— Даже не знаю. Я прихожу домой из школы, а Лизы нет. Социальные работнички сидят… — Он так сильно скребет плечо, будто та боль все еще здесь, в его руке, жалит или ноет. Мне знакомо это побуждение. И его бесконечная тщетность. Тебе никогда не дотянуться до места, которое болит.
— Так вас тоже усыновили?
— Не-а. Наверное, я был слишком взрослый. Меня отправили в детдом, но я сбежал. — У него еще полсигареты, но он тянется за пачкой и стискивает ее для поддержки. Целлофан шуршит в его ладони. — Я сбегал раз пять или шесть, потом отправился в сиротскую общагу, когда никто не захотел меня взять. В восемнадцать вернулся сюда, но родителей не было. Карл не особо меня любит, но он вообще всех ненавидит. Вы сами видели.
— Мне очень жаль. — Мои слова звучат сейчас так же пусто, как звучали, когда их повторяли мне чужие люди, пока я росла. Язык иногда подводит, но мне по-настоящему жаль Гектора. Он достаточно взрослый, чтобы все помнить. Боевые раны детства. Потерю сестры, растерянность, вытеснение. Боль. Он — я, а Лиза — его Эми или Джейсон. Оба. Но сейчас близятся новые потери. Новая трагедия.
— Они должны были мне сказать, что не могут о ней позаботиться. Я бы сам справился. Мы бы что-нибудь придумали. По крайней мере, были бы вместе. — Его зрачки расширяются, мерцают от эмоций. — Они привезли ее домой из больницы, и это был лучший день моей жизни. Раньше был только я и весь этот шизанутый народ. А потом? Я заботился о ней.
Мне хочется плакать. Но я только киваю.
— Мы спали, как щенки, на матрасе на полу. Я обнимал ее вот так. — Гектор поднимает руки, чтобы показать мне. — Мы всегда были вместе. Кто-нибудь только глянет на эту девочку, и я уже рядом. Понимаете?
Я понимаю. Дикарская верность в его голосе уносит меня в то самое Рождество с Джейсоном и Эми. К тем часам и дням, будто заключенным в пузырь, где ничто не могло нас коснуться.
— Ты ее защищал.
Гектор сильно затягивается «Кэмелом»; бумага шипит, пока он борется с прошлым.
— Я старался. Наши родители были реально не в себе, но ведь все такие, да?
«Не все», — хочется сказать мне, но я понимаю, что у него нет причин мне поверить.
— Каким она была ребенком? Тихим?
— Лиза? — У него рубленый смех, резкий и неожиданный. — Эта девчонка все время тараторила или плясала. Она пела в ванне, носилась по улицам. Садилась у почтового ящика и играла. Играла с камушками, представляете? И пела.
Внезапно я вижу ее, эту девочку. Он призвал ее, и от этого я чувствую себя выпотрошенной. Как это вышло, что за одну жизнь у нее украли две?
— Вы можете вспомнить какое-то событие до того, как вас разлучили? Происшествие, которое могло изменить поведение Лизы? С ней бывало, что она вдруг затихала, начинала плакать или внезапно пугалась?
— А что? О чем вы думаете?
— Не знаю. Я хочу, чтобы вы на это взглянули. — Вытаскиваю из кармана листовку об исчезновении Кэмерон, разворачиваю и показываю ему.
— Вот дерьмо, — шепчет он и откладывает сигарету. — Это должна быть она. — Подносит листовку ближе, качает головой взад-вперед; глаза его блестят. — Поверить не могу. Она такая красивая, такая взрослая… Вы должны ее найти.
— Я делаю все, что могу. Что вы еще замечаете?
Гектор долго изучает листок.
— Это ее глаза. Глаза Лизы. Но она выглядит здесь очень грустной. Верно?
— Я тоже так думаю, Гектор, и хочу выяснить почему. Жизнь — штука нелегкая. Мы с вами это знаем, но я не могу представить, как эта девочка сидит у почтового ящика и поет камушкам.
Чувствую, как Гектор пропускает через себя мои слова. Он крепче сжимает листок, ногти у основания белеют, словно ему хочется втиснуться внутрь и коснуться ее. Помочь ей.
— Моя Лиза была бойцом, — наконец произносит он. — Блин, эта девчонка была упрямицей. Попробуй отобрать у нее игрушку или снять с качелей раньше времени, и будешь иметь дело с тигром. Она складывала кулачки вот так. — Гектор поднимает руку, строит гримасу, и я понимаю, что сейчас он ее видит, так близко, что можно коснуться. — Свирепая.
— Так что же случилось? Именно это я хочу знать. Поэтому я приехала сюда. Выяснить, не смогу ли разобраться. У вас сохранились какие-нибудь детские фотографии?
Он мотает головой.
— Ничего такого, извините. — Снова глядит на листок и говорит: — Могу я оставить его себе?
— Конечно. И я напишу вам свой номер. — Переворачиваю листовку, пишу номер офиса Уилла и свое имя. — Если надумаете что-то полезное, дайте мне знать. И я могу держать вас в курсе, если хотите.
— Ага. — Гектор вытаскивает из кармана мятый чек, царапает на нем свой номер, протягивает мне. — Если я хоть чем-то могу помочь, дайте мне знать, лады? У вас же есть люди, которые ее ищут, верно?
— Есть.
— Хорошо.
Он провожает меня до двери, Сверчок идет следом. На косяке, примерно на уровне глаз, черное смазанное пятно размером с ладонь. Дверная ручка пластиковая. Это место кажется настолько тесным, обшарпанным и безнадежным, что меня подмывает забрать Гектора с собой, бросить его на заднее сиденье машины со Сверчком и бежать без оглядки. Но он давно перестал быть ребенком. И в любом случае не просит, чтобы его спасали.
Глава 43
Я возвращаюсь в Мендосино поздним вечером. Проезжаю мимо офиса шерифа, надеясь, что Уилл еще на работе, и застаю его в машине. Он собирается домой. Опускает стекло, когда я ставлю «бронко» рядом. Я не успеваю выдавить «привет», когда Уилл говорит:
— Где тебя носит? Я уже несколько часов тебя ищу.
— Я говорила тебе, что собираюсь в Сакраменто.
— Даже с учетом всей бюрократии я думал, что услышу тебя не позже двух. В чем проблема?
— Не хочешь выпить? — иду на попятную. — Я объясню.
Его лицо не смягчается.
— Пойдем в офис. Тяжелый день выдался… Мне есть что тебе рассказать.
Я иду за Уиллом — Сверчок бежит за мной — в пустую переговорную со слабенькими лампами дневного света. Уилл плюхается на ближайший стул.
— Ну?
— Наверное, я просто увлеклась. — Сажусь напротив с чувством, будто меня отправили в кабинет директора школы. — Когда я открыла документы, то увидела, что адрес родной семьи Кэмерон — в Юкайе. Жутковато, да? Практически нулевая вероятность.
— Так ты поехала в Юкайю? Семья еще живет там?
— Родителей можно исключить, но я встретилась с дядей и братом Кэмерон, Гектором. Просто сердце разрывается от того, как этих детей разлучили социальные службы. Гектор даже не знал, куда забрали сестру. Его ошеломили этой новостью, а потом отправили в детдом. Хорошо заметно, насколько сильно это на нем отразилось.
Лицо Уилла остается невыразительным и неподвижным.
— Ты расспрашивала этого парня или проводила групповую терапию?
Я чувствую укол стыда.
— Почему ты так враждебно настроен?
— Ты не знаешь? — Уилл снимает шляпу и подчеркнуто кладет ее между нами. — Тебя не было весь день, ты не отмечалась, принимала решения о расследовании без предварительного утверждения, а сейчас возвращаешься ни с чем, кроме сценария для телесериала.
Я сглатываю новый стыд. Его слова еще сильнее выводят меня из равновесия.
— Прости. Мне следовало связаться с офисом. Но у меня было чувство, что я должна поехать туда одна.
— Анна, мой департамент не работает на чувствах. И к данному расследованию это тоже относится. Там следовало быть мне или одному из моих помощников. Тогда мы хотя бы смотрели на ситуацию с двух точек зрения. Откуда нам знать, что этот Гектор — не подозреваемый?
— Нет. Я знаю.
— Откуда ты знаешь? Ты проверила его криминальное досье? А его дяди? Ты записала номера их машин? Их псевдонимы? Наличие алиби на вечер двадцать первого сентября?
«Нет» — ответ на все его вопросы, но он упускает суть.
— Уилл, ты слишком много сидишь за столом. Инстинкты в таких расследованиях — полдела, не меньше. И да, у Гектора вполне могут быть приводы после того, как округ распорядился его детством. Но он заботится о сестре и никогда не сделал бы ничего ей во вред, даже имея доступ к Кэмерон, которого у него нет.
— Анна, погоди. Я спрошу еще раз. Как ты пришла к таким выводам? Сначала ты была уверена, что это Дрю Хейг надругался над Кэмерон, — и мы получаем пустышку. Потом ты говоришь, что не нужно подозревать Стива Гонзалеса, основываясь исключительно на каком-то ощущении. К счастью, хоть тут тебе повезло.
Мне становится жарко.
— Ты решил как следует прочистить мне мозги? Если ты не доверяешь моим суждениям, что я вообще здесь делаю?
— Постой. Давай на минутку снизим градус. Анна, я просто делаю свою работу. Пытаюсь хотя бы. Ты — мощнейший ресурс, и я очень рад, что ты здесь. Но вопросы, которые я задаю тебе, я вправе задавать. О’кей?
Я смотрю на свои руки.
— Мне следовало позвонить тебе из Сакраменто. Признаю́. Но я ноги свои заложу, что Гектор Гилберт не причинял вреда Кэмерон Кёртис.
— Я уверен, что ты права. Давай только следовать протоколу. Проверим его прошлое, узнаем, с чем имеем дело. И нам нужно привезти его сюда для полиграфа. Обычная стандартная процедура. То же с его дядей и со Стивом Гонзалесом. Нам нужно прикрыть тылы.
— В смысле, прикрыть свою задницу.
— Анна, — звенит его предупреждение.
— Прости. — Я вращаю плечами, пытаясь избавиться от узлов в мышцах. — Трудный день.
— Ага, здесь тоже… А сейчас я хочу, чтобы ты кое-что со мной посмотрела. Ты многое пропустила.
Глава 44
В углу переговорки, на металлической тележке с колесиками, стоят телевизор и видеомагнитофон. Уилл подходит к ним, включает и нажимает на кнопку «play». Это запись сегодняшнего выпуска «Их разыскивает Америка». Симпатичная блондинистая журналистка, которую я не узнаю, беседует с Кейт Маклин и Джиллиан Пелхэм. Может, она даже не журналистка. Это шоу не назовешь настоящей новостной программой.
Когда начинается беседа, камера показывает крупным планом двух девочек, сидящих рядышком на узком студийном диване. Они выглядят храбрыми, уверенными и очень-очень юными. Такие они на самом деле.