В средствах массовой информации часто говорят о заключенных, приговоренных к смертной казни, которые до или во время казни высказывают желание пожертвовать органы. В 2011 году губернатор штата Миссисипи Хейли Барбур освободил Джейми и Глэдис Грант, двух сестер, приговоренных к пожизненному заключению за ограбление, чтобы одна из них могла пожертвовать почку другой. Некоторые специалисты по этике раскритиковали это решение, посчитав донорство органов недостаточным поводом для условно-досрочного освобождения. Кристиан Лонго, заключенный из Орегона, которому грозит смертельная инъекция за убийство жены и трех маленьких детей, основал организацию «Анатомические дары от каждого», которая помогает заключенным, приговоренным к смертной казни, жертвовать органы. Убийца из Индианы Грегори Джонсон безуспешно пытался добиться отмены казни в 2005 году, чтобы пожертвовать печень своей больной сестре. Люди, выступающие против того, чтобы приговоренные к казни заключенные жертвовали органы, боятся, что те будут действовать подобным образом ради помилования или что государство будет принуждать их становиться донорами, как, по слухам, происходит в нескольких иностранных государствах (Россия к этим государствам точно не относится, – прим. науч. ред.)
Приговоренные к смерти заключенные редко предлагают пожертвовать органы, но еще реже они просят включить их в лист ожидания на трансплантацию. Самым громким, пожалуй, был случай Горацио Альберто Рейес-Камарены, убийцы из Орегона, приговоренного к казни, который в 2003 году пытался получить трансплантат почки.
В системе распределения органов все заинтересованные стороны пришли к согласию, что социальная значимость не должна играть роли в распределении трансплантатов. Такие факторы, как материальное положение, статус, профессия и ценность для общества не должны иметь никакого значения при определении того, кто получит спасительное сердце или печень. Примечательно, что в случае с серьезными медицинскими вмешательствами так было не всегда. В 1962 году Медицинское общество округа Кинг в Сиэтле основало так называемый «Божий комитет», который учитывал ценность пациента для общества, решая, кто получит труднодоступный диализ. Профиль обсуждений комитета, появившийся в «Лайф», привел к волне общественного возмущения, которая в итоге сказалась на государственном финансировании диализа.
Хотя ценность для общества сегодня не считается весомым фактором при распределении органов, люди продолжают спорить, должна ли «моральная ответственность» человека за свою болезнь играть роль в процессе отбора реципиентов. Эти споры в основном касаются алкоголиков и наркоманов, желающих получить донорскую печень. В настоящее время моральная ответственность не считается фактором, влияющим на распределение органов. Алкоголику могут отказать в пересадке из-за его активного алкоголизма или высокой вероятности рецидива, но не из-за того, что он сам виноват в болезни печени. Склонные к суициду пациенты с высоким риском повторных попыток покончить с собой вызывают аналогичные сомнения.
В случае с приговоренными к смертной казни, многие считают, что отказ в пересадке органов заключенным вроде Дженет не имеет никакого отношения к совершенным им преступлениям – только к наказанию, которое сократит ожидаемый срок службы органа. Однако во многих юрисдикциях заключенные, приговоренные к казни, ждут исполнения приговора дольше, чем обычно служат пересаженные органы, даже при условии первоклассной медицинской помощи. Случай с Рейес-Камарена является примером такой иронии судьбы. Ожидаемый срок службы почки, взятой от мертвого донора, составляет примерно тринадцать лет. Рейес-Камарена, приговоренный к смерти в 1997 году и получивший отказ в трансплантации в 2003 году, более пятнадцати лет спустя продолжает находиться в камере смертников в Орегоне.
21Сердце шимпанзе
Ширли – пятимесячная девочка с тяжелым врожденным пороком сердца. Если в течение нескольких недель ей не сделают пересадку сердца, она, скорее всего, умрет. Вероятность того, что за это время появится свободное сердце, очень мала – в лучшем случае 20 процентов.
Кардиолог доктор Велби высказывает Джорджу и Гертруде, родителям малышки, революционную идею. «Можно попробовать пересадить ей сердце детеныша шимпанзе, – говорит он. – Такого раньше не делали, но я думаю, что попытаться стоит. Это лучше, чем надеяться на 20-процентный шанс появления донорского сердца и параллельно наблюдать, как умирает ваша дочь. Если у нас все получится, наука сделает огромный шаг вперед». Ради трансплантации придется подвергнуть живую обезьяну эвтаназии.
Этично ли при таких обстоятельствах пересаживать Ширли сердце шимпанзе?
История ксенотрансплантации (пересадка органов от одного биологического вида другому) полна обманутых надежд. В 1963–1964 годах, до того, как диализ и пересадка органов стали широкодоступными, хирург Кит Реемтсма пересадил почки шимпанзе тринадцати пациентам. Один реципиент прожил после трансплантации девять месяцев, дольше всех остальных. В 1964 году, за три года до того, как Кристиан Барнард провел первую пересадку сердца от человека к человеку, Джеймс Харди пересадил умирающему пациенту Бойду Рашу сердце шимпанзе. Раш умер через два часа после трансплантации. Томас Старзл предпринимал попытки пересадить детям печень шимпанзе в 1966, 1969 и 1974 годах, но ни одна из пересадок не оказалась успешной (после четвертой попытки ксенотрансплантации, предпринятой Старзлом в 1992 году, реципиент печени павиана прожил семьдесят дней). Вероятно, самый известный и спорный случай ксенотрансплантации произошел в 1984 году в Медицинском центре Университета Лома Линда в Калифорнии, когда Леонард Л. Бейли пересадил сердце павиана младенцу с синдромом гипоплазии левых отделов сердца[19]. У малышки Фае произошло отторжение органа двадцать один день спустя. Ее случай вызвал волну критики пересадки органов от животных к человеку.
Медицина развивалась благодаря экспериментам, и нередко не самым этичным. Однако что важнее: человеческое достоинство или прогресс?
До операции Бейли даже не пытался найти сердце донора-человека, и это решение впоследствии подверглось резкой критике со стороны многих специалистов по этике. Хотя некоторые сторонники Бейли сравнили этот случай со случаем Барни Кларка, стоматолога, получившего «вечное» искусственное сердце в 1982 году, многие биоэтики считают такое сравнение недопустимым. Врачи Кларка искали альтернативные варианты для своего критически больного пациента, но не нашли их. Кроме того, он был взрослым человеком, способным дать осознанное согласие на экспериментальное лечение, а хирурги малышки Фае опирались исключительно на согласие ее родителей. В 1984 году известный ученый в области здравоохранения Джордж Аннас задался вопросом на страницах газеты «Christian Science Monitor»: «Неужели мы возвращаемся в старые времена, когда врачи просто экспериментировали [с людьми]?» Колумнист «Times» Чарльз Краутхаммер презрительно назвал эту операцию «приключением для медицинских этиков». Бейли только навредил себе еще сильнее, когда публично заявил, что не верит в эволюцию. Это заявление подорвало его авторитет среди большого числа людей.
Некоторые критики утверждают, что ксенотрансплантация, нарушающая границы между видами и угрожающая уникальности человека, никогда не станет этичной, даже если она будет очень эффективной. Защитники прав животных ставят под вопрос допустимость убийства высокоразвитой обезьяны вроде шимпанзе ради спасения жизни человека. Большинство биоэтиков, возражающих против ксенотрансплантации, высказывают сомнения по поводу экспериментального характера процедуры. В случае с Ширли нужно решить, как соотносить 20-процентную вероятность получить человеческое сердце вовремя с неизвестными шансами на выживание после пересадки органа шимпанзе. Кто должен принимать это решение? Родители Ширли? Трансплантологи? Общество в целом? Родителям девочки, вероятно, тяжело определить, чем является такая трансплантация в первую очередь: терапевтическим вмешательством или экспериментом. До подписания согласия на эту рискованную процедуру их должны проинформировать о мрачном историческом контексте. Если судить по прошлому опыту, операция, предложенная доктором Велби, вряд ли сработает.
22Пересадка головы
У Дона, сорокалетнего нейрохирурга, диагностировали терминальный рак поджелудочной железы, и ему осталось жить всего несколько месяцев. Его коллега доктор Панглосс говорит, что болезнь Дона предоставляет возможность провести эксперимент, о котором они оба давно мечтали: сделать пересадку головы от человека к человеку. Их цель состоит в том, чтобы присоединить голову (и мозг) Дона к телу человека, у которого при жизни не было проблем со здоровьем ниже шеи.
Доктор Панглосс уверен, что ему удастся убедить родственников пациента с черепно-мозговой травмой предоставить тело ради эксперимента. Он считает, что с помощью хирургов разных специальностей сможет соединить позвоночник и кровеносные сосуды Дона с телом донора. Скорее всего, Дон в итоге окажется парализован ниже шеи, но доктор Панглосс надеется, что некоторые нервные волокна со временем регенерируются. «У нас мало шансов, – говорит доктор Панглосс, – но без решительных и смелых мер ты все равно умрешь». Если не считать опухоли поджелудочной железы, Дон абсолютно здоров и является подходящим кандидатом для сложной операции. Дон и его семья очень хотят попробовать эту радикальную процедуру. Благотворительные фонды согласились покрыть все расходы.
Фантасты и ученые уже давно рассматривают трансгуманистические крайности. Для одних они стали мечтой, для других – кошмаром.
Стоит ли больничному комитету по этике одобрить первую в мире попытку пересадки головы?