убедить пациента сообщить его семье о риске не удались; 2) риск причинения серьезного вреда высок; 3) можно идентифицировать конкретного родственника в группе риска; 4) существуют методы профилактики и лечения, или ранний мониторинг снижает риск. Эти руководящие принципы противоречат принципам Американской медицинской ассоциации, выступающей за сохранение конфиденциальности.
В отличие от доктора Джекилла, который не может устранить ущерб, нанесенный Морин, в будущем врачи могут заранее предупреждать пациентов, что они нарушат конфиденциальность, чтобы защитить родственников в группе риска. Такое «честное предупреждение», может, конечно, заставить некоторых пациентов отказаться от получения эффективной медицинской помощи, однако большинство, вероятно, смирится с этим как с неизбежным следствием лечения. Такой подход устранит необходимость судебного разбирательства в будущем, хотя и не поможет судье понять, какое решение принять по делу доктора Джекилла.
52Границы между мышами и людьми
У исследователя-невролога возникает инновационная идея об изучении механизмов заболеваний, поражающих клетки мозга, например болезни Паркинсона и болезни Альцгеймера. Она хочет ввести клетки человеческого мозга в эмбрионы мышей и проследить за их развитием. Она предполагает, что мозг этих эмбрионов будет наполовину мышиным и наполовину человеческим. Мыши-гибриды будут безболезненно умерщвлены задолго до рождения, после чего исследователь изучит их гибридный мозг на наличие рудиментарных элементов человеческого сознания. В долгосрочной перспективе она надеется создать мышей, на которых можно будет тестировать новые препараты для лечения серьезных человеческих заболеваний.
Следует ли позволить исследователю провести этот эксперимент?
До 1970 годов химеры (гибриды разных видов) в основном оставались персонажами мифов. Однако после того как биологи из Стэнфордского университета Пол Берг и Ричард Маллиган успешно пересадили гены гемоглобина кроликов в почки приматов, ученые начали стремительно продвигаться в этой области. Гематолог из Невадского университета заявил, что ему удалось вывести овец с частично «гуманизированной» печенью. Лаборатория в клинике Майо произвела «свиней с человеческой кровью». Китайские исследователи добились слияния человеческих клеток кожи с кроличьими яйцеклетками. Однако наиболее значительный и противоречивый шаг в этой области был сделан, когда Ирвинг Вайсман, профессор кафедр патологии и биологии развития Стэнфордского университета, получил разрешение на создание эмбрионов мышей с мозгом с человеческими нейронами. Вайсман ранее производил мышиные эмбрионы, мозг которых был на один процент человеческим, однако надеялся, что использование только человеческих нейронов в сочетании с глиальными клетками[50] мышей позволит создать модель для изучения в лаборатории нервной ткани человека.
Вряд ли человек сможет когда-либо сравниться с природой по многообразию форм жизни.
Противники создания гибридов животных и человека особенно обеспокоены использованием нервной ткани в этих экспериментах. Критики боятся, что у мышей с клетками человеческого мозга могут развиться некоторые человеческие когнитивные способности и что они будут испытывать страдания, подобные человеческим. Эти биоэтики часто считают создание гибридов оскорблением человеческого достоинства. Они также выражают опасения по поводу целостности видов и уникальности человека, которую колумнист Уэсли Дж. Смит назвал «человеческой исключительностью». По мнению некоторых людей, создание мышей с человеческими характеристиками также делает людей более похожими на мышей. Сенатор от Канзаса Сэм Браунбэк неоднократно предлагал запретить создание гибридов животных и человека в исследовательских целях, однако его законопроекты не проходили дальше.
Даже этики, которые в принципе поддерживают подобные исследования, призвали ученых к осторожности. В статье, опубликованной в престижном «Американском журнале биоэтики», юрист Генри Грили и его коллеги отметили, что, даже если эти эксперименты отвечают основным требованиям этики по своей сути, они все равно очень проблематичны, поскольку взволновали общественность, «подорвав поддержку… других полезных биомедицинских исследований». Тем не менее первоначальные тревоги по поводу эксперимента Вайсмана в значительной степени исчезли, и гибриды мышей и человека сегодня все чаще становятся субъектами научных исследований. Наиболее яркая особенность сценария, приведенного в начале главы, заключается в том, что, хотя во многих университетах перспектива создания мышей с наполовину человеческим мозгом не является ни удивительной, ни сомнительной для исследователей, она до сих пор остается крайне спорной для значительного сегмента американского общества.
53Лечить диктатора
Фоззи – жесткий диктатор богатой страны, которая уже давно состоит в военном альянсе с Соединенными Штатами. У Фоззи диагностируют редкую форму лейкемии, рака крови, устойчивого к традиционной химиотерапии. Однако в крупной американской больнице вскоре должно начаться клиническое испытание многообещающего, но экспериментального препарата, который, возможно, позволит диктатору излечиться. Фоззи оформляет срочную визу и договаривается с больницей об участии в исследовании, которое является единственной реальной возможностью спасти ему жизнь.
Доктор Стивен Стрэндж, заведующий онкологическим отделением, сначала позволяет Фоззи пройти экспериментальное лечение. Однако в день прилета Фоззи, непосредственно перед началом лечения, друг доктора Стрэнджа дает ему книгу о нарушениях прав человека в стране диктатора. Доктор Стрэндж читает ее и узнает, что правительство Фоззи виновно в гибели тысяч мирных жителей. Оно замешано в сексуальном насилии, пытках и даже каннибализме. Доктора Стрэнджа беспокоит тот факт, что лечение, возможно, позволит Фоззи продолжать править, когда его народ не имеет доступа к базовой медицинской помощи и лишен фундаментальных прав. «В той стране множество людей умирает от лейкемии, – говорит друг доктора Стрэнджа. – Никому из них не позволяют приехать в США ради экспериментального лечения».
Этично ли со стороны доктора Стрэнджа отказать Фоззи в экспериментальном лечении?
Лидеры развивающихся стран, как диктаторы, так и избранные демократическим путем, уже давно ездят в богатые западные страны за медицинской помощью. В результате ведущие демократии часто спасают самых жестоких правителей планеты. В 2012 году эфиопский политик Мелес Зенауи умер во время лечения в Бельгии. В том же году наследный принц Саудовской Аравии прошел лечение рака в Кливленде, а позднее умер в Женеве. В 2009 году Испания приняла у себя умирающего габонского диктатора Омара Бонго, а в 2017-м – ангольского политика Жозе Эдуарду душ Сантуша. Германия приветливо принимает Нурсултана Назарбаева, приезжающего на регулярные медицинские осмотры. Профессор Йен Тейлор, эксперт по африканской политике, сказал, что из десяти африканских лидеров, умерших по естественным причинам в 2000–2015 годах, все проходили лечение в зарубежных странах, и восемь из них умерли за границей. Во многих африканских странах нарушаются права человека и население имеет крайне ограниченный доступ к качественной медицинской помощи. Вероятно, самый известный случай произошел, когда президент Джимми Картер позволил иранскому шаху лечь на операцию в больницу на Манхэттене в 1979 году. Решение Картера, подвергшееся критике в США и во всем мире, привело к крупному внешнеполитическому кризису.
Удивительно, но сообщество биоэтиков практически не высказывается на эту тему. Как правило, медицинская этика предполагает аполитичность медицины. Когда в Бахрейне в 2011 году судили медицинских работников, включая медсестру Рулу аль-Сафар, за оказание первой медицинской помощи антиправительственным протестующим, многочисленные международные медицинские ассоциации раскритиковали действия бахрейнского правительства. Точно так же группы врачей осудили нападения на медицинских работников во время гражданской войны в Сирии. Однако эти усилия по сохранению аполитичности медицины мешают тем же организациям высказываться против попыток диктаторов получить медицинскую помощь за границей. Хотя кто-то предлагает ввести правила, по которым мировые лидеры будут обязаны получать медицинскую помощь в своих странах, эти предложения далеки от реальности.
Если не лечить всех заключенных, может пострадать невинно осужденный.
Тот факт, что американское правительство выдало Фоззи визу, вовсе не означает, что доктор Стрэндж обязан его лечить. В действительности врачи не обязаны лечить тех, с кем у них нет сложившихся отношений. (Можно было бы заявить, что такие отношения были установлены, когда доктор Стрэндж первоначально согласился включить Фоззи в клинические испытания, но из-за неначатого лечения данный факт можно оспорить.) Пациентам постоянно отказывают в потенциально спасительных экспериментальных методах лечения, что часто связано с обстоятельствами, не поддающимися контролю с их стороны, например из-за ограниченного числа участников. В отличие от Фоззи эти люди порой умирают, даже не зная, что спасительные испытания проводятся.
Доктор Стрэндж, возможно, примет во внимание более глобальные последствия своего отказа лечить Фоззи. Результатом может стать дальнейшая политизация медицины, из-за которой таким группам, как Всемирная организация здравоохранения и Международный совет медицинских сестер, будет еще сложнее выступать против плохого обращения с врачами за границей. Или же отказ может привлечь внимание общественности к жертвам несоблюдения прав человека в стране диктатора Фоззи. И все же врачи часто ограничены в попытках предать свой отказ гласности: обычно диктаторы хотят, чтобы их лечение держалось в тайне, и законы о конфиденциальности не позволяют врачам разглашать такую информацию без разрешения. Правда заключается в том, что публика не знает, сколько диктаторов с плохой репутацией ищут медицинской помощи за границей. Врачи могут постоянно отказывать таким автократам в своих услугах. Нет способов узнать это точно. И все же тот факт, что общественности вряд ли станет известно о решении доктора Стрэнджа, не освобождает его от выбора, связанного с оказанием помощи спорному пациенту.