литары, которую никто осадить не мог, Антон отвечал громким смехом.
— Мне осталось пять месяцев и двадцать три дня здесь быть, — сказал Антон между делом. — А когда я домой вернусь, что я буду делать? Я в Зеркало смогу сбежать и путешествовать?
— Тебя тут не за этим держат, — объяснил Константин. — Ты вырастешь, а потом других детей через Зеркало будешь водить, если захочешь.
Константин подумал и прибавил:
— Да и, наверное, если и не захочешь, а все равно будешь.
— Или захочу и не буду, или не захочу и не буду, — предположил Антон.
Константин с сомнением покачал головой:
— Мой опыт подсказывает, что скорее два первых варианта.
— А мне еще пообещали, что фехтовать и стрелять здесь научат, — похвастался Антон. — Это ведь правда?
— Это, возможно, и правда, но я тебя научу тому, что тебе понадобится большую часть твоей жизни, если ты начнешь через Зеркало ходить и с драконами свяжешься.
— Это что? — заинтересовался Антон.
— Письма писать будем. Ты давно родителям писал? Заодно можно будет держать на контроле, отвыкаешь ты от человеческой речи или нет.
Антон поскучнел:
— Я им совсем еще не писал, но я сегодня не хочу. Я хочу завтра.
— Ага, завтра, потом послезавтра, а потом никогда.
— А мы сначала пострелять можем, а потом письма напишем, — примирительно предложил племянник Волитары. — Я Антону письмо напишу, а он его прочитает.
— Тогда я тебе тоже напишу! — оживился Антон.
Мальчики говорили это, уже вылезая из-за стола и с грохотом распахивая створки высокой двери, полной красных и белых стекол, и пропадая в коридоре, так что вскоре от них осталось только эхо, а затем, после очередного грохота, все и вовсе смолкло. Воспитатель племянника с невозмутимым лицом последовал за детьми.
Константин обеспокоенно глянул на Волитару, но та лишь отмахнулась салфеткой, дескать, все в порядке, заметила, что после Антона убирают тарелку, и усмехнулась:
— А ты после себя посуду мыл.
Константин почему-то покраснел.
— Стрельба, письма, стрельба, письма, стрельба, письма. Я в это твою жизнь превратила, — грустно улыбнулась она.
— Справедливости ради, — улыбнулся в ответ Константин, — писем было все-таки гораздо больше.
Она взяла его руку в свою, ненадолго сжала сильными драконьими пальцами, будто силясь разломать хлопушку с блестками, быстро встала и вышла из столовой.