Я смотрю на детеныша; он уже насытился и закрыл глаза. Шприц пуст, если не считать пены.
— Зачем вы привели меня сюда?
— Я подумала, вам нужно кого-то подержать, вот и все.
Мои глаза жжет, все застилает пелена. Я могу только кивнуть и протянуть ей шприц.
Глава 59
Этим вечером мы с Уиллом сидим перед огнем в моем домике. Между нами бутылка «Джек Дэниелс» и фотографии Шеннан. Мы не оставались вдвоем с той ночи в его квартире. И хотя казалось, что с того момента прошли годы и мне ничто не грозило, я не могла не задумываться, к чему расположен Уилл, поскольку ни один из нас не сказал об этом ни слова. Возможно, он рассматривал тот поцелуй как момент слабости или ошибку, а может, его по-прежнему тянуло ко мне, но он глушил это чувство — с той же опытностью, с которой я игнорировала сложные эмоции и надеялась, что они исчезнут сами собой.
— Что мы упускаем? — спросила я, думая о снимках.
— Чтоб я знал… Что бы ни случилось с ней в машине, здесь нет никаких подсказок. Я не вижу здесь подозреваемых.
— Я тоже. — Я потянулась к фотографии Кэмерон, пытаясь нащупать ее связь с Шеннан. Кроме красивого лица и расчесанных темных волос, ухватиться не за что. Дальше некуда смотреть. — А как прошел полиграф Дрю Хейга?
— Результаты сумбурные. По-моему, он начал потихоньку колоться.
— Вы спрашивали его о Шеннан?
— Да. Тут, похоже, пусто. Но Кэмерон — горячая тема. Денни тоже присутствовал, и он согласен.
— Алиби Дрю еще держится?
— К сожалению, да. Видимо, мы смотрим на какую-то вину из прошлого. Но насколько далекого?..
— Большинство сексуальных насильников действуют годы и даже десятилетия, прежде чем о них узнаю́т власти. Если вообще узнают. Я просто не представляю, как нам добиться от него информации, если только у нас не будет Кэмерон в качестве свидетеля, или кто-то еще не выступит первым.
— Лидия?
— Я бы не стала надеяться, что она его предаст, даже если знает. Нам просто придется двигаться дальше с тем, что есть.
— Завтра у нас будут еще люди и табун вездеходов, чтобы заново прочесать район вокруг Монтгомери-Вудс.
— Это не лишнее, но, Уилл, уже середина октября.
Пламя рисует тени вокруг его рта и глаз. За эти несколько недель он постарел на годы.
— Мы все еще можем найти ее живой, правда? Это возможно.
— Возможно, да.
Но очень маловероятно.
Уже почти полночь, когда Уилл уходит. Сверчок со вздохом потягивается на своем местечке у огня и встает. «Пойдем спать», — отчетливо говорит она, но как мне уснуть, если все настолько расплывчато и мрачно? Хотя огонь почти погас и свет пестрит, я не отрываю взгляда от двух фотографий. Кэмерон в изогнутой роще и Шеннан в кроличьей куртке. Я пытаюсь отступить и посмотреть на них объективно — один из старых приемов Хэпа, — чтобы избежать слепых пятен, мест, которые совсем рядом и прячут самое важное.
Я знаю, что Кэмерон в тот день позировала для съемки Грея, но все еще не знаю наверняка зачем. Что она собиралась делать с этими снимками, кого пыталась впечатлить этой одеждой, прической и взглядом. Что же до Шеннан, то я не видела других ее изображений, не считая детских снимков, которые показывала Карен. На этом снимке у нее расчетливое и циничное выражение лица, карие глаза прищурены в каком-то вызове, губы сжаты. Ни улыбки. Ни приглашения или откровенности. Если Кэмерон пыталась сделать так, чтобы ее впервые заметили, то Шеннан замечали слишком часто. Пользовались ей из-за внешности, и девушка научилась извлекать из этого выгоду. Так давно, что уже не ждала ничего хорошего. Есть какая-то ирония в том, чтобы смотреть на этих двух девушек с такой стороны. Если принять во внимание форму лица, волосы, телосложение, они скорее похожи. Но в своем отношении к надежде и возможностям они полная противоположность. Черное и белое, как с самого начала говорил Уилл, две стороны подброшенной монетки, которая так и не упала…
В какой-то момент я сдаюсь. Огонь догорел, остались только красные пятна. Собака сворачивается рядом со мной, теплая и надежная. Я все еще не понимаю, чем заслужила ее или как она пришла ко мне, но благодарна ей за теплое тело, за биение ее сердца. Особенно сейчас, когда на нас тяжелым грузом легла ночь.
Сон затягивает меня; всплывают странные картины, густые и влажные, как дыхание зверя. Я в круглом доме, частично ниже уровня земли, в строении вроде тех, которые помо использовали для ритуалов и церемоний. Вокруг меня идет что-то вроде ритуала очищения, старейшины в шапках и одеждах из оленьей кожи, с обнаженной грудью, ритмично напевают всей своей сущностью. Как будто они поют порами своей кожи.
Чувствую запахи горящей полыни и шалфея. Серый дым карабкается по земляным стенам и разрастается вверху, как чары.
— Где больно? — спрашивает знакомый голос.
«Везде», — отвечает мой разум.
Это Хэп. Я не могу разглядеть его сквозь дым, но узнаю надежное тепло его кожи и его запах, который всегда был именно таким, запахом мудрых деревьев.
«Я не могу справиться», — говорю я ему своим разумом, имея в виду расследование, разгадку головоломки, поиск Кэмерон. Но внезапно понимаю, что имею в виду все. Всю свою жизнь, нагруженную потерями. Джейсон и Эми. Моя мать на той ужасной парковке, мертвая в Рождество. Убийство Дженни и рак Иден. Исчезновение Хэпа. Несчастный случай с моей дочерью. Мрачная бездна моей работы, связанная, жутко и ужасающе, со всем остальным.
— Все хорошо, — говорит Хэп мне на ухо. — Все это было давно.
«Нет». Я чувствую себя рядом с ним маленькой и бессильной, как будто мне снова десять. Двенадцать. Восемь. Шестнадцать. Чувствую каждый год, который у меня был. Сквозь влажный дым вокруг нас доносится звук, похожий на звонок телефона, но он слишком далеко, и я не могу дотянуться. «Куда ты ушел, Хэп? Как бы я хотела, чтобы ты мог попрощаться…»
— Жизнь меняется, Анна. Нам не требуется держаться друг за друга.
«Я подвела тебя. Я не та, кем ты меня считаешь».
— Тсс.
«Мне нужно рассказать тебе, что случилось. Что я наделала».
— Успокойся, милая. Сейчас это неважно.
Но это важно. «Хэп, помоги мне. Я не могу так жить», — молю я, пока сон закручивается.
Старейшины отвернулись от нас, они стучат по нагретым камням. Круглый дом, кажется, дышит, как легкие, вдыхая горе и отпуская его.
— Мне жаль, милая. Я знаю, это больно, но нам никогда не приходится что-то делать в одиночку. Я никогда не покидал тебя. Посмотри, что я тебе принес.
Я поднимаю взгляд, и крыша исчезает. Небо сверкающее и бесконечное, искры мерцают, появляются, исчезают и снова появляются.
— Мы не всегда их видим, — говорит Хэп, подразумевая звезды, — но они всегда с нами. Не сдавайся.
«Хэп, помоги мне продвинуться. Я должна найти Кэмерон».
— Ты уже нашла ее, Анна. Видишь? Она здесь. Все это время.
Глава 60
Когда я просыпаюсь, мои ресницы липкие и влажные. Я плакала во сне. Вспоминая, переживая заново. Воспроизводя травму в своем теле. Там, где она все это время была.
Тупо одеваюсь, забыв про душ, пока Сверчок топчется, чувствуя мое настроение. У меня нет ни кофе, ни еды. Я засовываю ноги в ботинки и еду в город, едва ощущая руль под пальцами, воздух на коже. Кусочки сна о круглом доме вьются в эмоциональном тумане, как и Хэп, пытающийся заверить меня, что я не одна. Но я чувствую себя совсем одинокой.
Это расследование ускользает от меня, и от Уилла тоже. В то утро в своем кабинете, когда мы получили отчет от патологоанатома, он говорил, что, возможно, недостаточно силен или недостаточно хорош. Интересно, может, он прав — насчет нас обоих? Может, мы не справимся с этими поисками… Кэмерон никогда не найдут, ее похититель останется безымянным, и история будет повторяться.
Оставив собаку в машине, захожу в «Хорошую жизнь». Меня накрывает энергичным хаосом, ярким светом, шумными разговорами и запахом молока, становящегося сладкой пеной. Заказываю кофе и буррито, а потом по привычке иду к доске объявлений подождать еду. Листовка о пропаже Кэмерон все еще здесь; рядом с ней висит новая, с кричащими словами «Подозревается злой умысел». Остальное невинно, включая объявление о бесплатных занятиях йогой для горожан в студии Сэма Фокса, но во мне вдруг щелкает какая-то мысль. В голове начинает гудеть сирена, сигнал тревоги, потому что вот он, способ, которым похититель Кэмерон мог с ней познакомиться. Самый безобидный — спрятанный у всех на виду.
Взгляд скользит по доске, зигзагами от края до края, внутри нарастает ужас и неотвратимость. И тут я замечаю объявление, которое искала. В нижнем правом углу, простое и лаконичное, напечатанное на зеленой бумаге:
ХУДОЖНИКУ ТРЕБУЕТСЯ МОДЕЛЬ
Опыт не обязателен
При соответствии требованиям проводится обучение
Оно было здесь три недели назад, когда я нашла объявление об аренде домика, но тогда не обратила на него внимание. Не помнила о нем до этой минуты. Телефонный номер внизу — местный, повторяется на отрывных полосках, имени нет. Остались только две полоски. «Требуется модель… проводится обучение». Одиннадцать слов, три строчки, равнодушные, деловые, скучные — вот почему это объявление настолько действенно. Оно похоже на ловушку, которую я тогда заметила в лесу. Просто и потрясающе эффективно.
Вытаскиваю из кармана фото Шеннан; мне тошно, волосы на шее вибрируют. Я больше не смотрю на ее кроличью куртку. Куртка не имеет значения, важна только эта девушка с тяжестью на душе. Ее цинизм, ее усталый взгляд. Бэт-сигнал, вспыхивающий в ее ранах.
Все, что прожила Шеннан, в ее взгляде — день, когда ее отец уехал из города и ее мать опустила руки, ссоры, доносившиеся по вечерам из материнской спальни, удар кулака в стену, удар по лицу матери. Способ, которым она пыталась заглушить все это в школьном туалете, ее колени на плитке, рука какого-то мальчишки у нее на затылке, прижимающая слишком крепко. Все разы, когда она сбегала и ничего не находила. Возвращалась и снова не находила. Опять сбегала. Конечно, это натяжки, я заполняю лакуны. Но в каком-то смысле натяжек тут нет, все это слишком мне знакомо.