ей не больше ста фунтов[147]. Но когда она поднялась с ящика и направилась к ограде, она напомнила Джо пантеру, которую он как-то раз видел на лесном болоте под Тампой. Лесная кошка двигалась будто лениво. И Тереза шла так же, как будто позволяя кому-то на нее поохотиться. Джо побился бы об заклад, что она перелетит через ограду, разделявшую их, быстрее, чем он посмотрит на часы.
— Вы все же приехали, — сказала она.
Джо кивнул:
— Послание было убедительно.
— Что он вам сказал?
— Ваш… друг?
— Ну, пусть будет друг.
— Он уже приучен к горшку?
— Фу, мистер Коглин, — сказала она, — вам это не к лицу.
Он закурил сигарету, снял с языка табачную крошку.
— Он сказал, вас заказали…
— Так и сказал? «Заказали»?
— Нет, — сказал Джо. — Он болван. Я не помню, какое именно слово он выбрал. Но суть сводилась к тому, что если вы умрете, то уже не сможете рассказать мне, кто якобы пытается убить меня.
— Слово «якобы» здесь лишнее.
— Тереза, — сказал он. — Ничего, если я буду называть вас Тереза?
— Конечно. А вас мне как называть?
— Джо. Тереза, с чего бы кому-то меня убивать?
— Именно этим вопросом и я задавалась. Вас, такого хорошего мальчика-блондинчика.
— Я давно уже седой мальчик.
Она улыбнулась.
— Что?
— Ничего.
— Нет, все-таки?
— Я слышала, что вы тщеславный.
— Что тщеславного в том, чтобы признать, что я поседел в тридцать лет?
— Тщеславие в том, как вы это сказали. В надежде, что я стану возражать. Скажу, что не такой уж вы и седой, скажу, что ваши глаза до сих пор заставляют женское сердце биться быстрее.
Он засмеялся:
— Я слышал о вашем остром язычке. Кажется, нас обоих правильно информировали.
Она закурила свою сигарету, и они двинулись вдоль сетки: она — со своей стороны, он — со своей. Заместитель начальника тюрьмы Каммингс брел следом за ними, соблюдая дистанцию в сотню ярдов.
— Ладно, давайте начнем с того, кто пытается убить вас, — сказал Джо.
Она кивнула:
— Думаю, это мой босс.
— С чего бы Люциусу желать вашей смерти?
— Три месяца назад мы на Ки-Уэсте грабанули немецкий корабль.
— Что вы сделали?
Она несколько раз кивнула.
— Немцы шли от Сент-Томаса под британским «Джеком» якобы с грузом для американских войск в Северной Африке. Остановились на Ки-Уэсте, будто чтобы заправиться, а на самом деле у них были контрабандные алмазы, вывезенные Германией через Аргентину, а затем переправленные на Сент-Томас. Часть собирались выгрузить на Ки-Уэсте, чтобы передать в Нью-Йорк немецким агентам и несколько лет финансировать целую шпионскую сеть. Мы их застукали ровно в тот момент, когда шла разгрузка. Убили восьмерых — все немцы. Так что нам можно сказать спасибо: мы помогли нашим войскам.
— Спасибо, — сказал Джо. — Вы бесподобны.
Она сделала реверанс.
— Работу субсидировал Люциус?
Она кивнула.
— И сколько же он взял?
— Цифра жуткая.
— Ну так испугайте меня.
— Два миллиона.
Господи! За всю свою жизнь Джо ни разу не слышал о такой сумме. А он слышал об очень приличных суммах и даже получал с них свою долю. Но два миллиона долларов? Да такие деньжищи железнодорожные и нефтяные компании зарабатывают за год. Черт, да вся Семья Бартоло за прошлый год сделала всего полтора миллиона — на всех! — и они буквально купались в зелени.
Джо спросил у Терезы:
— Ваша доля?
— Пять процентов.
Достаточно, чтобы до конца дней жить совсем не так, как она жила до сих пор.
— Вы боитесь, он не заплатит.
— Я знаю, что он не заплатит. Меня дважды пытались убить, хотя я здесь всего неделю. Я все никак не могла понять, с чего бы это прокурор… Арчи Болл, знаете такого?
Джо кивнул.
— Так вот, я не могла понять, с чего это он такой добрый. Я ведь так измолотила мужнину башку, что ошметки прилипли к шкафу в кухне. А мне дали по статье за убийство по неосторожности. Я было решила, что Арчи Болл запал на меня, подумала, придет ко мне ночью перед отправкой. Но он не пришел. И вот тогда я начала задавать себе вопросы, которые должна была задать раньше, когда мне предложили сделку.
— А почему же вы не задавали их раньше?
— Кто же станет заглядывать в зубы дареному коню? У меня судимость, я итальянка, и, да, я насмерть забила мужа крокетным молотком. Меня могли отправить на электрический стул. А мне вместо того дают пять лет. Когда я выйду, сыну будет всего восемь. Я буду еще достаточно молода, чтобы начать все сначала. — Она кивнула в такт собственным мыслям. — Но если бы я начала задавать вопросы сразу, я поняла бы то, что вы наверняка уже поняли. — Она поглядела на него сквозь разделявшую их сетку.
Он кивнул и сказал негромко:
— Король Люциус купил этого вашего Арчи с потрохами.
— Точно.
— А это значит, — сказал Джо, — что главной целью было отправить вас сюда.
Она снова кивнула, горестно затянувшись сигаретой.
— Когда я убила Тони, Король Люциус смекнул, что можно прибрать к рукам еще сотню кусков. Или, может быть, испугался, что ко мне придут некие люди, которые предложат вернуть то, что принадлежит государству. В любом случае живая я Люциусу как кость в горле. А если меня не станет? Тогда горизонт перед ним чистый, можно нестись вперед на всех парусах.
— Значит, вы хотите, чтобы я с ним поговорил?
Она обкусывала кожу вокруг ногтя.
— Да, моя судьба в некотором смысле от этого зависит.
— Чем вы готовы заплатить за свою жизнь?
Она сделала глубокий вдох, выдохнула.
— Девяносто процентов. Пусть положит десять кусков на банковский счет моего сына и оставит меня в покое. Это будет стоить мне девяносто тысяч долларов.
Джо немного поразмыслил над ее предложением.
— Это большая сумма и мудрое предложение. Но неплохо бы вам принять во внимание еще одну деталь. Что, если Люциус согласится на сделку, а потом начнет сомневаться и рассуждать так: «Она выйдет из тюрьмы и на меня зла. Сейчас она об этом не думает, но потом она будет кусать себе локти. Не теперь, потом. Тогда снова придется решать ту же проблему»?
Тереза кивнула:
— Об этом я уже думала.
— И что?
— Если вы решите с ним поговорить, возьмите с собой свидетеля. Тогда об этом деле станет известно, а огласка нам на пользу. Тогда все узнают.
— Но тогда все узнают, что он пытался убить вас из-за сотни кусков.
— Что такого? Кто не попытался бы? Если бы мой человек попал в затруднительное положение, а я на тот момент была бы ему должна сто кусков, я тоже попыталась бы от него избавиться. Это всего-навсего деловой подход.
Ну и ну, подумал Джо, ну и команда у Люциуса.
— Но если пойдет слух, — продолжала Тереза, — что я выкупила свою жизнь, и задорого, а Люциус все равно меня убил, это будет другое дело. Даже у нас, Джо, есть своя этика.
— Неужели? — Джо немного подумал. — Наверное, вы правы. Но предположим, я найду человека, у которого хватит духу отправиться со мной на яхту к Люциусу, и я передам ваше предложение. Предположим, он согласится. Какая от этого выгода мне?
— Разве вы не можете спасти человеку жизнь просто по доброте душевной?
— Зависит от человека. Вы отправили на тот свет немало народу, в том числе и кое-кого из моих знакомых. Мне ваша смерть не кажется такой уж большой трагедией, какой она кажется вам.
— А как же мой сын?
— Его воспитает кто-нибудь другой, кто не причастен к смерти его отца.
— Тогда зачем же вы приехали?
— Любопытство. Убейте меня, не понимаю, чего ради вы попросили об этой встрече.
— Да вот же… чтобы вас не убили. — Она позволила себе слегка, снисходительно улыбнуться. — И ради вашего сына, Джо, чтобы он, как и мой, не остался сиротой.
Джо ответил ей такой же улыбкой:
— Вы хотите, чтобы я поверил, будто бы моей жизни грозит опасность. Я делаю деньги и никому не мешаю. Моя смерть скажется на доходах всех наших предприятий в Тампе, в Гаване, в Бостоне, Портленде и Мэне самым негативным образом. Так кто будет желать мне смерти?
— Тот, кто хочет самым негативным образом повлиять на доходы всех наших предприятий в Тампе, Гаване, Бостоне и Портленде.
Джо пришлось задать следующий вопрос:
— Значит, угроза исходит извне? Довольно необычно в нашем деле.
— Честно говоря, я не знаю, откуда исходит угроза — извне, изнутри, от высшего командования Германии, — понятия не имею. Все, что мне известно, — это только время и дата.
Джо засмеялся:
— И когда же придут меня убивать? Неужели и день назначен?
Она кивнула:
— Пепельная среда.
— Мои убийцы ко всему еще и ходят в церковь? Или они просто из Нового Орлеана?
— Вы запросто можете дошутиться до могилы, Джозеф. Ради бога, веселитесь и дальше.
Они завернули за угол ограды. Стоянка теперь была слева от них. Джо видел в машине Эла и Томаса. Эл дремал, прикрыв лицо шляпой, а Томас наблюдал за отцом. Джо коротко помахал ему, и сын ответил тем же.
— Значит, на самом деле, — сказал Джо, — вам не так уж много известно об этом предполагаемом убийстве.
— Я знаю, кого наняли, и совершенно точно знаю посредника, который его нанял.
Томас снова уткнулся в свою книжку.
— Что ж, — сказал Джо, — если вы в курсе, значит к делу причастен Люциус. Догадаться нетрудно. И вы хотите, чтобы я отправился в логово льва — нет, черт побери, прямо ему в пасть — и выкупил вашу свободу?
— Люциус больше не убивает.
— Расскажите это двум последним его гостям, которые отправились на яхту, но так и не вернулись.
— В таком случае возьмите с собой кого-то совершенно неприкасаемого, человека, которого и пальцем тронуть не посмеют.
Джо лишь натянуто улыбнулся на эти слова:
— Еще пару дней назад я был уверен, что такой человек я сам.
— Джил Валентайн тоже так говорил в сороковом году.
— Так кто же убил Джила?