональный страх, что вся моя боль и сожаления станут громче.
— Ужас, — натянуто отзываюсь я, не отрываясь от маленьких магазинчиков и узких тротуаров, сберегательной кассы с улыбающимся стикером в окне. Здесь всё на месте, нет даже растяп-пешеходов. — Такой городок ощущается настолько тихим и оторванным от внешнего мира, что начинаешь задумываться, не опасен ли он.
— Городок из сказки, да?
— Именно. Ложная безопасность. Ты перестаешь оглядываться, потому что картинка выглядит реальной. Что плохого может случиться, когда весь город окружен рвом, верно? Укрепления. Стража на воротах. Но дракон все равно появляется.
Уилл осматривается. Взгляд у него тяжелый.
— Знаешь, что мне напоминает это место?
— Ага. Мендосино.
Полицейский департамент Петалумы располагается к северу от центра. Мы паркуемся, регистрируемся и ждем у стойки. Появляется младший инспектор и ведет нас вглубь здания к цепочке кабинетов.
— Это сержант Баррези, — говорит он, останавливаясь у открытой двери.
Сержант — здоровяк с желтоватым лицом и зачесанными назад волосами. Когда он поднимается из-за стола, тут же вызывает в памяти множество старших офицеров, с которыми мне приходилось работать в разные годы, вплоть до бежевого костюма, такого новенького, что сияет. Наверное, для пресс-конференций. Готов он или нет, теперь он занимается связью с общественностью. Уже ясно, что это расследование будет резонансным. Возраст Полли и обстоятельства ее похищения сработали на массовые страхи и тревоги. Вся страна будет следить за поисками.
— Я думал, мы должны встретиться с Эдом Ван Лиром, — говорит Уилл.
— Он скоро будет. Мы ведем расследование вместе. Рассказывайте, что я могу для вас сделать.
— У нас в Мендосино пропала девушка, — встреваю я. — Кэмерон Кёртис. Уверена, вы слышали. Сейчас поступило сообщение о еще одной пропаже. Шеннан Руссо, семнадцать лет. Последний раз ее видели в начале июня. Мы просто пытаемся понять, нет ли тут связи.
— Мы сами толком не понимаем, где какие связи, — просто отвечает Баррези. — Преступление произошло в пятницу. Сейчас только утро вторника. У меня повсюду фэбээровцы из Вашингтона и Сан-Франциско, я еще ни разу не видел столько агентов в одном месте. Но это не значит, что я могу отыскать свою задницу.
Я понимаю, под каким он прессом, пытаясь правильно вести расследование. За ним следят все. Меньше всего ему нужны новые загадки, но мне все равно нужно попробовать.
— Сержант, мы понимаем, насколько ценно ваше время. Мы просим только пару минут, чтобы вы изложили нам подробности.
— Ван Лир сказал, на месте преступления найден отпечаток? — давит Уилл.
— Слишком смазанный для компьютеров. Будь у нас подозреваемый, от него могла быть польза.
— Есть какие-то еще свидетели, кроме подружек Полли? — спрашиваю я.
— Квартирант в жилом гараже. К нему приходил приятель. Они смотрели телевизор при открытой двери, когда неопознанный подозреваемый прошел по подъездной дорожке и подошел к задней двери.
Уилл подается вперед, его вопрос — эхо моего незаданного.
— И они ничего не заподозрили?
— Похоже, мужик шел будто к себе домой. Задняя дверь была не заперта. Он подумал, что это какой-то друг семьи.
— Все равно, это было чертовски нагло, если ты понимаешь, что тебя заметили.
— На улице тоже были свидетели, — добавил Баррези. — Теплый вечер пятницы. Люди в парке. Куча пешеходов.
Представить себе картину, которую описывает сержант, довольно легко, если преступник — человек, которого не беспокоят ни свидетели, ни время дня, ни последствия или риски. Однажды слетев с катушек, он будет рваться к Полли любой ценой.
Такая безрассудная уверенность — одна из причин, по которым некоторые преступники способны похитить человека на виду у всех, даже посреди дня. В 1991 году в маленьком горном городке Мейерс в Калифорнии, недалеко от озера Тахо, к одиннадцатилетней Джейси Дьюгар, которая шла к автобусной остановке, подъехала машина. Несколько ее одноклассников видели, как Джейси оглушили шокером и затолкали в салон. Отчим девочки тоже был свидетелем похищения и бросился следом на горном велосипеде, но не угнался. Машина просто умчалась. Немедленно начались масштабные поиски, но Джейси исчезла.
Два года и три месяца спустя о ней по-прежнему ничего не известно, но она занимает мои мысли в кабинете Баррези, даже когда он переключается и начинает рассказывать о семье Полли.
Ив недавно разошлась со своим вторым мужем, отцом Энни, шестилетней сестры Полли. Может, расставание супругов было напряженным, или Марк Клаас был недоволен условиями соглашения о родительских правах? Баррези хватается за соломинку.
— Подозреваемый не стучал в дверь и не колебался, — говорит он. — Это может означать, что он был знаком с жертвой, имел доступ к дому и хорошо в нем ориентировался.
Я знаю статистику не хуже его: похитители-чужаки составляют меньше пяти процентов. Но у меня уже сложилось впечатление, что в этом случае статистика решила взбрыкнуть.
— Время покажет. Вы можете поделиться с нами чем-то еще?
— Можете съездить на место преступления, если от этого будет толк. Мы очистили периметр. Вы там ничего не испортите.
— Спасибо, — говорит Уилл. — А как остальные девочки? Подружки Полли?
— Они храбрые девчонки. Сотрудничают с нами с самого вечера пятницы. Мы поставили полицейских у их домов. Думаю, они пока не готовы возвращаться в школу.
— Я бы никогда не вернулась.
— Иногда нормальная жизнь помогает, — поясняет Баррези.
Я киваю, не желая спорить с сержантом в его кабинете. Но в голове у меня только одна мысль. Для этих девочек, как и для одноклассников Джейси Дьюгар, которые видели, как на нее напали прямо на улице, как для Грея Бенсона, чей лучший друг исчез в никуда, нормальная жизнь не входит в повестку дня. И возможно, это навсегда.