Джимми Арнольд заверил ее, что ее перспективы не так и плохи. Что касается первого вопроса, то он уже доложил Арчибальду Боллу, прокурору округа Хиллсборо, о том, как ее избивал покойный муж, и побои дважды были зафиксированы, когда Тони в приступе ярости отправлял ее на больничную койку. Окружной прокурор, человек очень толковый и разбирающийся в политике, не обречет на смерть несчастную женщину в то время, когда страна кишмя кишит немецкими и японскими шпионами. Что касается ее доли за работу в Саванне, Джимми Арнольд получил полномочия сообщить ей, что Король Люциус ищет покупателя на означенный товар и, как только его найдет и сделка состоится, она будет первой, кто получит деньги, после, разумеется, Короля Люциуса.
Через три дня после ареста к ней явился сам Арчибальд Болл, чтобы помочь ей подготовить последнее слово. Приятный мужчина средних лет, в костюме из грубого хлопка и мягкой шляпе к нему в тон, Арчибальд Болл глядел на нее взглядом озорника-старшеклассника. Тереза быстро поняла, что она ему нравится, но, когда заговорили о деле, он был исключительно серьезен. В суде она должна была сознаться в том, что намеренно совершила убийство при смягчающих обстоятельствах — статья, по которой она, с таким «послужным списком», могла бы получить лет двенадцать. Но — только сейчас и у нас, заверил ее Арчибальд Болл, — прокурор города Тампы будет просить наказанием для нее шестьдесят два месяца заключения в женском отделении тюрьмы штата в Рейфорде. Да, электрический стул находится именно там, но Тереза, как пообещал ей Арчибальд Болл, его не увидит.
— Пять лет… — Тереза не могла поверить собственным ушам.
— И два месяца, — сказал Арчибальд Болл, и его мечтательный взгляд скользнул с ее талии на грудь. — Завтра вы это скажете, а послезавтра мы посадим вас в автобус.
Значит, завтра вечером, решила Тереза, он ее навестит.
На это ей было наплевать — за пять лет, за шанс вернуться домой, когда Питеру исполнится восемь, она трахнулась бы не только с окружным прокурором Арчибальдом Боллом, но со всем его офисом и считала бы, что ей повезло, потому что ей не оденут металлической шапки и не пропустят через нее десять тысяч вольт.
— Значит, договорились? — спросил Арчибальд Болл, разглядывая уже ее ноги.
— Договорились.
В суде, когда ее спросили, что она хочет сказать, Тереза ответила: «Признаю свою вину», и судья вынес приговор: «Тысяча восемьсот девяносто дней, за вычетом срока, проведенного в предварительном заключении». Терезу отвезли обратно в тюрьму, дожидаться следующего утра, чтобы отправиться в Рейфорд. Вечером, когда ей сообщили, что пришел посетитель, она ожидала, что из темного коридора перед ее камерой появится Арчибальд Болл с оттопыренной ширинкой на льняных брюках.
Вместо него появился Джимми Арнольд. Он принес ей на ужин холодную жареную курицу и картофельный салат. В ближайшие пять лет ее ждала тюремная баланда, потому Тереза набросилась на курицу и потом даже облизала пальцы, отбросив всякую видимость хороших манер. Джимми Арнольда все это нисколько не смутило. Когда она вернула ему тарелку, он протянул ей фотографию: она с Питером, который сидит на кухонном столе. И ее портрет, нарисованный Питером: неправильный овал, кривой треугольник с одной палочкой, то есть рукой, и без ног. Рембрандт, да и только, если учесть, что ему, когда он это нарисовал, только что исполнилось два года. Тереза смотрела на эти подарки, которые принес Джимми Арнольд, и старалась не выдать своих чувств голосом или взглядом.
Джимми Арнольд заложил ногу за ногу и потянулся на стуле. Громко зевнул и сухо кашлянул в кулак. Потом произнес:
— Нам будет не хватать тебя, Тереза.
Она доела остатки картофельного салата.
— Я вернусь раньше, чем вы успеете соскучиться.
— Мало у кого есть такие способности, как у тебя.
— Составлять букеты?
Он хохотнул и внимательно посмотрел на нее:
— Нет, я о другом.
— Ну, тут нужно только не брать близко к сердцу.
— Нет, не только. — Он погрозил ей пальцем. — Не нужно недооценивать себя.
Тереза пожала плечами и снова посмотрела на свой портрет, нарисованный сыном.
— Раз уж тебе предстоит отдыхать, — продолжал он, — скажи, кто, по-твоему, лучше тебя заменит?
Она поглядела в потолок, потом на ряд камер напротив.
— В составлении букетов?
Он улыбнулся:
— Да, назовем это так. Так кто же лучший флорист в Тампе, кому передать твой титул?
Думать долго ей было ни к чему.
— Билли.
— Кович?
Она кивнула:
Джимми Арнольд обдумал ее ответ.
— По-твоему, он лучше Мэнка?
Она кивнула.
— Мэнк всегда заметный.
— А в чье дежурство лучше работать?
Тереза не поняла вопроса:
— Дежурство?
— Кого из детективов.
— Ты хочешь сказать, местных?
Он кивнул.
— Ты… — Она окинула взглядом камеру, словно желая убедиться, что находится все еще здесь и все еще на этом свете. — Ты хочешь нанять местного исполнителя для местного клиента?
— Боюсь, что так, — ответил он.
Это шло вразрез с двадцатилетней политикой Короля Люциуса.
— Почему?
— Нужен человек, знакомый клиенту. Иначе близко к нему не подойти. — Он выпрямил скрещенные ноги и обмахнулся шляпой. — Если ты считаешь, что Кович годится для такого дела, я наведу справки.
— А у клиента есть основания подозревать, что его жизнь в опасности?
Джимми Арнольд задумался и в итоге кивнул:
— Он в нашем бизнесе. Мы ведь все спим вполглаза, разве не так?
Тереза кивнула:
— Ну, тогда вам нужен Кович. Все его любят, хотя никто не знает за что.
— Теперь давай подумаем об участке и о том, кто из детективов будет работать в выбранный день.
— Что за день?
— Среда.
Она перебирала в уме фамилии, полицейские смены и возможные планы действий.
— В идеале, — начала она, — Ковичу лучше провернуть дело между полуднем и восьмью часами, в Айборе — Порт-Тампе — или в Гайд-парке. Тогда на вызов, скорее всего, приедут детективы Фини и Боутмен.
Джимми Арнольд беззвучно зашевелил губами, запоминая фамилии и расправляя складку на штанине, потом слегка нахмурился:
— А полицейские соблюдают церковные праздники?
— Наверное, если католики, то да. А что за праздник?
— Пепельная среда.
— Ну, Пепельную-то среду не особенно и отмечают.
— Разве? — Он, похоже, в самом деле не понял. — Я давно не был в церкви.
Она объяснила:
— Идешь к мессе, священник рисует тебе на лбу крест влажной золой, и уходишь. Вот и все.
— Вот и все, — повторил он шепотом. Он рассеянно улыбнулся, глядя по сторонам, словно немного удивляясь, что находится в таком месте. Затем встал. — Желаю удачи, миссис Дель Фреско. Мы еще встретимся.
Она смотрела, как Джимми Арнольд поднимает с пола портфель, и, зная, что этот вопрос не следует задавать, не смогла удержаться.
— Кто же клиент? — спросила она.
Он посмотрел на нее сквозь решетку. Если она знала, что этот вопрос не следует задавать, то он так же знал, что на него не следует отвечать. Однако все в их кругу были наслышаны о парадоксальном характере Джимми Арнольда: спроси его о каком-нибудь пустяке, касающемся его клиента, он не скажет ни слова, хоть подпали ему мошонку. Но обо всем остальном расскажет во всех подробностях.
— Ты действительно хочешь знать? — спросил он.
Она кивнула.
Он оглянулся на темно-зеленый коридор, наклонился к решетке, прижался к прутьям лицом и сказал:
— Джо Коглин.
Утром она села в автобус, чтобы проехать в нем двести миль на северо-восток. Флорида вдали от моря была непохожа на прибрежную — с голубым океаном, с белым песочком, с белыми утрамбованными ракушками на автомобильных площадках. В глубине материка она была выгоревшая, истощенная засухами и пожарами. Шесть с половиной часов автобус прыгал по ухабам плохих дорог, и почти все, кто им попадался на глаза через окна автобуса, — белые, черные, индейцы — казались чересчур тощими.
Женщина, с которой левую руку Терезы связывал наручник, пятьдесят миль молчала, затем сказала, что ее зовут миссис Сара Нез из Зефирхиллза. Она пожала Терезе руку, заверила, что не виновна ни в одном из преступлений, за которые ее посадили, а потом снова умолкла еще на двадцать пять миль. Тереза, прижавшись лбом к стеклу, смотрела сквозь пыль из-под колес на выжженную здешнюю землю. За полосками травы, такой сухой, что она походила на бумажную, угадывались болота — по запаху и зеленому мареву, поднимавшемуся над дальним краем блеклой травы. Тереза думала о сыне и о деньгах, которые должны обеспечить его будущее, надеясь, что Король Люциус действительно отдаст то, что должен, потому что если не отдаст, то спросить с него от ее имени некому.
Кстати о долгах, вечером накануне она очень удивилась, когда окружной прокурор Арчибальд Болл так и не появился у двери ее камеры. Потом Тереза лежала без сна, и ее тело радовалось отдыху, зато мысли метались в смятении. Если прокурор не собирался брать с нее плату, зачем предложил сделку? В их бизнесе ничего не делается по доброте душевной — только из хитрости. Не бывает подарков — только отсроченные долги. Значит, если Арчибальд Болл не собирался брать с нее деньги — а он, совершенно точно, на деньги даже не намекал, — оставались секс или информация.
Может быть, говорила она себе, он усыпил ее бдительность мягким приговором, а теперь даст попариться на нарах, подождет, пока ее признательность вырастет. А потом, как-нибудь летом, навестит ее в Рейфорде и стребует должок. Но окружные прокуроры так не поступают: они размахивают мягким приговором у тебя перед носом, однако не отдают, пока ты не сделаешь то, чего от тебя хотят. Ни один прокурор никогда не вынесет мягкий приговор авансом. Это абсурд.
Еще меньше смысла было в том, что кто-то заказал убийство Джо Коглина. Сколько она ни думала — а Тереза ломала голову всю ночь, — она так ничего и не поняла. С тех пор как десять лет назад Джо Коглин отошел от их дел, он стал намного полезнее для Семьи Бартоло, да и для всех остальных, чем в прежние времена. Он воплощал собой самый высокий идеал человека их бизнеса — он делал деньги для друзей. Потому у него было полно друзей.