Когти грифона и летающие змеи. Древние мифы, исторические диковинки и научные курьезы — страница 11 из 51

Токсичность птиц остается малоизученной областью, и происхождение этого феномена до конца не ясно. Очевидно, он представляет собой сформировавшуюся в процессе эволюции разновидность химической защиты, приобретенную в результате употребления в пищу ядовитых растений или жуков или поглощения каким-либо образом токсинов насекомых. Но конкретный механизм возникновения токсичности птиц пока неизвестен.

Тем не менее у нас на выбор есть несколько вариантов идентификации загадочной птицы дикайрон, чей смертоносный помет в древности специально собирали как сильнодействующий яд для убийства или самоубийства и о которой писали Ктесий и Элиан. Возможно, у истоков этой легенды стояли гипервирулентные бактерии или грибки, содержащиеся в сушеных экскрементах неизвестной птицы, обитающей в горах Индии. Либо мы имеем дело с искажением сведений в ходе передачи, и существо, которое фигурирует в рассказах древних путешественников как маленькая ядовитая оранжевая птица, на самом деле было крупным и крайне ядовитым оранжевым жуком. Еще одно правдоподобное объяснение заключается в том, что дикайрон может быть реально существующим, но пока не обнаруженным ядовитым видом, и эта крошечная оранжевая птичка до сих пор порхает и испражняется батрахотоксинами где-то на неизведанных лесистых склонах Памира, Гиндукуша или Гималаев.

8. Стервятники – талисманы римской армии

Первые окольцованные птицы

Во время войны первыми на кровопролития откликались стервятники. Этих крупных хищных птиц часто видели над полями сражений, где они кружили, высматривая себе лакомую добычу среди мертвых и умирающих. В ожидании нового пиршества стервятники-падальщики нередко следовали за древними армиями во время походов.

Когда великий римский полководец Гай Марий (157-86 гг. до н. э.) воевал против германских племен (кимвров, тевтонов и амбронов – подробнее о них см. главу 39), его солдаты заметили, что во время переходов их сопровождает пара стервятников. Армейский кузнец выковал два бронзовых ошейника, и легионерам удалось поймать стервятников в сети, вероятно, пока они кормились. Солдаты надели на шеи хищников бронзовые обручи и отпустили свои новые талисманы на свободу.

С тех пор, замечая неподалеку этих стервятников в ярко блестящих на солнце бронзовых ошейниках, римские солдаты ощущали прилив воодушевления и приветствовали их одобрительными возгласами. Со времен основания Рима стервятники считались хорошим предзнаменованием. Пара стервятников поднимала боевой дух армии – их появление воспринималось как верный знак того, что римлян ждет победа, а их крылатые талисманы смогут насытиться трупами врагов.


Пара чёрных грифов в бронзовых ошейниках с гравировкой.

Рисунок Мишель Энджел


Эту занятную историю о первом задокументированном случае кольцевания птиц первым рассказал в I веке Александр Миндский, чьи труды о животных ныне утеряны, за исключением ряда фрагментов, а также биограф Мария Плутарх (46–119) в своих «Сравнительных жизнеописаниях».

В древнеримский период в Европе обитало несколько видов стервятников. Возможно, птицами, о которых идет речь, были белоголовые сипы (Gyps fulvus), черные или бурые грифы (Aegypius monachus), либо грифы-бородачи, или ягнятники (Gypaetus barbatus). Европейские грифы живут поодиночке или парами. Они очень умны и склонны к моногамии: находят себе пару на всю жизнь, при этом в паре ведут себя как равные. Можно предположить, что стервятники, окольцованные солдатами Гая Мария, были как раз парой – самцом и самкой. Стервятники могут жить до 40 лет, размах их крыльев достигает 2–3 метров. Хищников, сопровождавших легион, вряд ли можно назвать ручными домашними птицами, однако нетрудно представить, как римские солдаты оставляли для них еду возле лагеря или специально подкармливали во время переходов, чтобы удержать рядом с собой (о домашних птицах см. главу 9).

Солдаты, служившие под началом Мария, наверняка слышали и о почтовых голубях и воронах, которые доставляли привязанные к лапке или к шее послания с просьбами о подкреплении и данными военной разведки, помогали поддерживать связь во время осад или между отдельными армиями. Один из первых таких примеров относится к временам Второй Пунической войны (218–201 гг. до н. э.) – тогда к осажденным римским позициям отправили ласточку с привязанным к лапке шнурком. Количество узлов означало, через сколько дней прибудет помощь. Существует также много историй о том, как с помощью ласточек, голубей и ворон передавали новости о спортивных победах. Для этого им на лапки повязывали цветные шнурки или лоскуты окрашенной ткани, или просто наносили на перья мазок краски того цвета, который обозначал команду-победительницу. Подобные сообщения о временном кольцевании птиц для передачи сообщений восходят к V веку до н. э. В Средние века сокольничие окольцовывали хищных птиц, чтобы показать, кому они принадлежат. По некоторым сведениям, примерно в 1595 году на Мальте был пойман сапсан, носивший знак французского короля Генриха IV.

Насколько нам известно, стервятники Мария, окольцованные более 2000 лет назад, стали первыми птицами, получившими постоянные ошейники, по которым их можно было идентифицировать и отслеживать их перемещения.

9. Домашние птицы в разные века

Эта глава посвящена памяти двух моих знакомых говорящих птиц. Когда мне было 11 лет, на день рождения мне подарили зеленого длиннохвостого попугайчика. Мы назвали его Бибоп, поскольку слышали, что птицам легче всего даются звуки «б» и «п». Бибоп умел произносить свое имя, а моя мама научила его выговаривать: «Птицы не умеют говорить!» Кроме того, Бибоп самостоятельно выучил первые строки «Лихтенштейнской польки» (Ja, das ist die Liechtensteiner Polka mein Schatz!). Она заняла 16-е место в поп-чарте США в 1957 году, и ее постоянно крутили по радио и на домашних проигрывателях. Вторая говорящая птица – большой попугай-амазон, которого держали в вестибюле здания National Geographic в Вашингтоне, округ Колумбия. Я заглядывала туда во время обеденных перерывов, когда работала неподалеку от Белого дома в 1968 году. Этот попугай знал только одну эффектную фразу, и пронзительно кричал каждому проходившему мимо: «Скажи что-нибудь! Скажи что-нибудь!»

Домашние птицы на протяжении многих веков скрашивали жизнь знаменитых (а также печально известных) людей. На древнегреческих вазах мы находим изображения детей, играющих в женских покоях с питомцами – голубями и ибисами. В Древнем Риме Катулл упоминал в своих эротических стихах (2 и 3), какими ласками его возлюбленная осыпала ручного домашнего воробья, а Овидий сочинил сатирическую элегию о попугае своей любовницы Коринны (Любовные элегии, 2.6).

Поэты Нового времени тоже увековечивали попугаев в стихах. «Я не обменял бы своего попугайчика на всех голубей мира», – утверждал поэт Мэтью Прайор в 1718 году. Уильям Каупер в стихотворении «Попугай» того же периода описывает типичный разговор попугая и его хозяйки: «Попка хороший!» – нежно восклицает дама, и пернатый подражатель охотно с ней соглашается: «Попка хороший!»

В эпоху Реставрации в Англии владельцы птиц были очень привязаны к своим питомцам, о чем свидетельствуют некоторые частные объявления в London Gazette:

«В прошлое воскресенье из моего окна улетел маленький попугай с красной головой и зеленым, красным и черным хвостом» (1688).

«Потерялся зеленый попугай с черно-красным кольцом на шее» (1675).

Прирученная птица. Рисунок на греческой вазе, 420 г. до н. э.

Копия Мишель Энджел


Журнал Tatler (основанный в 1709 году и ставший чем-то вроде первой в мире социальной сети) публиковал письма молодого человека, который жаловался, что возлюбленная пренебрегает его ухаживаниями и уделяет слишком много внимания своему попугаю.

Чрезвычайной популярностью пользовались канарейки. В 1685 году объявление в одной лондонской газете сообщало о продаже «семи сотен канареек, недавно привезенных с Канарских островов». Через несколько лет толпы любопытных собрались на Риджент-стрит, чтобы послушать еще одну канарейку, обладавшую поразительными ораторскими способностями. Помимо слов: «Поцелуйчик, поцелуйчик» в сопровождении характерных звуков птица умела говорить: «Душка Тичи, милашка-крошка Тичи» и «Ну поцелуй меня, милая Минни». Кроме того, в репертуар канарейки входили первые такты гимна «Боже, храни королеву».

В XVII веке Ост-Индская компания нередко привозила из дальних стран экзотических птиц. Некоторых из них преподносили в дар британской королевской семье. Например, герцог Йоркский в 1664 году получил от компании бенгальскую майну. Эта птица, знавшая множество фраз и умевшая подражать ржанию лошади, считается первой майной, попавшей в Англию. Любимым развлечением жителей Лондона в те времена стали прогулки по фешенебельному Сент-Джеймсскому парку, где в общественных вольерах были выставлены на всеобщее обозрение сотни прекрасных редких птиц. Улица, на месте которой раньше находилась упомянутая часть парка, до сих пор носит название Бердкейдж-Уок – в память о больших птичьих вольерах, обитателей которых при Карле II поставляла Ост-Индская компания.

В 1662 году Карл II женился на Екатерине Брагансской, которая принесла ему в приданое города Танжер и Бомбей. Но вместо редких птиц из этих тропических портов король предпочитал держать в своей спальне английского ручного скворца. Позднее королевский скворец был подарен Сэмюэлю Пипсу, великому диаристу, писавшему о повседневной жизни британской знати в 1660-х годах. «Королевский скворец и впрямь чудесно разговаривает и свистит, чем я весьма горжусь!» – восклицал Пипс в своих заметках. Кроме скворца он держал дома несколько канареек, подаренных ему другом-капитаном. В своем дневнике Пипс описывает приятную поездку за клетками для канареек и упоминает о том, как его огорчила смерть птицы, которая прожила у него четыре года. Он также восхищается попугаем своей жены, отмечая: «Что касается его умения говорить и петь, я никогда не слышал ничего подобного!»